В этот момент я вспомнила о Богомолове, который тоже хотел выглядеть перед новой женой целомудренным и с этой целью поменял свой паспорт на чистый документ без штампов о браках и последующих разводах.
— Ясно. Что было дальше?
— Я ушла.
— Вы и тогда не сказали Насте, кто перед ней стоит?
— Нет, я так и не смогла сказать правду, — смутилась Ольга. — Теперь я боялась показаться полной дурой, хотя таковой и была на самом деле. Я развернулась, ушла и больше встречи с дочерью не искала. С Оксаной тоже не виделась.
— Все это время? Как же вы оказались здесь, в этой квартире, в роли жены Богомолова?
— Я устроилась в одну частную фирму на рабочую должность. Платили мне хорошо, я снимала квартирку, маленькую, недорогую, и мне хватало. Но так случилось — хозяева свернули производство, и я осталась без средств к существованию. Кому я должна была идти? Конечно, к Оксане. Я пришла к ней в тот день, когда должен был вернуться из Англии Богомолов, и потребовала денег. Сначала она отказывалась мне платить, хотя я просила немного, только на первое время, пока не устроюсь на новую работу. Представляете, она сказала мне, что живут они с мужем скромно, у нее лишних денег нет даже на косметику. Короче, такую пургу мне мела, что у меня уши остывать стали. «Хорошо, — говорю я. — Вспомни, что мне обещала когда-то. Я выхожу из тюрьмы и занимаю твое место, а ты со справкой об освобождении рыщешь в поисках куска хлеба. Устраивает тебя такой вариант?» Разумеется, этот вариант ее не устраивал. Она нервничала и торопилась меня выпроводить — вот-вот должен был вернуться из поездки Федор Петрович. Оксана достала пачку стодолларовых бумажек и вручила мне их со словами: «На первое время тебе хватит, а теперь уходи». Прежде чем выпустить меня из квартиры, она вышла в коридор, посмотреть, нет ли там кого. Через минуту она вернулась. Лицо ее было белее мела, губы дрожали, а в глазах застыл такой ужас, будто в подъезде она встретилась с приведением. Речь ее была бессвязна, она повторяла только одно слово: «Там, там» и все. Я не могла понять, что ее так сильно напугало, и выскочила в подъезд. На площадке между этажами, весь в крови лежал пожилой мужчина, без сомнения, он был мертв. Когда я вернулась, Оксана заливалась слезами и причитала: «Феденька, это меня бог покарал. Феденька! Это меня наказали за грехи. Отняли самое дорогое, что было». Так я поняла — там, в подъезде, лежит хозяин квартиры Богомолов. Я напоила ее водой, дала какие-то успокоительные лекарства из аптечки. Постепенно она стала приходить в чувства. И вот тогда она мне предложила: «Смерть Феди — это шанс вернуть всех на свои места. Оставайся вместо меня».
— И вы согласились?
— Да.
— А вы не побоялись, что история может повториться?
— Нет. С годами я научилась распознавать показуху от истинного горя. Оксана не прикидывалась, не играла и не пыталась меня обмануть. Она тяжело переживала смерть мужа. Она действительно полюбила Федора Петровича. Знаете, как бывает: выходила замуж по расчету, а потом влюбилась. Не зря же она всю жизнь носила мою маску? Могу себе представить, как ей трудно было, с ее-то характером. Первое время она, конечно, опасалась разоблачения, боялась попасть в тюрьму, а потом, когда я за нее срок отсидела, чего ей было бояться? Только одного, что Федор раскроет обман и не простит. Смерть Богомолова — случайность, его убили кирпичом по голове, забрали деньги и мобильный телефон. При чем здесь Оксана? Вы ведь это имели в виду, когда спрашивали, не боюсь ли я повторения истории.
— Ясно. Вы согласились поменяться вновь местами.
— Да, во-первых, на этом настаивала Оксана. Во-вторых, было бы справедливо дать мне на старости лет пожить по-человечески. И, в-третьих, я хотела встретиться с дочерью, все ей рассказать, объяснить, почему так произошло, и помочь с деньгами устроиться в жизни. Согласитесь, девочке тоже не повезло.
— В вашей истории мало кому повезло, — констатировала я.
— Значит, ни вы, ни Оксана Богомолова не убивали? — заключила Степа.
— Разумеется! Вы можете поверить мне на слово — я не убивала. Если честно, я даже Богомолова при жизни не видела. А Оксана, могу поклясться на чем угодно, за пределы квартиры при мне не выходила.
— А где теперь Оксана?
— Оксана в тот же вечер ушла. Показала мне, где лежит паспорт, деньги и до прихода полицейских ушла.
— И вы не знаете, где она сейчас может быть?
— Почему? Знаю. Оксана собиралась устроиться послушницей в монастыре. Она чувствует себя в этой истории такой виноватой, что решила в тиши и уединении привести голову в порядок.
— Надо же! — воскликнула Степа. — Это уж совсем история из прошлого века, вернее, позапрошлого. Ушла в монастырь!
— Напрасно вы так, — обиделась за сестру Ольга. — Много женщин, выйдя на свободу, не могут найти себя в теперешней жизни, помыкаются, помыкаются и уходят в монастырь. Это я Оксане адрес подсказала. Я его на зоне у знающих людей на всякий случай взяла. Могу и вам дать.
— Спасибо, нам еще рано. Возьмем, если понадобится.
— Ольга Сергеевна, вы Насте уже рассказали, кто кем был?
— Нет, еще не успела. Я сама должна сначала прийти в себя. Объяснение с полицией, похороны, поминки. Все это так трудно. К тому же ко мне с соболезнованиями обращаются люди, о которых я ничего не знаю, хотя как вдова Богомолова должна бы и знать. В последние дни я часто попадаю в неловкие ситуации, говорю невпопад, несу всякую чепуху. Могу себе представить, что обо мне думают люди. Скорей всего, что я от горя умом тронулась? Но в моем положении это выход, с чокнутой какой спрос?
— Ольга Сергеевна, еще один вопрос. Вы знаете Игоря Северянина?
— Говорите громче.
— Игоря Северянина!
— Конечно, русский поэт первой половины двадцатого столетия. А почему вы о нем вдруг спросили? Ах да! Мне кажется, вы его имя уже упоминали. Я ведь с зоны вернулась наполовину глухой, после тяжелого отита одно ухо совсем не слышит. Что-то знакомое мне послышалось, а сообразить, о ком вы говорите, я в прошлый раз так и не смогла. Вы тогда еще так удивились, у вас такое выражение лица было, — Ольга Сергеевна за всю встречу в первый раз улыбнулась. — Как же так, кто может не знать Северянина? Но как библиотекарь, вынуждена вас разочаровать, его нечасто спрашивают. Во всяком случае, когда я работала, им интересовались единицы.
— Именно тот факт, что вы библиотекарь по образованию и не знаете, кто такой Северянин, нас и смутил, — призналась я. — Вы должны были о нем слышать. Вот мы и заподозрили, что вы не тот человек, за которого себя выдаете. Кто же знал, что у вас проблемы со слухом и вы не поняли, о ком идет речь?
— Вот, значит, что вас насторожило в моей персоне. Но знаете, даже если бы я хорошо слышала, после всего, что со мной произошло, мне простительно забыть, как меня зовут на самом деле. Не то что Северянина помнить.
— Это, верно.
— А кто вам сказал, что я в прошлом библиотекарь? — поинтересовалась Ольга Сергеевна.
— Лариса Мамонтова, первая жена Федора Петровича.
— А он был женат? Надо же, как я плохо знала своего «мужа»! Вы говорите о той высокой красивой даме?
— Да, Лариса Ивановна была женой и другом Богомолова до последних дней. Это она посоветовала ему сделать чистый паспорт без штампов перед свадьбой с вашей сестрой.
— Зачем? — удивилась Ольга Сергеевна.
— Наверное, он не хотел предстать перед Оксаной бабником. Она ему показалась такой правильной, чистой…
— Она явно переигрывала. Я считаю, каждый имеет право на ошибку, и в браке тоже.
— Кстати, Лариса Ивановна являлась единственным компаньоном Федора Петровича в сети магазинов «Сытый желудок». Вы должны об этом знать.
— А я-то думаю, почему она у меня о каких-то документах спрашивает. Оксанка в тот вечер, когда убили Богомолова, вручила мне паспорт и деньги, а о документах ни слова не сказала.
— А каково состояние Богомолова, вы в курсе?
— Нет, мне и тех денег, что оставила Оксана до конца жизни хватит, и еще дочке останется.
— Ольга Сергеевна, а с Алексеем Боголюбовым вы встречались? Как он воспринял ваше возвращение?
— Нет, с ним не встречалась, — ответила «вдова» Богомолова.
— Тогда простите, что мы вас потревожили, — я поднялась с дивана и знаком показала Степе последовать моему примеру. — Нам пора, время уже позднее.
— Да, да, — закивала головой Ольга Сергеевна.
Она с готовностью встала, чтобы проводить нас к двери. В эту минуту мне показалось, что Ольга Сергеевна испытывает определенное облегчение от того, что мы наконец-то уходим. Разговор получился и откровенным, и трудным, устали все, и всем хотелось отдохнуть.
Мы вышли из дома, немного постояли, посмотрели на окна богомоловской квартиры. Свет несколько минут продолжал гореть в гостиной, потом он погас, но зажглось соседнее окно с яркими и веселыми занавесками — хозяйка перешла в кухню. Ее силуэт пару раз промелькнул в окне. С улицы было видно, как Ольга Сергеевна хлопочет у плиты, открывает посудный шкаф, достает кружку.
— Чай собирается пить, — предположила Степа.
— Пошли домой, — уставшим голосом попросила я.
После разговора с Ольгой Сергеевной у меня на душе остался осадок, как будто я что-то не поняла, упустила нечто важное. Я никак не могла взять в толк, как же так получается? Оксана испортила жизнь сестре: сначала отбила мужа, потом вообще вместо себя посадила в тюрьму, лишила свободы и дочери. Было бы странно, если бы сестра с ней не поквиталась. Но Ольга простила Оксане все зло, мстить не стала, ушла и жила своей жизнью до тех пор, пока не оказалась в безвыходной ситуации. Вот тогда-то она пошла к Оксане и приняла из ее рук законное вознаграждение, моральную компенсацию за все потери — свое истинное имя и вместе с ним наследство от убитого Богомолова.
— Черт, библейский сюжет какой-то! Каждому воздастся по заслугам, — в сердцах проговорила я.
— Ты о чем? — переспросила Степа.
— Об Ольге и ее сестре Оксане. Я запуталась. Разве бывают такие святые, как эта Ольга? Просто Иисус Христос в юбке. Пошла, отбарабанила срок за сестру и никаких претензий к жизни. Степа, скажи, ты бы так поступила?