Мастер встретил его в присутствие подмастерьев. Он его не бранил, он над ним насмехался. Как ему небольшая прогулка? Что ж, ему не понравилось в деревнях, если так рано вернулся - или ещё что понудило его к возвращению?
- Не хочешь мне это сказать, Мертен? Я уже неделями замечаю, что ты рта не раскрываешь. Но я тебя не заставляю говорить - и мне без разницы, не убежишь ли ты снова. Пробуй спокойно! Пробуй столько, сколько хочешь! Только не нужно обманываться, Мертен. Чего никто до сих не сумел, того и ты не сумеешь.
У Мертена не дрогнула ни одна мышца в лице.
- Давай, притворяйся, - сказал Мастер. - Делай вид, будто тебе ни горячо ни холодно, что твой побег провалился! Мы все, я и вот эти одиннадцать, - он указал на парней и на Лобоша, - мы знаем лучше. Всё, проваливай!
Мертен забился на свои нары.
Парни, за исключением Лышко, чувствовали себя погано в этот вечер.
- Нам надо попытаться его отговорить бежать во второй раз, - предложил Ханцо.
- Ну так попытайся! - заметил Сташко. - Не представляю, чтоб в этом было много толка.
- Нет, - сказал Крабат. - Боюсь я, его не уговорить.
Ночью погода переменилась. Когда они утром вышли из дома, снаружи было безветренно и очень холодно. Лёд на окнах, лёд по краям жёлоба у колодца. Лужи кругом замёрзли, кротовьи холмики превратились в окаменевшие глыбы, земля была, как кость, тверда.
- Плохо для посевов, - заметил Петар. - Никакого снега - а теперь мороз: так очень много помёрзнет на полях.
Крабат был рад, когда Мертен вместе с остальными появился за завтраком и жадно накинулся на кашу - должно быть, навёрстывал за вчера. Затем они пошли работать, и никому не бросилось в глаза, что Мертен снова скрылся с мельницы, на этот раз при свете дня.
Только во время обеда, когда они пришли к столу, заметили, что он снова исчез.
Два дня и две ночи Мертен не появлялся, это было дольше, чем когда-либо удавалось любому беглецу, они надеялись, что он уже за полями, за лесами - и с концами, - тут на утро третьего дня он, пошатываясь, подошёл через луга к мельнице: синий от холода и уставший, с таким лицом, что становилось страшно.
Крабат и Сташко встретили его у двери, они повели его в комнату. Петар стащил с него один башмак, Кито - другой. Ханцо сказал Юро принести кастрюлю ледяной воды, затем сунул в неё окоченевшие ноги Мертена и начал растирать их.
- Мы должны его срочно положить в постель, - сказал он. - Надеюсь, он не отбросит коньки!
Пока парни хлопотали вокруг Мертена, дверь отворилась. Мастер вошёл в комнату, смотрел на них некоторое время. На этот раз он не растрачивался на насмешки. Он подождал, пока они поднимут Мертена, затем сказал:
- На пару слов ещё, прежде чем вы его унесёте... - и, подступив к Мертену ближе, он проговорил. - Двух раз, я думаю, будет достаточно, Мертен. Для тебя нет пути отсюда - от меня ты не убежишь!
Мертен ещё этим утром избрал третий и, как он считал, окончательный, последний путь.
Парни ничего не подозревали. Они отвели его в спальню, влили в него тёплого питья, уложили в постель и закутали в одеяло. Ханцо остался наверху и очень долго сидел на соседних нарах и присматривал за ним, до тех пор, пока не убедился, что Мертен заснул и больше в нём не нуждался; тогда он тоже спустился вниз - работать вместе с остальными на мельнице.
Крабат и Сташко уже несколько дней были заняты тем, что натачивали жернова. Четыре постава они привели в порядок, за пятым было дело сегодня. Они как раз хотели открепить деревянную раму, чтобы добраться до жерновов - тут дверь мукомольни распахнулась и внутрь влетел Лобош: с белым как снег лицом, с выпученными от страха глазами.
Он махал руками, он кричал - и, как казалось, кричал всё время одно и то же. Мукомолы смогли его понять, только когда Ханцо приостановил дробилку - тогда на мельнице стало тихо, только Лобоша теперь было слышно.
- Он повесился! - кричал он. - Мертен повесился! В овине! Идёмте быстро, идёмте быстро!
Лобош повёл их к месту, где нашёл Мертена: на балке в дальнем углу овина висел он, телячья привязь обвила его шею.
- Мы должны его срезать! - Сташко первый заметил, что Мертен ещё жив. - Мы должны его срезать!
Андруш, Ханцо, Петар и Крабат - те из парней, у кого были ножи - раскрыли их. Но никому не удавалось добраться до Мертена. Он был словно обведён проклятым кругом. В трёх шагах от него проходила грань, которой им удавалось достичь: далее они не продвигались ни на дюйм, будто прилипали подошвами, как мухи к клею.
Крабат схватил остриё ножа двумя пальцами, он прицелился, он бросил его - и попал по верёвке.
Он попал по ней, но нож бессильно упал на землю.
Тут кто-то рассмеялся.
Мастер вошёл в овин. Он посмотрел на парней так, будто они были просто сорной кучей. Нагнулся за ножом.
Разрез - и глухой удар.
Обмякший, как мешок с хламом, повешенный упал на пол. Там он и лежал, лежал у ног Мастера и хрипел.
- Халтурщик!
Мастер сказал это, полный отвращения, затем бросил нож и презрительно сплюнул в Мертена.
Они все чувствовали себя оплёванными, все - и то, что сказал Мастер, поняли они, касалось их в целом, без исключения.
- Кто умирает на мельнице, решаю я! - крикнул он. - Я один!
Затем он вышел, а позаботиться теперь о Мертене предстояло им. Ханцо стянул петлю с его шеи, Петар и Сташко отнесли его в спальню.
Крабат поднял нож Тонды с пола и, перед тем как положить его в карман, вытер рукоятку пучком соломы.
Снег на посевах
Мертен был болен и болел ещё долгое время. Вначале у него был сильный жар, его шея распухла, он мучился от удушья. В первый день он не мог съесть ни кусочка, позднее ему удавалось время от времени проглотить ложку супа.
Ханцо распределил парней так, чтоб в течение дня кто-то постоянно был рядом с Мертеном и не упускал его из виду. Какое-то время они несли при нём и ночные дежурства, потому что боялись, что в жару он может попытаться ещё раз что-то над собой сделать. По здравом размышлении, все согласились, что Мертен и сам не станет больше хвататься за верёвку или ещё как-то сводить счёты с жизнью: мельник не оставил сомнений, что этим путём не уйти из Козельбруха.
"Кто умирает на мельнице, решаю я!"
Слова Мастера глубоко врезались в память Крабату. Не они ли были ответом на те самые вопросы, которые он снова и снова задавал себе с последней новогодней ночи: кто был повинен в смерти Тонды и Михала?
Пока, если взглянуть трезво, это была не более чем первая зацепка, что у него появилась, не более - но и не менее.
В любом случае в день, когда всё прояснится, он должен будет призвать Мастера к ответу, в этом он был почти уверен. До тех пор он не имел права подавать вида. Он должен был играть безобидного, хорошего, послушного, ни о чём не подозревающего - и всё же уже обдумывать, как подготовить себя к часу расплаты, для чего он ударился в Тайную науку с удвоенным рвением.
Снега совсем не выпало за эти февральские дни, но мороз держался неослабно суровый. Мукомолам теперь снова приходилось по утрам забираться в лоток, скалывать лёд со дна. При каждой возможности они ругались на собачий холод, который вступил не в своё время, последовав за "пасхальной" погодой.
В один из следующих дней случилось вот что: около полудня трое мужчин приблизились со стороны леса к мельнице. Один из них был крепкий и высокий, человек в расцвете сил, как говорится; другие двое были старцами, белобородыми и сморщенными.
Лобош был первым, кто их заметил. Он вообще был глазастый, ничего не ускользало от него так просто. "К нам посетители! - крикнул он подмастерьям, которые как раз хотели садиться за стол.
Теперь и они увидели мужчину с двумя стариками. Они подходили дорогой из Шварцкольма, по-крестьянски одетые, закутанные в пастушьи плащи, в низко надвинутых на лоб зимних шапках.
За то время, что Крабат жил в Козельбрухе, ни один крестьянин из соседних деревень никогда не заходил сюда по ошибке. Они же, те трое, держали путь прямо на мельницу и требовали впустить их.
Ханцо открыл им дверь, парни столпились, полные любопытства, в сенях.
- Чего вы хотите?
- С мельником поговорить.
- Мельник - это я.
Незаметно для мукомолов Мастер выбрался из своей комнаты, он шагнул к мужчинам.
- В чём дело?
Высокий снял с головы шапку.
- Мы из Шварцкольма, - начал он. - Я там староста - а это вот наши старейшины. Мы приветствуем тебя - и хотели бы попросить, мельник Козельбруха, чтобы ты нас выслушал. Дело в том, что тут... Но я думаю, вряд ли тебя удивит, если...
Мастер оборвал их слова властным жестом.
- К делу! Что привело вас сюда ко мне - без обиняков!
- Мы хотели бы попросить тебя, - сказал староста, - чтобы ты нам помог.
- Как это?
- Мороз - и нет снега на полях... - староста мял свою шапку. - Озимые погибнут, если в следующую неделю не пойдёт снег...
- А мне что до этого?
- Мы хотели тебя попросить, мельник, чтоб ты устроил снег.
- Снег? Как это вы додумались?
- Мы знаем, что ты можешь так сделать, - сказал староста, - сделать так, чтоб пошёл снег.
- Мы этого не задаром хотим, - заверил один из стариков. - Мы заплатим тебе две копы яиц за это - и пять гусей, и семь кур.
- Но, - сказал другой, - ты должен сделать так, чтобы выпал снег. Иначе пропадёт наш урожай в этом году, и тогда нам придётся голодать...
- Нам - и нашим детям, - добавил староста. - Сжалься, мельник с Чёрной воды, и сделай так, чтоб выпал снег!
Мастер черкнул ногтём по подбородку.
- Я вас многие годы в глаза не видел. Теперь же, когда я вам понадобился, вы тут как тут.
- Ты наша последняя надежда, - сказал староста. - Если ты не подаришь нам снега, мы пропали. Не может так быть, мельник, чтоб ты отказал нам в своей помощи! Мы просим тебя на коленях, как господа бога!
Все трое опустились перед Мастером на колени, они склонили головы и били себя в грудь.