- А ты? - допытывался Лобош. - Ты, Крабат, не боишься?
- Больше, чем ты думаешь, - сказал Крабат. - И не только за себя.
За неделю до Рождества господин кум ещё раз приехал в Козельбрух. Мукомолы выскочили наружу выгружать мешки. Незнакомец не остался как обычно сидеть на козлах: в это новолуние он поднялся с телеги и, хромая, отправился с Мастером в дом. Подмастерья видели, как петушиное перо колыхалось за стёклами, будто в комнате пылал огонь. Ханцо распорядился принести факелы. Молча снимали парни груз с телеги и тащили его в мукомольню. Они засыпали его в Мёртвый Постав, мука бежала в пустые мешки, и они складывали их снова на повозку.
На рассвете незнакомец вернулся к телеге, один, и поднялся на козлы. Перед тем, как уехать, он повернулся к парням.
- Кто Крабат?
Раскалённые угли и трескучий мороз одновременно.
- Я, - сказал Крабат, ощутив комок в горле, и шагнул вперёд.
Возница оглядел его и кивнул.
- Хорошо.
Затем он взмахнул кнутом и с грохотом уехал на телеге.
Мельник скрывался три дня и три ночи в Чёрной комнате.
Вечером четвёртого дня, это был день перед Рождеством, он велел позвать Крабата.
- Мне надо, - начал он, - с тобой поговорить. Для тебя, как я думаю, это едва ли станет неожиданным. Ты ещё волен выбрать, каким будет твоё решение - за меня или против.
Крабат попробовал изобразить наивность.
- Я не понимаю, о чём ты говоришь.
Мастер не поверил ему.
- Не забывай, что я тебя знаю лучше, чем тебе бы того хотелось. Некоторые за эти годы уже противились мне: Тонда, например, и Михал - это чтоб назвать только двоих. Придурки, идейные фанатики! Что же до тебя, Крабат, мне хочется верить, что ты умнее. Хочешь стать моим преемником, здесь, на мельнице? У тебя есть нужная жилка для этого!
- Ты уходишь? - спросил Крабат.
- Я сыт всем этим, - Мастер ослабил воротник. - Меня тянет стать свободным человеком. За два, три года ты можешь сделаться моим преемником и продолжить вести в Школе. Если ты соглашаешься, всё твоё, что я оставлю, и Корактор тоже.
- А ты? - спросил Крабат.
- Я устроюсь при Дворе. Государственным министром, военачальником, канцлером польской короны, возможно - посмотрю, чем позабавиться. Господа станут меня бояться, дамы - меня обхаживать, потому что я буду богат и влиятелен. Каждая дверь будет передо мной открыта, моего совета, моего ходатайства будут искать. Кто посмеет мне не подчиниться, от того я избавлюсь, ведь я же могу колдовать и сумею устроить, чтоб моя сила мне послужила, в этом можешь мне поверить, Крабат!
Он разгорячился, его глаза горели, кровь прилила к лицу.
- Ты тоже, - поуспокоившись, продолжил он, - можешь примерно так же сделать. Через двенадцать или пятнадцать лет - на которые ты станешь Мастером на мельнице в Козельбрухе - подыщешь себе среди мукомолов преемника, передашь ему всё барахло - и будешь свободен для жизни в роскоши и величии.
Крабат постарался сохранить голову ясной. Он заставил себя подумать о Тонде и Михале. Разве он не поклялся отомстить за них - за них и за остальных на Пустоши, не забыть и про Воршулу, и про Мертена тоже, который хоть и живёт ещё со своей кривой шеей, но что это за жизнь?
- Тонда, - проговорил он наперекор Мастеру, - мёртв, и Михал тоже мёртв. Кто же сказал, что я не буду следующим?
- Это я тебе обещаю, - мельник протянул ему левую руку.
- Моё слово - и с ним слово господина кума, чьей властью я даю это обещание - исключительное и безоговорочное.
Крабат не стал ударять по протянутой руке.
- Если это не постигнет меня, - спросил он, - тогда постигнет кого-то другого?
Мастер сделал рукой движение, будто стирал что-то со стола.
- Кого-то, - разъяснил он, - это постигает всегда. Мы могли бы отныне решать вместе, кому подошла очередь. Возьмём того, кого не жалко - Лышко, например.
- Я его терпеть не могу, - сказал Крабат. - Но он тоже мой товарищ по работе, и чтобы я стал повинен в его смерти - или причастен к ней, но не вижу тут большой разницы - этого ты меня никогда заставишь сделать, мельник Козельбруха!
Крабат вскочил; полный презрения, он закричал на Мастера:
- Делай своим преемникам кого пожелаешь! Я не хочу иметь к этому никакого отношения, я пойду!
Мастер остался спокоен.
- Ты пойдёшь, когда я тебе позволю. Сядь на свой стул и слушай, пока я не закончу.
Крабату было нелегко побороть искушение уже сейчас помериться силами с Мастером - однако он послушался.
- В том, что моё предложение сбило тебя с толку, - сказал мельник, - могу тебе посочувствовать. Поэтому я хочу дать тебе время всё спокойно обдумать.
- Зачем? - спросил Крабат. - Это окончательно, я говорю нет.
- Жаль, - Мастер оглядел Крабата, покачав головой. - Если ты не примешь моё предложение, тогда, вероятно, тебе придётся умереть. Ты знаешь, что в сарае уже стоит наготове гроб.
- Для кого? - сказал Крабат. - Это ещё посмотрим.
Мастер и глазом не моргнул.
- Тебе известно, какой был бы результат, случись то, на что ты, похоже, надеешься?
- Да, - сказал Крабат. - Я больше тогда не смог бы колдовать.
- И? - Мастер дал ему подумать. - Ты был бы готов пойти на это?
Он, казалось, мгновение размышлял, затем откинулся в кресле и сказал:
- Ну хорошо - я даю тебе срок в восемь дней. За это время - об этом я позабочусь - у тебя будет возможность изучить, как живётся, когда больше не умеешь колдовать. Всё до единого, чему ты научился от меня в течение этих лет - с этого часа всё пропадёт и будет забыто! В этот же день через неделю, в канун последнего дня года, я в последний раз спрошу тебя, хочешь ли ты стать моим преемником - тогда уж выяснится, не поколеблешься ли ты в своём ответе.
До Нового года
Это была тяжёлая неделя для Крабата, он чувствовал, будто вернулся во времена, когда он только появился на мельнице. Каждый мешок, весивший несколько пудов, весил несколько пудов, которые требовалось перетащить - из хранилища в мукомольню, из мукомольни в хранилище. Теперь, когда Крабат больше не мог колдовать, его не миновало ничто: ни капли пота, ни мозоли.
Вечерами он падал в изнеможении на соломенный тюфяк. Он не мог заснуть, много часов не мог. Кто умеет колдовать, тому нужно только закрыть глаза - он произносит заклинание, а дальше уже спит, глубоко и крепко, и именно столько, сколько наметил.
"Быть может, - думал Крабат, - способности погружать себя в сон мне будет не хватать больше всего другого".
Когда после долгого лежания на нарах он наконец засыпал, его мучили плохие сны - которые, понятно, приходили не случайно. Для него было просто как дважды два, кто заставляет их ему сниться.
Крабат, в разорванной одежде, горбатится с тележкой, полной камней, которую он по жгучей летней жаре с трудом тащит на верёвке по деревням. Ему хочется пить, в горле пересохло. Нигде ни колодца, нигде ни дерева, что даровало бы ему тень.
Проклятая тележка!
Он должен привезти её Бычьему Бляшке в Каменц, за нищенскую плату. Но человеку нужно на что-то жить, а с тех пор, как с ним случилось несчастье - в Гербисдорфе это было, там он угодил в дробилку, которая раздавила ему правую руку до локтя, - с тех пор он рад быть должен любой работе, которую какой-нибудь Бычий Бляшке ему предложит.
И вот он тащится туда с тележкой, полной камней, и слышит, как он думает - слышит, как хриплым голосом Мастера он думает: "Как, радует тебя жизнь калеки, Крабат? Всё могло быть для тебя куда проще и лучше, если бы ты послушал меня, когда я спрашивал, хочешь ли ты стать моим преемником в Козельбрухе! Если бы сегодня у тебя был выбор, сказал бы ты снова нет?"
Ночь за ночью Крабату снилось, что его постигла похожая судьба. Он был стар или болен, он сидел без вины за тюремной решёткой, его забривали в армию, он лежал смертельно раненный на ниве и вынужден был смотреть, как сломанные колосья краснели от крови, что бежала из его раны. И в завершении этих снов он каждый раз слышал, как спрашивает себя голосом Мастера: "Сказал бы ты снова нет, Крабат, когда я дал тебе выбирать, хочешь ли ты стать моим преемником на мельнице в Козельбрухе?"
Мастер явился ему во плоти лишь однажды во сне, это случилось в последнюю ночь перед истечением срока, который он установил Крабату.
Ради Юро Крабат превратился в лошадь. Мастер, одетый как польский дворянин, купил его за сто гульденов в Виттихенау на рынке вместе с седлом и уздечкой - теперь вороной отдан в его руки.
Безжалостно гонит его Мастер вдоль и поперёк по полям, по пням и камням, по кустам и канавам, через колючие заросли и трясину.
"Помни, что я Мастер!"
Слепо хлещет его мельник плетью, втыкает шпоры ему в бока. Кровь струится с боков Крабата, он чувствует, как она теплом растекается изнутри по ляжкам.
"Я тебе покажу!"
Галопом налево, галопом направо - и дальше прямо в ближайшую деревню. Рывок уздечки - они останавливаются перед кузницей.
"Эй, кузнец - где ты там застрял, чёрт побери!"
Кузнец выбирается наружу, вытирает руки о кожаный фартук, спрашивает, что прикажет господин. Мастер выпрыгивает из седла. "Подкуй мне вороного, - говорит он, - раскаленными подковами".
Кузнец думает, что ослышался.
"Раскаленными подковами, господин?"
"Тебе всё два раза говорить надо? Мне тебе, верно, ноги приделать!"
"Барто! - кузнец зовёт своего ученика. - Возьми поводья и придержи лошадь милостивого господина!"
Мальчишка кузнеца, веснушчатый шпингалет, мог бы быть братом Лобоша.
"Возьми самые тяжелые подковы, - требует мельник, - какие у тебя есть в запасе! Покажи мне, что у тебя за выбор!"
Кузнец ведёт его в мастерскую, пока мальчик удерживает вороного и говорит ему по-сорбски: "Тихо, моя лошадка, тихо - ты так дрожишь".
Крабат трётся головой о плечо мальчишки. "Если бы я высвободился из уздечки, - думает он, - то мог бы попытаться спастись..."