- Он сидит в хозяйской комнате, - лениво отозвался Крабат. - Прямо налево, как войдёшь в сени, первая дверь - её не пропустишь.
Незнакомец оглядел Крабата с насмешливой улыбкой.
- Делай, что я сказал, брат, и отведи меня к нему!
Крабат почувствовал могучую силу, исходившую от незнакомца. Она принудила его подняться и показать дорогу, как тот потребовал.
Мельник сидел в хозяйской комнате, в торце стола. Он раздражённо поднял взгляд, когда Крабат ввёл внутрь незнакомого работника, но того, казалось, это не очень-то беспокоило.
- Мир вам! - воскликнул он, приподнимая свою шляпу. - Я приветствую тебя, Мастер, и требую по обычаю гильдии еды на дорогу и постоя на одну ночь.
Мастер в своих обычных выражениях указал ему на дверь, незнакомец и не подумал уйти.
- С собаками, - сказал он, - это ты оставь - я знаю, что у тебя нет ни одной. Ты же позволишь?
Он уселся без дальнейших церемоний на стул, что стоял с другого краю стола. Крабат больше ничего не понимал. Как мог Мастер допустить такое! Он же должен был вскочить, выгнать незнакомца прочь - если потребуется, выставить его с побоями с мельницы... Почему он ничего не делал?
Без слов оба человека сидели один против другого и неотрывно смотрели друг на друга через стол, полные сдерживаемой злобы, будто каждый готов был в любой миг броситься с выхваченным ножом к горлу другого.
Снаружи прогремел первый гром - ещё далеко отсюда, глухой рокот, едва различимый.
Тут в дверях появился Ханцо, затем Михал, затем Мертен. Один за другим парни входили в комнату Мастера, пока все не были в сборе. У них в какой-то момент возникло желание увидеть Мастера, говорили они позже - совершенно случайно оно охватило каждого и привело сюда...
Гроза подходила ближе, от порыва ветра задребезжали окна, полыхнула молния. Незнакомец вытянул губы, затем плюнул на стол. На том месте, куда он плюнул, сидела красная мышь.
- Теперь, мельник, ты плюнь на это!
Мастер выплюнул на стол чёрную мышь, она была одноглаза, как он сам. Мыши кружили одна вокруг другой на шустрых лапках, одна пыталась укусить другую за хвост: красная - чёрную, чёрная - красную. Чёрная уже изготовилась укусить - тут незнакомый работник щёлкнул пальцами.
Там, где прижималась к столу красная мышь, теперь прижался красный кот, готовый к прыжку. В мгновение ока и чёрная мышь превратилась в кота, чёрного и одноглазого. Шипя, угрожающе выпустив когти, они набросились один на другого. Удар лапой, укус и снова удар лапой!
Красный кот нацелился на единственный глаз чёрного. С визгом бросался он на чёрного кота. Едва не получилось выцарапать ему глаз.
На этот раз Мастер щёлкнул пальцами. Тут на месте чёрного кота оказался внезапно чёрный петух. Забив крыльями, колотя клювом и когтями, он атаковал - так, что красный кот в ужасе отпрянул, но недалеко, потому что тут работник щёлкнул пальцами.
Два петуха, чёрный, красный, стояли на столе один против другого, гребешки налились кровью, перья распушились.
Снаружи гроза утихала, мукомолы не заметили этого. Между петухами разгорелась яростная борьба. Стремительно подпрыгивая, они наскакивали один на другого. Градом сыпались удары клювом и шпорами с обеих сторон, они защищались крыльями так, что разлетались перья, они кричали, они верещали.
Наконец красному петуху удалось прыгнуть на спину чёрному. Он крепко вцепился когтями в оперение противника, он безжалостно драл его, он в слепой ярости долбил его клювом - пока чёрный не обратился в бегство.
Красный петух преследовал его по всей мельнице, погнал его в Козельбрух.
Последняя, ужасная вспышка молнии, затем гром как тысяча барабанов - и на этот раз тишина, и только дождь, что с шумом хлынул за окнами.
- Ты, - сказал незнакомый работник, - проиграл поединок, мельник с Чёрной воды. Теперь живо, я голоден - неси мне есть и вино не забудь!
Мастер, с лицом белым как известь, поднялся из своего кресла. Собственноручно он подал незнакомому странствующему подмастерью хлеб и ветчину, копчёное мясо и сыр, огурцы и маринованный лук. Затем он принёс из подвала кувшин красного вина.
- Слишком кисло, - заметил незнакомец после того, как попробовал. - Налей мне из того маленького бочонка, что стоит справа в дальнем углу! Ты приберёг его для особого случая - это и есть особый случай.
Мастер подчинился, скрипя зубами. Он проиграл поединок, он вынужден был поджать хвост.
Незнакомец в полном спокойствии поглощал пищу, Мастер и подмастерья глядели, как он это делает. Они стояли как вкопанные на своих местах и не могли отвести взглядов от него. Наконец он отодвинул тарелку, вытер рукавом губы и проговорил:
- Ага, было вкусно - и довольно-таки обильно... Ваше здоровье, братья! - он поднял стакан и выпил за подмастерьев. - А тебе, - посоветовал он Мастеру, - стоит в будущем присматриваться получше, прежде чем указать незнакомцу на дверь - попомни слова Пумпхута!
С этими словами он поднялся, взял тесак и дорожный узелок и пошёл прочь с мельницы. Крабат и другие подмастерья толпой последовали за ним, оставив Мастера одного.
Снаружи гроза стихла, солнце стояло над Козельбрухом, шёл пар от земли, воздух был на вкус свеж, как колодезная вода.
Пумпхут шёл своим путём, не оглядываясь. Напрямик через мокрый луг он шагал к лесу и что-то себе насвистывал. Несколько раз сверкнуло на солнце его золотое кольцо.
- Разве я вам не говорил? - заметил Андруш. - Кто имеет дело с Пумпхутом, всегда уже только потом замечает, что ему куда лучше было бы заметить сразу...
На три дня и три ночи мельник заперся в Чёрной комнате. Мукомолы ходили на цыпочках по дому.
Они присутствовали при том, как Пумпхут побил Мастера в битве колдунов, несложно было догадаться, что им предстоят тяжёлые времена.
Вечером четвёртого дня час настал. Мастер появился за ужином в людской и вытащил их из-за стола: "За работу!" Он, должно быть, пил, они это учуяли. Он стоял перед ними осунувшийся, бледный как смерть, лицо в щетине.
- Вы ещё не в мукомольне, мне вам ноги приделать? Давайте, запускайте мельницу, дробите зерно! Мелем на всех жерновах - и мало вам не покажется, если хоть один будет мне тут филонить!
Целую ночь парням пришлось промучиться на мельнице. Мастер нещадно понукал их. С криками и руганью гонял он их туда и сюда, изрыгал проклятия, угрожал наказанием, еле давал им прийти в себя. Не было ни одного перерыва во всю ночь, ни мгновения, чтобы перевести дух.
Когда в конце концов рассвело, парни валились с ног от усталости. Им казалось, будто им переломали дубинкой все кости в теле, и не было никого, чьё дыхание бы не сбилось. Мастер отослал их по нарам, им нужно было отдохнуть.
На день он их полностью оставил в покое, но вечером всё опять началось сначала. И так пошло теперь ночь за ночью. Когда темнело, Мастер гнал их в мукомольню, и там они должны были вкалывать - обруганные, осмеянные и понукаемые, - до рассвета нового дня.
Только в ночи с пятницы на субботу им не нужно было работать, потому что занятия по пятничным вечерам проводились по-прежнему.
Только парни так уставали, что, сидя в обличии воронов на шесте, едва держались, чтоб не заснуть, а некоторые и засыпали от изнеможения.
Мастера это не беспокоило. Чему они обучались и насколько хорошо, было их делом. Только однажды, когда Витко во сне плюхнулся с шеста, Мастер не мог не обругать его.
Из всех парней Витко приходилось хуже всего, ведь он ещё подрастал. Работа по ночам сказывалась на нём больше, чем на остальных. Хотя Михал и Мертен пытались позаботиться о мальчике, Ханцо, Крабат и Сташко тоже, где можно было, помогали ему с работой, но Мастер был повсюду, и от взгляда его единственного глаза мало что ускользало.
О Пумпхуте ни разу не было разговоров. Однако парни знали, что Мастер наказывает их, потому что они присутствовали при его поражении.
И так длилось неделями до первого новолуния в сентябре. Тот, с петушиным пером, подъехал как обычно, парни приступили к работе, Мастер взобрался на козлы. Он взял себе кнут, щёлкал им. Молча бегали подмастерья со своими мешками от телеги к мукомольне, опрокидывали сырьё в ковш Мёртвого Постава и торопились обратно к телеге. Всё шло, как всегда шло в новолуние, хотя, конечно, несколько труднее - а позже, на пороге второго часа утра, случилось вот что: Витко больше не смог. Под грузом одного из последних мешков он начал пошатываться и рухнул, на полпути между повозкой и мукомольней. Тяжело дыша, он лежал в траве, лицом вниз. Михал перевернул его на спину, распахнул на нём рубашку.
- Эй вы! - Мастер подскочил. - Это что такое!
- И ты ещё спрашиваешь? - Михал, выпрямившись, нарушил обычно хранимое в новолуние молчание. - Неделями ты ночь за ночью заставляешь нас вкалывать - как это выдержать мальчишке?
- Цыц! - крикнул Мастер. Он ударил кнутом Михала, петля обвилась вокруг его шеи.
- Оставь!
В первый раз Крабат услышал, как заговорил незнакомец. Голос был как раскалённые угли и как трескучий мороз. Он ощутил, как ледяные мурашки бегут по спине, и в то же время было такое чувство, будто он стоит посреди полыхающего жгучего огня.
Тот, с петушиным пером, движением руки указал Михалу убрать Витко в строну, затем он забрал у Мастера кнут и столкнул его с телеги.
Вместо мальчика, которого Михал унёс в постель, пришлось теперь мельнику остаток ночи работать с парнями, как он обычно был вынужден лишь между Новым годом и Пасхой - и мукомолы охотно предоставили ему такую возможность.
Крайний в ряду
Со следующего дня для парней наступил покой. Только рубец на шее Михала ещё напоминал о том, как Мастер терроризировал их неделями, ночь за ночью. Теперь им снова можно было вершить работу при свете дня, что было не так уж трудно, а к вечеру кончали. Тогда они могли заниматься, чем им нравилось: играть на варгане, рассказывать истории или вырезать ложки. Всё было, как бывало раньше. Пузыри на их руках высыхали, израненные места на груди и спине скоро зажили. Теперь они снова учились усердно и с пользой, когда мельник пятничными вечерами читал им вслух из Корактора, и когда он их опрашивал, по большей части только Юро останавливался и забывал, что дальше - но так с ним это была старая песня.