- Сегодня мне с Андрушем надо в Виттихенау на скотный рынок. Если хочешь пойти с нами - Мастер согласен.
- Чудно, - сказал Крабат. - Хоть разок что-то другое, кроме вечной перемолки!
Они направились по лесной тропе, которая выходила на просёлочную дорогу у Нойдорфа-Тайхгауса. Был чудесный солнечный июльский день. На ветках трещали сойки, до слуха доносился стук дятла, роящиеся пчёлы и шмели наполняли малинник своим мерным жужжанием.
Крабат заметил, что у Тонды и Андруша были такие лица, с какими ходят на ярмарку. Причина, конечно, крылась не только в чудесной погоде. Да, Андруш и так обычно был весельчак и всегда в хорошем настроении, но чтобы Тонда довольно насвистывал, случалось редко. Время от времени он щёлкал кожаной плетью.
- Ты, видно, тренируешься, - заметил Крабат, - чтобы получалось на обратном пути?
- На обратном пути?
- Думаю, нам нужно в Виттихенау быка купить.
- Напротив, - заметил Тонда.
В этот миг за спиной мальчика раздалось: "Муу!" Когда он повернулся, там, где только что был Андруш, стоял жирный бык, красно-пёстрый, с гладкой шкурой, и дружелюбно на него таращился.
- Э-э! - сказал Крабат и протёр глаза.
Тонда внезапно тоже исчез. На его месте стоял старый сорбский мужичок, в лаптях, в льняных штанах, обвязанных выше лодыжек ремешками, с верёвкой поверх рабочей рубахи, в засаленной шапке с облезлой меховой опушкой.
- Э-э! - сказал Крабат во второй раз, тут кто-то хлопнул его по плечу и рассмеялся.
Когда Крабат обернулся, он снова увидел Андруша.
- Где ты был, Андруш? И куда делся этот бык, который только что стоял, где ты сейчас стоишь?
- Муу! - сказал Андруш голосом быка.
- А Тонда?
На глазах Крабата крестьянин снова превратился в Тонду.
- Ах вот как? - понял парнишка.
- Да, - сказал Тонда, - вот так. Мы с Андрушем принарядимся для скотного рынка.
- Ты хочешь его... продать?
- Мастер желает этого.
- А если Андруша зарежут?
- Напрасно беспокоишься! - заверил Тонда. - Когда продадим Андруша, надо будет только оставить себе верёвку, на которой мы его приведём - тогда он сможет в любое время превратиться снова, в кого угодно.
- А если мы уступим верёвку?
- Не смейте! - крикнул Андруш. - Тогда мне придётся до конца своих дней оставаться быком и жрать сено с соломой - имейте это в виду и не сломайте мне жизнь!
Тонда и Крабат со своим быком наделали шуму на скотном рынке Виттихенау и вызывали всеобщий восторг. Торговцы скотом сбежались отовсюду и окружили их. Несколько горожан и некоторые крестьяне, которые уже выручили серебро за своих свиней и коров, тоже столпились вокруг. Такого жирного быка встретишь не каждый день - тут следовало действовать, пока кто-то другой не увёл прекрасного зверя из-под носа!
- Сколько стоит этот парень?
Торговцы скотом со всех сторон уговаривали Тонду, крикливо надвигались на него вплотную. Мясник Краузе из Хойерсверды предлагал пятнадцать гульденов за Андруша, кривой Лойшнер из Кёнигсбрюка - шестнадцать.
Тонда покачал на эти предложения головой.
- Маловато, - пояснил он.
Маловато? У него, видно, с головой непорядок! Или он их держит за дураков.
Дураки или нет, заметил Тонда, это лучше всего знать самим господам.
- Ладно, - сказал Краузе из Хойерсверды, - даю тебе восемнадцать.
- За восемнадцать я его лучше оставлю себе, - проворчал Тонда. Не отдал он его и Лойшнеру из Кёнигсбрюка за девятнадцать, и крестьянину-переселенцу Густаву из Зенфтенберга за двадцать.
- Так иди хлопни рюмку со своим быком! - выругался мясник Краузе, а Лойшнер хлопнул себя по лбу и крикнул:
- Я должно быть совсем тупой, так разоряться! Я предлагаю тебе двадцать два, и это моё последнее слово.
Казалось, будто бы торг зашёл в тупик. Тут через толпу протолкался, отдуваясь на каждом шагу, как морж, нескладный толстый человек. Его жабье лицо с круглыми выпученными глазами блестело от пота. Он был в зелёном фраке, усеянном серебряными пуговицами, шикарная цепочка от часов висела поверх красного бархатного жилета, а на поясе - хорошо всем видный пухлый кошелёк.
Бычий Бляшке из Каменца был самым богатым и самым ловким из всех торговцев скотом окрест. Он оттолкнул Лойшнера и переселенца Густава в сторону, потом крикнул своим звучным грохочущим голосом:
- Как, к лешему, попал этот жирный бык к этому тощему крестьянину? Я беру его за двадцать пять.
Тонда почесал за ухом.
- Маловато, господин...
- Маловато? Ну, слушай!
Бляшке достал большую серебряную табакерку, откинул крышку, протянул Тонде: "Не угодно ли щепотку?" Сначала он нюхнул сам, затем дал понюхать старому сорбу.
- Апчхи - значит, правда!
- Будьте здоровы, господин!
Бычий Бляшке высморкался в большой клетчатый носовой платок.
- Итак, двадцать семь, чёрт с тобой - и давай его сюда!
- Маловато, господин.
Бляшке побагровел.
- Эй - за кого ты меня держишь? Двадцать семь за твоего быка и ни грошом больше, или я не Бычий Бляшке из Каменца.
- Тридцать, господин, - сказал Тонда. - За тридцать вы получите его.
- Это грабёж! - крикнул Бляшке. - Ты хочешь меня по миру пустить? - он закатывал глаза, он ломал руки. - Сердца у тебя нет? Слеп и глух ты к нужде бедного торговца? Помилосердствуй, старик, и отдай мне быка за двадцать восемь!
Тонду это не тронуло.
- Тридцать - и баста! Бык роскошный, его я не отдам за бесценок. Вы не подозреваете, как тяжело мне с ним расстаться. Продавать единственного сына не было бы горше.
Бычий Бляшке понял, что тут он успеха не добьётся. Но бык был парень что надо. Так к чему тратить время на этого сорбского упрямого осла?
- Давай его сюда, черти тебя побери! - вскричал он. - Я сегодня такой мягкий, что позволяю обвести себя вокруг пальца, себе в убыток. И всё только потому, что у меня есть сердце, чтоб пожалеть бедных людей. Договорились - и по рукам!
- По рукам! - сказал Тонда.
Затем он снял шапку и дал Бляшке отсчитать в неё тридцать гульденов, штука за штукой.
- Успел сосчитать?
- Успел.
- Так поди сюда, сорбов сын!
Бычий Бляшке взял Андруша за верёвку и собирался уволочь его прочь, Тонда, однако, удержал толстяка за рукав.
- Что такое? - спросил Бляшке.
- Да вот, - сказал Тонда и притворился смущённым. - Всего одна мелочь.
- А именно?
- Если господин Бляшке будет так добр и оставит мне верёвку, я скажу ему спасибо...
- Верёвку?
- На память. Когда бы господину Бляшке знать, как тяжело мне расставаться с этим быком. Я и замену для неё дам господину Бляшке - чтобы он мог увести его, моего бедного быка, который-то, конечно, ему принадлежит...
Тонда развязал верёвку, что была у него на поясе. Бляшке, пожав плечами, позволил ему поменять верёвку на голове быка. Затем торговец двинулся с Андрушем прочь и, едва зайдя за ближайший угол, начал посмеиваться: хоть он и заплатил за Андруша тридцать гульденов, и это была разумная цена, но вот в Дрездене - там ему будет нетрудно сбыть этого великолепного быка за двойную цену, а возможно, и дороже.
На опушке за Тайхгаузом Тонда и Крабат опустились на траву, чтобы подождать Андруша. В Виттихенау они купили кусок сала и хлеб и теперь их ели.
- Хорош ты был! - сказал Крабат Тонде. - Ты бы себя видел - как вытягивал из этого толстяка золотые: маловато, господин, маловато... Какое счастье, что ты вовремя вспомнил про верёвку, о ней я совершенно забыл.
- Всё дело навыка, - просто заверил Тонда.
Они приберегли кусок хлеба и кусок сала для Андруша, завернули то и другое в рабочую куртку Крабата и решили ненадолго прилечь. Сытые, уставшие от долгого пути по просёлочной дороге, они заснули глубоко и крепко - пока их не разбудило "Муу!" и перед ними не встал Андруш, снова в человеческом обличии и, насколько можно было видеть, в телесной целости и сохранности.
- Эй, вы там - одни уже как-то раз спали так без задних ног. Нет ли у вас хотя бы куска хлеба для меня?
- Хлеб и сало, - сказал Тонда. - Садись сюда к нам, брат, и угощайся! Каково же тебе было с Бычьим Бляшке?
- Каково мне могло с ним быть! - проворчал Андруш. - Для быка по этой жаре удовольствие небольшое - тащиться в дальние дали по деревням и глотать пыль, сами прекрасно понимаете - особенно если к такому не привык. В любом случае, я не разозлился, когда Бляшке завернул в трактир в Ослинге. "Гляди-ка! - закричал трактирщик, когда увидел, как мы подходим. - Господин братец из Каменца! Как дела идут, как твоё ничего?" "Дела терпимо, - сказал Бляшке, - если бы только так пить не хотелось от этой жары!" "Этому мы можем помочь! - заявил трактирщик. - Проходи в пивную за господский стол! Пива в подвале хватает, с ним ты за семь недель не справишься - даже ты не справишься с ним!" "А бык? - спросил толстяк, - мой тридцатигульденовый бык?" "Его мы отведём в стойло, у него будет воды и корма, сколько пожелает!" Корма для быков, понимаешь ли...
Андруш насадил большой кусок сала на нож, обнюхал, прежде чем отправить его в рот, и продолжил:
- Они привели меня в стойло, трактирщик из Ослинга позвал скотницу. "Эй, Катель - смотри мне, хорошо позаботься о быке каменцского братца, чтоб он у нас не схуднул". "Ладно", - сказала эта Катель и сунула мне целую охапку сена в кормушку. Тут я решил, что хватит с меня бычьей жизни, и, долго не размышляя, сказал - человеческим голосом сказал я так: "Сено и солому можете жрать сами - я желаю свиную отбивную с клёцками и зеленью и к ним хорошего пива!"
- Ах ты ж чёрт! - крикнул Крабат. - А дальше?
- Ну вот, - сказал Андруш. - Те трое от испуга хлопнулись на задницы и зазвали на помощь так, будто их на вертел насадили. Тогда я им на прощание ещё раз помычал - а потом ласточкой проскользнул к дверям стойла, чив-чив, вот и всё.
- А Бляшке?
- Чёрт бы его побрал вместе с его скототорговлей! - Андруш выхватил кожаную плеть и, будто в подкрепление слов, бешено защёлкал ею. - Я рад, что я снова здесь и при своём рябом носе!