— Марина, но мы здесь только один день. Как можно судить по одному дню? Ты даже на кладбище не была! — возмутилась Алина.
— Алина, еще один такой день, и мы все окажемся на кладбище! — огрызнулась я и скрылась за дверью.
Надо же! Ей мало того, что Лиза едва на тот свет не отправилась, что Орешкину спасла только крепкая черепная коробка, что Богомолов не раздавил под собой хозяина гостиницы. И это только за один день! А впереди еще четыре.
Но у меня такой характер — долго злиться ни на кого не могу. Я полежала в постели, остыла, отдохнула и решила сходить проведать Алину. Наверное, она переживает, думает, как исправить положение?
А может, и не надо ничего исправлять? Ведь то, что сегодня кажется ужасным, завтра будет вспоминаться всего как веселый эпизод. Ну, напился товарищ, не смог вылезти с машины, потом упал, других сбил с ног. Ну и что? В кино над такими моментами смеются, а мы?
Другое дело — Орешкина! Но опять, как на все это посмотреть. Черепица слетела с гостиничной крыши, а раз так, то Оуэн должен нести полную ответственность за случившееся. Надо донести мою мысль до Алины. Пусть Оуэн оплатит моральный и физический ущерб. Проживание в гостинице нам влетело в копеечку, а удобств по большому счету никаких. В туалет даже надо ходить черт знает куда.
Я поднялась с кровати, решив, прежде чем навестить Алину, зайти в вышеупомянутое помещение. В коридоре я наткнулась на Зорькина, который занимался тем, что с серьезным видом посыпал полы мукой.
Или я, или он — одно из двух, кто-то из нас сошел с ума. Я с минутку понаблюдала, как Владимир Владимирович скрупулезно опустошает пакет, и пришла к выводу: со мной все в порядке, это у Зорькина в голове тараканы шебуршатся.
— Владимир Владимирович, а что вы делаете?
— Пытаюсь разобраться: настоящий призрак здесь бродит или фальшивый?
— А мука зачем?
— Это мел. Он мне позволит обнаружить любые отпечатки ног. Призрак — это бестелесная субстанция, он отпечатков не оставляет. А если нас разыгрывает кто-то вполне реальный, имеющий физическую оболочку, — следы обязательно останутся.
— А если кто-то ночью по малой нужде захочет? Что тогда? Вы спутаете шутника с нормальным человеком, которому просто приспичило?
— Тогда следы будут идти из комнаты в туалет и обратно.
— Понятно. А что у вас в другом мешочке? — Рядом с тем местом, которое Зорькин обильно посыпал мелом, лежал прозрачный полиэтиленовый пакет с какой-то штуковиной внутри.
— Это специальный прибор, кстати — мое изобретение, — гордо пояснил Зорькин. — Он способен улавливать и регистрировать малейшие электромагнитные колебания. Сейчас мел высыплю и настрою этот прибор на психическую энергию приведения. Хотите посмотреть?
— Нет, Владимир Владимирович, вы уж сами, я так устала, хочу ночью выспаться. Я сейчас в одно место сбегаю, а вы за мной мелком присыпьте, чтобы я картину эксперимента не исказила, — попросила я и сначала бочком, потом широкими шагами промчалась в туалет и обратно, в Алинину комнату.
Остаток вечера я просидела у подруг. Запасливая Степа достала допотопный кипятильник в виде спиральки, приготовила чай и выложила печенье, купленное в местном магазинчике. Мы очень душевно провели время. Выходя из комнаты, я вспомнила, что мы так и не спросили у Лизы, зачем она наглоталась лекарства.
— Алина, мы не узнали у Лизы, какое лекарство она принимала.
— Я спрашивала, — вместо Алины ответила Степа. — Мне показалось странным, с чего это ее так сморило. Первое, что мне пришло на ум — она выпила снотворное и не рассчитала дозу. Но Лиза сказала, что никакие лекарства она не принимала, и вообще, ее мать с детства приучила химией не злоупотреблять, разве что в редких случаях, когда температура высокая или горло болит. О наркотиках она и слышать не хочет. У меня создалось впечатление, что Лиза вполне нормальная девчонка. А почему она так вырубилась? Может, стресс? Все эти конкурсы красоты — чистая мясорубка. Две недели их готовят, учат ходить, спину держать, танцевать. И все это по двадцать часов в сутки. Потом сам конкурс — сплошные переживания. К этому добавьте перелет, переезд…
— Степа, ты правильно рассуждаешь, — перебила ее Алина. — Стресс, физическая усталость, но ты не в курсе, в ее крови все же нашли один препарат. А как он в нее попал… Странно.
— Странно, — повторила я. — Ладно, девчонки, я пошла спать, если что — будите.
Как только я сомкнула веки, сразу провалилась в глубокий сон. Но выспаться мне не удалось и в эту ночь. Наверное, само место внутренне настраивало меня не терять бдительности в любое время суток. Я проснулась от легкого постукивания в дверь. Не успев со сна испугаться, я спросила:
— Кто там?
— Марина Владимировна, это я, Богомолов, — зашептал в замочную скважину Федор Петрович. — Откройте.
— Федор Петрович, я сплю, — попробовала я отделаться от Богомолова.
— Тут такое дело… Выгляньте, посмотрите.
Мне пришлось вставать и тащиться к двери. В тусклом свете перед собой я увидела немыслимо бледное и перепуганное лицо Федора Петровича. Если бы он не сказал, что это он за дверью, я бы его не узнала. На фоне мертвенно белой кожи отливали синевой трясущиеся губы, волосы торчали в разные стороны, а глаза были выпучены, как у только что сваренного рака. Кстати, по цвету, они были такими же красными.
— Что с вами Федор Петрович? — спросила я, догадываясь, что у Богомолова наступил момент расплаты за изрядно выпитое количество спиртного. К сожалению, я ему ничем помочь не смогу, у меня нет ни пива, ни какого-другого спиртного.
Но речь, как оказалось, шла совсем об ином.
— Выгляньте в коридор, — Богомолов чуть не плакал. — Вы ее видите?
— Кого? — спросила я, прячась за дверью и совсем не собираясь показываться в неглиже перед Богомоловым.
— Женщину в Белом. Пожалуйста, Марина Владимировна, посмотрите, вы ее видите или у меня белая горячка?
Вначале я хотела подтвердить вариант белой горячки, но любопытство все же взяло верх, и я высунула свой любопытный нос в коридор. Примерно на том же месте, что и вчера, в конце коридора в белом одеянии колыхался призрак. Легкая накидка покрывала его с головы до ног, если, конечно, таковые имелись в наличии. Опять, как и вчера, появился ветер, он играл с накидкой, забирался под нее и надувал легкую ткань. Накидка топорщилась и приподнималась, а призрак становился объемнее и ужаснее.
Я посмотрела на обсыпанные мелом полы. Никаких следов, уходивших в глубь коридора, не было. Значит… Холодные мурашки пробежали по моей коже, и я крепко схватила Богомолова за руку.
— Вы видите, — по моему лицу догадался Федор Петрович. Как ни странно, тот факт, что я тоже увидела Женщину в Белом, его обрадовал. И он, почувствовав себя героем, а не алкоголиком, которому в пьяном угаре привиделись отплясывающие черти, погладил меня по руке и успокоил: — Не бойтесь, я с вами.
Мне от его слов спокойнее не стало.
— Надо разбудить Зорькина, — непослушными губами пролепетала я.
— Зорькина? Зачем Зорькина? — как индюк надулся Богомолов. — Я сам с ней справлюсь, — и, недолго думая, он снял с ноги увесистый башмак, сделал несколько шагов для разбега и запустил им в конец коридора.
Башмак набрал скорость, несколько раз в полете перевернулся и, достигнув белого балахона, впечатался в ту часть, которую в народе называют филейной. Привидение встрепенулось, взмахнуло рукавами, как раненная птица крыльями, ойкнуло, что-то добавило, конкретно что, мне разобрать не удалось, и, влипнув в стенку, испарилось.
— Я сделал ее! Я сделал! А-а-а! — завопил Богомолов и, продолжая орать, понесся в конец коридора.
Из-за всех дверей выглянули сонные лица, а Богомолов бегал взад-вперед по коридору, по ходу исполняя то цыганочку, то лезгинку. Он ликовал, как ребенок, которому три года назад обещали и вот наконец купили велосипед. Что он выкрикивал, никто понять не мог. Степа при виде его безудержной радости перекрестилась, Штурм покрутил пальцем у виска, Саша молча пожал плечами, мол, и не такое видел на практике в дурдоме.
Добиться чего-то от Богомолова в эти минуты было невозможно. Все обступили меня, и я вкратце изложила, как все произошло.
Зорькин, до которого в конце концов дошло, почему Богомолов словно ненормальный отплясывает на том самом месте, с которого испарилось привидение, схватился за голову.
— Следы! Вы стерли все следы! — только это он и мог сказать и, разочаровано махнув рукой, отправился в свою комнату.
Мне стало жалко Владимира Владимировича, я его догнала. Конечно, нехорошо получилось, он весь вечер готовился к встрече с приведением, тонким слоем покрывал мелом полы, а Богомолов запустил в призрак ботинком.
— Подождите, Владимир Владимирович, проверьте ваш приборчик, может, он что-то и зафиксировал.
— Что? — взвыл Зорькин. — Извержение вулкана? Синхронный всплеск паранойи в сумасшедшем доме? Массовый психоз на выступлении поп-звезды? Поймите, призрак материя тонкая, едва уловимая и едва различимая. Вам повезло, он вам открылся, а вы так грубо обрадовались ему. Так радуются только слоны сезону дождей после долгой засухи. Разве так можно? Взрослые люди, а … — не договорив, он скрылся за своей дверью.
Между тем все столпились в конце коридора. Штурм ощупывал стену, а остальные присутствующие выдвигали разные версии, куда мог исчезнуть призрак.
— Ничего не вижу. Стена как стена. Ни щелочки, ни дверцы. Зажигалка у кого-нибудь есть? Посветите.
Саша протянул одноразовую зажигалку, позаимствованную в местном пабе. Вспыхнул маленький огонек, но светлее от него не стало. Пламя дрожало, слепило глаза, но стена освещалась так же тускло, как и раньше.
— Надо завтра с утра все осмотреть, — постановил Штурм. — Сейчас все равно ничего разглядеть не удастся.
— Завтра так завтра, — согласились все и начали расходиться по комнатам.
— Подождите, а мой туфля? Как я буду ходить в одном ботинке? — напомнил о себе Богомолов. Он рыскал глазами по полу, но найти второй ботинок ему никак не удавалось. Такое впечатление, что он испарился на пару с привидением.