Боевик с автоматом радостно оскалился, я видел, как его палец вжал спусковую скобу. Громко хлопнул выстрел, пули вылетели одна за другой в едва заметном облачке дыма, уже горячие и разогреваясь при трении о воздух все больше, с силой ударили мне в лоб.
Вожак смотрел с брезгливой гримасой, но через пару секунд лицо дернулось в недоумении.
– Седьмой, – сказал он, – что такое?.. У тебя холостые?
– Босс, – ответил боевик в испуге, – как можно!
Он поспешно выстрелил короткими очередями снова, потом еще трижды. Я не то чтобы устал сидеть, но это уже бессмысленно, поднялся, оставив липкие ленты на поручнях кресла.
– Значит, – сказал я рассудительно, – вы преступники…. Преступившие порядок и закон… Что же мне с вами делать? Наверное, раз вы люди, то люди должны вас и судить…
Вожак, бледный как смерть, отступил и прижался спиной к стене. Его затрясло, а боевик, выронив из рук автомат, пал на колени.
– Да, господин Дьявол, вы абсолютно правы! Только наш суровый суд может назначить нам самую жестокую кару…
Я осмотрел обоих внимательно, оба уже бледные и трясущиеся, неотрывно смотрят в мое страшное лицо, которым я забыл двигать в такт речи.
– Граждане общества, – заявил я, – должны соблюдать закон и порядок. И все должны помогать соблюдать закон и порядок. Я вот сейчас, будучи как бы человеком и гражданином, исполню свой гражданский долг…
Старший молчал и только нервно глотал слюну. Я видел, как часто двигается его кадык, а глаза не отрывают взгляда от кисти моей руки, где вместо отрубленных пальцев уже появились новые.
– Да-да, – сказал младший боевик быстро, – предайте нас в руки правосудия…
Я спросил изумленно:
– А я чем не оно?.. Приговариваю вас к распылению без права восстановления…
Боевик вскричал:
– Только не к распылению!.. Мы же люди!
– Ладно, – сказал я, – здесь нет такого вида казни? Тогда все проще…
Они потеряли меня из виду, когда я сместился в сторону, а я вытащил у боевика нож, двумя ударами вскрыл обоим сонные артерии, и пошел к выходу, чувствуя сопротивление воздуха.
Двое охраняют вход, тоже преступившие закон и порядок. Я ударил их головами о стену и вышел, бросив на пол нож.
На улице тоже все замедленно, к подъезду приближается с черепашьей скоростью автомобиль, я замедлился до общечеловеческой нормы, автомобиль подлетел уже быстрее и замер, скрипнув тормозами.
Я распахнул дверцу, водитель не успел повернуть голову, как я опустился на правое сиденье.
– Привет, – сказал я дружелюбно.
Боевик, которого их старший назвал Вороном, застыл в ужасе. Пальцы судорожно стиснули баранку руля, лицо стало даже не белым, а синим.
– Поехали? – спросил я.
Он пролепетал:
– А как же… как же…
– Да так же, – ответил я. – Ничего не меняется.
– Но мой босс…
– Он преступник, – объяснил я. – Ты не знал?
Он сказал слабо:
– Знал….
– Значит, – сказал я, – тогда, наверное, и ты преступник. Знал и не сказал служителям закона и порядка?.. Приговариваю тебя к распылению…
Он вскрикнул:
– Не надо! Я все скажу!..
– Говори.
Он сказал быстро-быстро:
– Сегодня в порт придет к часу ночи судно с героином. Наш старший и его люди должны встретиться с Первым, тот всегда покупает, и перегрузить в авто…
– Распыление отменяется, – сказал я. – Но ты преступник, а преступники должны быть изъяты из общества.
Он дернулся, но я сломал ему шею раньше, чем он увидел движение моей руки.
Я выждал пару секунд, было желание включить двигатель внутреннего сгорания и поехать на этом удивительном устройстве, уже представляю, как это все происходит, но такое будет незаконно, у меня нет разрешения на вождение, а без него садиться за руль – преступление и непорядок, как сказала Марианна.
Я вылез, дверца закрылась как бы сама, хоть и не сама. На таком расстоянии я могу вот так воздействовать на все, что здесь называют неживой природой, хотя и не могу ее перестраивать.
Все эти существа, пожирающие один другого, на самом деле одно, переходящее из поколения в поколения. И человек всего лишь тот же Адам, от которого все произошли, только раздробленный на отдельные существа, что из-за своей слабости и ограниченности не чувствуют цельности.
Умершие здесь что-то вроде засохших веточек внизу на дереве, а живые и сейчас получают сок от ствола и победно тянутся вверх, борясь с гравитацией.
А те, умершие, распадаясь в земле на молекулы и атомы, отдают накопленные в своих телах нужные элементы этому могучему стволу, что становится все выше, сильнее и могущественнее.
Во всяком случае, я воспринимаю все это мельтешащее человечество именно так. Возможно, тоже чувствуют себя единым, хоть и дискретным организмом, как те же муравьи, что хоть и в разных телах, но Один Муравей.
Не случайно же у всех людей это стремление к закону и порядку?
Мелькнула мысль войти в землю здесь, а выйти в квартире Марианны, с точки зрения человека было бы экономнее, для него земля – это твердь, а воздух почти пустота, но на самом деле пространство везде заполнено примерно одинаково, просто человеческое зрение не воспринимает плотность пространства, а кроме зрения, слуха и осязания у человека почти ничего нет.
Я вдвинулся в стену стоящего рядом высотного здания, а вышел на самом верху, что именуется крышей. Оттуда вид на город лучше, но все-таки высотка не совсем высотка…
На всякий случай сдвинулся выше, в воздухе даже для человека везде есть опора, как сказал Нестеров, а для меня любая атмосфера всего лишь оболочка вокруг планеты, само пространство куда более надежная опора…
Зависнув на сравнительно большой, с точки зрения человека, высоте, я продолжил всматриваться в огромный человейник и снова чувствовал бессилие от неумения понять этот сложнейший мир, где как говорят они сами, каждый из них – целая Вселенная, и хотя это звучит хвастливо, но с холодком во всем теле чувствую, что говорят правду.
Более того, каждый из них настолько сложен, что даже сложнее всей Вселенной, в которой все просто, понятно и предсказуемо на дециллионы лет вперед.
Глава 2
С большой высоты заметил среди мельтешащих фигурок одну знакомую, замедлил и приблизил картинку, там Ксюха двигается с большой сумкой, перебрасывая из руки в руку, перешла дорогу, когда автомобили синхронно остановились, интересный ритуал, а на той стороне улицы пошла тяжело в сторону подземной норы, именуемой метро.
Я сменил координаты, Ксюха вздрогнула, когда я вышел прямо из стены дома, мимо которого она неспешно двигается.
– Давай помогу, – сказал я, как уже видел, говорят самцы в отношении тяжело нагруженных самок.
Она оторопела, передала мне сумку, уставилась широко распахнутыми глазами.
– Крабоид… ты как?
– В раздумьях, – сообщил я.
– Ого, – вскрикнула она обрадованно. – Что-то вспомнил?.. И что за раздумья?
– Да что делать с этой планетой, – ответил я. – Нет планеты – нет проблем, как сказал Иосиф Виссарионович, а есть планета – проблем будет намного больше…
– Ой, – сказала она, – да ты прям Дарт Вейдер!
Про Дарта Вейдера спрашивать не стал, есть много чего более важного, чем интересоваться древними историческими королями и султанами.
– Ты домой?
– Да, – ответила она. – Всего две пересадки на метро. И три остановки автобусом…
Я подумал, что надо бы сейчас в квартиру Марианны, но уже взялся помогать нести сумку Ксюхи, дурацкий поступок, сейчас бы вернуть ей и сказать, что спешу, но это как бы тоже нехорошо…
– Расскажи, – предложил я, – как вы познакомились с Кощеем? Он мне нравится.
Она сказала живо:
– Ой, это было смешно и по-дурацки, но так весело!.. Я с подругой пошла на вечеринку…
Я огляделся, не оборачиваясь, выбрал момент, когда в нашу сторону никто не смотрит, захватил часть пространства вокруг нас и переместил его в прихожую квартиры Ксюхи.
Ксюха продолжала тараторить весело и безмятежно, как распевающая поутру песенки птичка, но вздрогнула, огляделась.
– Ой… Как это?
Я опустил сумку на пол.
– Прибыли. Ты всю дорогу рассказывала о Кощее, как знакомились, как пили и танцевали…
Она огляделась дикими глазами.
– Но как… почему ничего не помню, как добрались?
Я сказал с сочувствием:
– У меня такое же выпадение памяти. Но ты хоть Кощея помнишь.
– Нет, – вскрикнула она, – такого не может быть!.. Я даже с травкой с того случая завязала! Это что, остаточный синдром?.. Я вообще ничего не понимаю!.. Как ты все это сделал? Может быть, ты вообще демон?
Я подумал, хотел ответить, что нет, но если вспомнить их представление о вечном огне Ада и его пылающих безднах, то я в самом деле пришел именно оттуда, где чудовищные с точки зрения биологической жизни температуры.
Правда, там же и адский холод по представлению этих людей, что вообще-то не холод, а на самом деле просто полное отсутствия тепла…
– Да, – ответил я, – демон. Хоть и не демон вообще-то, но демон, ладно. Я и сам не вижу отличий.
Она вытаращила глаза, и без того громадные, как у лягушки.
– С ума сойти… Или я уже сошла?
– Нет, – ответил я. – Из того, что знаю о людях, ты здорова.
– И что ты, как демон, хочешь?.. Пить нашу кровь?
Я пробормотал:
– По вашим верованиям этим занимаются вампиры, а не демоны… Но вампиров не существует.
– Правда? Откуда ты знаешь?.. Если демоны есть, то и вампиры…
– Резонно, – согласился я. – Но их нет. Потому никто вашу кровь, кроме комаров, не пьет. Не считая вшей и клопов… Но у тебя их почему-то нет.
– Зато комары есть, – заверила она. – Тогда зачем ты здесь? Кого-то надо утащить в ад?..
– Наверное, надо, – согласился я, – но это не мое дело.
Она сказала настойчиво:
– Скажи, кого? А я помогу отыскать этого дурака, продавшего тебе душу.
– Зачем?
– Зачем продавшего? Ну ты даешь!.. За те блага, которые ты ему наобещал и, возможно, дал.