и него на землю.
Солнце сияло, было приятно тепло для этого времени года. Погода для ярмарки, одним словом. Крабат поднял взгляд на деревню.
С плодовых деревьев в саду уже собрали фрукты, дюжина забытых яблок светилась жёлтым и красным из увядающей листвы.
Вполголоса он произнёс заклинание, затем направил все мысли к девушке.
"Тут на траве сидит кто-то, - дал он знать Запевщице, - кто должен с тобой поговорить. Высвободись для него на некоторое время, он обещает тебе, что это недолго будет. Никто не должен заметить, куда ты идёшь и с кем ты встречаешься: об этом он просит тебя - и он надеется, что ты сможешь прийти".
Некоторое время, знал он, ему придётся подождать. Он лёг на спину, сложив руки под головой, чтобы ещё раз обдумать, что он хочет сказать Запевщице. Небо было высоким и ясно-голубым, как бывает только осенью - и пока он так глядел вверх, веки у него отяжелели.
Когда он проснулся, Запевщица сидела возле него на лужайке. Он не мог понять, почему она внезапно оказалась рядом. Она сидела так, терпеливо ожидая, в своей плиссированной воскресной юбке, с пёстрым, в цветочек, шёлковым платком на плечах, волосы скрыты под льняным белым чепчиком, окаймлённым кружевами.
- Запевщица, - спросил он, - ты уже долго здесь? Почему ты меня не разбудила?
- Потому что у меня есть время, - сказала она. - И я тут подумала, что будет лучше, если ты сам проснёшься.
Он оперся на правый локоть.
- Давно уже, - начал он, - как мы не виделись.
- Да, уже давно, - Запевщица потеребила свой платок. - Только во сне ты иногда бываешь со мной. Мы проходили под деревьями, помнишь?
Крабат чуть засмеялся.
- Да, под деревьями, - сказал он. - Было лето - и было тепло - и ты была в светлой блузе... Это я помню, словно бы всё вчера происходило.
- И я тоже помню.
Запевщица кивнула, она повернула к нему лицо.
- Что это - о чём ты хотел со мной поговорить?
- А, - откликнулся Крабат, - я об этом почти забыл. Ты могла бы, если хочешь, спасти мне жизнь...
- Жизнь? - спросила она.
- Да, - сказал Крабат.
- И как?
- Рассказать-то быстро.
Он сообщил ей, в какую опасность он попал и как она может ему помочь - при условии, что отыщет его среди воронов.
- Это должно быть нетрудно - с твоей помощью, - заметила она.
- Трудно, нет ли, - возразил ей Крабат. - Если только ты понимаешь, что поплатишься и собственной жизнью, если не пройдёшь проверку...
Запевщица не колебалась ни мгновения.
- Твоя жизнь, - сказала она, - стоит моей. Когда мне нужно прийти к мельнику и попросить тебя освободить?
- Этого, - проговорил Крабат, - я тебя сегодня ещё не могу сказать. Я пошлю тебе весть, когда будет пора, в крайнем случае - через друга.
Затем он попросил её описать ему дом, в котором она живёт. Она сделала это и спросила его, есть ли у него с собой нож.
- Вот, - сказал Крабат.
Он протянул ей нож Тонды. Лезвие было чёрным, как всегда в последнее время - но сейчас, когда Запевщица взяла его в руки, нож стал блестящим.
Она развязала чепчик, она отрезала прядь своих волос; из неё она свернула узкое кольцо, которое дала Крабату.
- Пусть оно будет нашим знаком, - сказала она. - Если твой друг принесёт его мне, я буду уверена, что всё, им сказанное, идёт от тебя.
- Спасибо тебе.
Крабат положил колечко из волос в нагрудный карман своей рабочей куртки.
- Тебе надо теперь идти обратно в Шварцкольм, а я приду позднее, - сказал он. - И мы не знаем друг друга на ярмарке - не забудь этого!
- "Не знаем друг друга"- значит "не танцуем друг с другом"? - спросила Запевщица.
- В общем-то нет, - заметил Крабат. - Но нельзя слишком часто, ты поймёшь.
- Да, это я понимаю.
С этими словами Запевщица поднялась, расправила складки своей юбки и пошла обратно в Шварцкольм, где между тем музыканты уже заиграли ярмарочную музыку.
Перед зданием постоялого двора разместили столы и скамейки - с четырёх сторон от танцевальной площадки, где молодёжь уже старательно кружилась, когда подошёл Крабат. Старшие солидно восседали на своих местах и пристально глядели на парней и девушек; мужчины, курившие трубки, за кружками пива, казались почти тщедушными в коричневых и голубых воскресных костюмах - рядом с женщинами, которые в своих праздничных нарядах гляделись как пёстрые наседки и за ярмарочными пирогами и молоком с мёдом болтали о молодых на танцевальной площадке: кто там кому подходит, а кто кому не очень или вовсе нет, и слышали ли уже, что этот и та скоро поженятся, а вот между младшеньким кузнеца и бартошевской Франто почитай что всё кончено.
Музыканты на своём помосте у стены дома - четыре пустые бочки служили фундаментом для платформы, её устроили из уложенных одна на другую створок овинных ворот, которые староста велел притащить сюда для этой цели, - музыканты играли на скрипках и кларнетах, зазывая на танцы, не был забыт и контрабас с его "бум-бум". И стоило им разок отложить инструменты, чтобы освежиться пивом - что вообще-то было их полным правом - тут же со всех мест закричали:
- Эй вы там, наверху! Вы тут чтобы играть или чтобы квасить?
Крабат смешался с молодёжью. Он танцевал со всеми девушками, без разбора и бесшабашно, с кем придётся, то с одной, то с другой.
И с Запевщицей он танцевал время от времени. Он танцевал с ней как с другими, хоть ему и трудно было уступать её другим парням.
Запевщица смекнула, что они не имеют права себя выдать. Они болтали друг с другом, как обычно болтают за танцами, всякую чушь и глупости. Только её глаза всерьёз говорили с Крабатом, но это замечал лишь он один - и когда замечал это, то избегал, насколько возможно, встречаться с ней взглядом.
Так и случилось, что даже у крестьянок за столами не зародилось никаких подозрений, и старуха, что была на левый глаз слепа (Крабат обнаружил её лишь сейчас), не составляла исключения.
Однако с этого момента Крабат предпочёл больше не приглашать Запевщицу на танец.
И так уже недолго осталось до наступления вечера. Крестьяне и их жёны пошли по домам, парни и девушки отправились с музыкантами в овин - там на току они продолжали танцевать.
Крабат остался снаружи. Он счёл, что будет умнее сейчас пойти домой, обратно в Козельбрух. Уж Запевщица поймёт, если теперь он оставит её одну.
Он приподнял на прощание шапку - и тут почувствовал что-то тёплое на голове, что-то мягкое.
"Лобош!" - вспомнил он.
Крабат стянул концы платка крест-накрест. Затем у покинутого стола напихал внутрь пирогов с присыпкой и булочек, пока не набил под завязку.
Предложение
Чем ближе подходила зима, тем медленнее, казалось Крабату, текло время. С середины ноября в некоторые дни у него бывало чувство, что оно вообще больше не идёт.
Порой, когда никого другого не было поблизости, он проверял, на месте ли ещё колечко из волос, что ему дала Запевщица. Как только он нащупывал его в нагрудном кармане рабочей куртки, его наполняло чувство уверенности. "Всё будет хорошо, - думалось ему тогда. - Всё будет хорошо".
В последнее время редко случалось так, чтоб Мастер на ночь отлучался из дома. Почуял ли он, что грядёт опасность - что за его спиной напряжённо готовится что-то, чего он должен остерегаться?
Крабат и Юро использовали эти немногие ночи, чтобы неусыпно продолжать свои упражнения. У Крабата всё чаще выходило противостоять Юро.
Когда они в очередной раз сидели за кухонным столом один напротив другого, вышло так, что Крабат вытащил колечко из волос из кармана. Ни о чём не помышляя, он надел его на мизинец левой руки. Со следующим приказом, который отдал Юро, Крабат тут же сделал наоборот - это удалось ему так стремительно и легко, что просто удивляло.
- Эй! - заметил Юро. - Было похоже, как будто твои силы вдруг разом удвоились - с чем ты это свяжешь?
- Не знаю, - ответил Крабат. - Получилось случайно?
- Давай обдумаем! - Юро испытующе глядел на него. - Должно быть что-то, что помогло тебе проявить такую неожиданную силу.
- Но что? - рассудил Крабат. - Кольцо - навряд ли...
- Какое кольцо? - спросил Юро.
- Да колечко из волос. Девушка дала его мне, в ярмарочное воскресенье. Я его только что надел - но какая же связь может быть между кольцом и моими силами?
- Не скажи! - возразил ему Юро. - Мы это проверим, тогда будем знать.
Он проверили кольцо, и скоро не осталось никаких сомнений: когда Крабат надевал его на палец, он играючи справлялся с Юро - а когда снимал, всё было как обычно.
- Дело ясное, - заметил Юро. - С помощью кольца ты по-любому одолеешь Мастера.
- Но как так выходит? - спросил Крабат. - Ты, что же, веришь, что девушка умеет колдовать?
- Иначе, чем мы, - сказал Юро. - Есть род колдовства, которому надо кропотливо обучаться - это то, что записано в Коракторе, символ за символом и заклинание за заклинанием. Но ещё есть такое, что растёт из глубин сердца - из заботы о ком-то, кого любишь. Я знаю, что это тяжело постигнуть - но тебе стоит этому поверить, Крабат.
На следующее утро, когда Ханцо разбудил парней и они пошли к колодцу, то увидели, что за ночь выпал снег. Белым стал мир, и снова при этом зрелище их охватило великое беспокойство.
Крабат теперь, конечно, знал объяснение. На мельнице был только один человек, который не мог этого понять - Лобош, который за время своего пребывания здесь вытянулся совсем немного, но всё же из мальчишки четырнадцати лет стал парнем почти семнадцати.
Однажды утром, после того как он в шутку кинул снежком в Андруша и Андруш попытался с ним расправиться - чего, вмешавшись, не допустил Крабат, - однажды утром Лобош поинтересовался, что же, ради всего святого, нашло на их товарищей по работе.
- Боятся, - сказал Крабат, передёрнув плечами.
- Боятся? - спросил Лобош. - Чего?
- Радуйся, - заметил Крабат уклончиво, - что для тебя это пока тайна. Довольно скоро ты узнаешь.