— Здесь можно оставить душу, — сказал он Кордеру, журналисту австралийской газеты, загружая свою лодку за час до заката. — Все здесь создано океаном или его обитателями. Человек может намного лучше познать себя здесь, чем сидя за стойкой хэйманского бара.
— Я хотел бы выйти с тобой в море как-нибудь ночью. — Кордер сдвинул на затылок широкополую шляпу и обнажил полное, докрасна обгоревшее после солнцепека лицо.
— Как-нибудь сплаваем, — ответил Клин, сматывая веревку. — Но не сегодня. И вот еще что, мистер Кордер. Напишите больше об этих проклятых японских браконьерах. Они за неделю выловили крабов примерно на пятьдесят тысяч долларов. Не говоря уже о тунцах. Без крабов и тунцов Хэйман превратится в остров-призрак меньше чем за год.
— Правительство Токио запретило лов на глубине меньше четырехсот морских саженей, — заметил Кордер, очевидно цитируя выдержки из прочитанного им материала по данной теме.
— Чушь! — Клин сплюнул за борт. — Вздор и брехня! — Его глаза сузились, губы растянулись в тонкую линию. Он явно злился. — Это лишь очередная пропаганда. На самом деле они ни черта не делают, чтобы соблюдать этот закон, а австралийское правительство не хочет вмешиваться. Почему? Я скажу тебе почему, Кордер. Потому что они все еще до усрачки боятся япошек, как и во время гребаной войны. Боятся расстроить торговые отношения и спровоцировать международный конфликт. Растят себе за столами задницы и пуза и не собираются поднимать шум из-за каких-то крабов или тунцов. Какое им дело до Хэймана или любого другого из этих островов? Да никакого. Не думаешь же ты, Кордер, что мы будем молча смотреть, как эти чертовы япошки опустошают наши воды?
Кордер отступил на шаг. На острове было хорошо известно, что если Клин перестает называть вас «мистер», то самое время ретироваться.
— Я, конечно, постараюсь привлечь к этому вопросу внимание жителей Квинсленда, — пообещал Кордер.
— Мы не будем сидеть и ждать, пока они что-нибудь сделают. — Клин наклонился и поднял со дна лодки дробовик. — Видишь это, Кордер? Эту штука называют «бур». Два ствола, один шестнадцатого калибра, а тот, что под ним, — семь целых три десятых миллиметра. Сделана в Германии. Это ружье мне подарил один из парней, которых я сопровождал в прошлом месяце. Думаю, оно может с двухсот ярдов проделать огромную дыру в диком кабане. Я его еще не опробовал, но держу пари, оно заставит этих гребаных японских браконьеров прятаться под водой. А может, даже выведет из строя их лодку.
Кордер сглотнул.
— Не стоит убивать кого-то ради нескольких рыбешек, — неуверенно произнес он.
— Ты такой же, как все эти засранцы. — Клин начал толкать лодку, упираясь в мотор. — Если кто-нибудь будет мешать мне жить, Кордер, он умрет. Многие местные поддержат меня, можешь так и написать в своей вонючей газете.
В следующую секунду мотор взревел, заглушая ответ репортера. Кордер смотрел вслед Клину, пока лодка не превратилась в маленькую точку посреди залива, затем медленно пошел обратно к отелю.
Клин дрейфовал в сторону заката. Торопиться было некуда.
Он не начнет тралить еще часа два или три, точно зная, куда направляется. Клин с уверенностью поставил бы свою интуицию против современного японского оборудования, с помощью которого обнаруживают стаи тунцов и крабов.
Некоторое время спустя его мысли вернулись от Кордера и браконьеров к высокой привлекательной брюнетке, отдыхающей в отеле «Ройал Хэйман». Каролина дю Бруннер. Он представил ее настолько отчетливо, словно она сидела с ним в лодке. Это была самая потрясающая женщина из всех, что он когда-либо знал. Упругая грудь, розовые соски, что темнели, твердея от возбуждения. Восхитительные белые бедра с соблазнительно подстриженной полоской волос между ними. Клин решил, что Каролина — необычная женщина. Ей не могло быть ни днем больше тридцати лет, несмотря на то, что она пережила уже трех мужей. Холодная и бесстрастная во время первой встречи, Каролина становилась жарче, чем пляж Бонди в разгар лета, если влюблялась. И Клин ей приглянулся, хотя его это удивляло. На первый взгляд, предложить ему было нечего. Каролина ничего не могла знать о его сбережениях в маккайском банке, деньгах, заработанных на ловле крабов, которые он не успел потратить. Большую часть времени Клин был необщительным, резким и грубым. В первый вечер, когда их познакомили, демонстративно ее не замечал. Возможно, это и послужило причиной: она устала от утонченности и нуждалась в ком-то более примитивном — в физическом плане, конечно же. Они провели у нее в номере бурную ночь. Каролина превращалась в настоящую машину, когда дело доходило до секса. Клин до сих пор чувствовал глубокие борозды у себя на плечах и груди, которые ее длинные ногти оставили после двух продолжительных оргазмов. Тогда он еще подумал, что у нее случился припадок — она царапалась и умоляла не останавливаться. И Клин не останавливался. Ни одна женщина не видела его утомленным. Он всегда хотел больше, чем они. Бывшей жене Дж. С. дю Бруннера, техасского нефтяного магната, почти удалось поставить его на колени. Именно почти. Наконец она уснула в изнеможении, и Клин выскользнул из номера.
Вспоминая это, он тихо рассмеялся себе под нос. Сегодня ночью Клин мог бы снова прийти к ней в номер, но вместо этого решил отправиться на рыбалку. Ни одной женщине не удастся превратить его в свою марионетку. Он придет к ней, когда ему будет нужно, но не раньше.
Клин выругался, почувствовав возбуждение между ног, и машинально перенес мысли к японским браконьерам. Через пару минут эрекция прошла и губы плотно сжались, превратившись в тонкую линию. Выражение бронзового лица не сулило ничего хорошего любому, кто будет незаконно ловить рыбу в этих водах.
Дождавшись, когда поднимется луна, он начал тралить. Бросил за корму сеть, выключил мотор и стал медленно дрейфовать. Клину нравилось так ловить рыбу, бесшумно, словно коралловый призрак.
Несмотря на его опыт, улов в течение следующих двух часов был скудным. Клин знал, что выбрал нужное место, но добыча словно разбежалась. Такое могло случиться лишь после постоянного лова, если браконьерские лодки еженощно тралили в этих местах, используя современное оборудование для обнаружения косяков рыб. Так больше не могло продолжаться.
Незадолго до рассвета, когда луна прошла зенит, он увидел судно. Оно тихо выплыло из-за кораллового рифа, и Клин мог без труда различить четырех браконьеров, бросавших сеть. Судно было в четыре раза больше его лодки, и команда состояла из восьми или девяти человек.
Губы Клина растянулись в волчьем оскале. Люди на судне его не заметили, да и будь это не так, вряд ли их обеспокоило бы присутствие лодки с одним-единственным рыбаком.
Клин не стал заводить мотор. В этом не было нужды. Он продолжал дрейфовать в направлении судна, вытащил сеть, чтобы она не мешала движению, а затем достал дробовик и сел на носу лодки.
Клин подплывал все ближе и ближе. Триста ярдов… двести… Мотор браконьерского судна затарахтел. Они собирались тралить и могли отдалиться от него в считаные минуты.
Подняв диоптрический прицел на дробовике, Клин поднес оружие к плечу. Только теперь он ощутил недостаток лунного света, не позволявший как следует прицелиться. Сейчас ему очень пригодился бы современный телескопический прицел с инфракрасными линзами.
— Черт, — пробормотал Клин себе под нос и опустил прицел. Прищурился, попытавшись навести оружие с помощью мушки на стволе. Это было не так легко: лодка постоянно покачивалась на волнах.
На палубе судна было три человека, когда он наконец нажал на спусковой крючок. Клин почувствовал удар приклада в правое плечо, увидел короткую вспышку пламени, звук выстрела прокатился над водой подобно раскату тропического грома.
Он целился в человека, стоявшего ближе к носу, но пошатнулся и упал один из тех двоих, что были у кормы.
— Получите, ублюдки! — выкрикнул Клин, осознав, что попал не в того человека, потому что браконьерское судно двигается быстрее, чем он думал. Но это не имело значения. Все они нарушили морской закон Клина, и он уже перезаряжался, намереваясь вынести смертный приговор японским захватчикам, вторгшимся в рыбопромысловый район Хэймана.
Через мгновение палубу судна, находившегося теперь примерно в сотне ярдов, заполнили суетящиеся люди. Возможно, они даже не слышали выстрела из-за шума своего мотора или не знали о присутствии Клина.
Он выстрелил снова, на этот раз безрезультатно. Браконьеры бросились в укрытие. Теперь они поняли, откуда стреляли.
Клин перезаряжался во второй раз, когда в деревянную кабину меньше чем в двух футах над его головой ударила пуля. Инстинктивно он откатился назад и растянулся на дне лодки лицом вниз. Секунду спустя целый град пуль обрушился на то место, где он только что сидел. Теперь Клин мог расслышать треск ружейных выстрелов, пули проносились над ним подобно москитам. Он перекатился снова и на это раз залег за кучей снастей.
Ни на мгновение Клин не почувствовал страха, лишь глупую удаль. Должно быть, он был просто сумасшедшим, раз устроил стрельбу по переполненному людьми судну намного больших размеров без какой-либо предварительной разведки. Крупнокалиберные пули расщепляли дерево вокруг него. Браконьеры вели огонь не переставая, чтобы наверняка пристрелить любого в маленькой лодке. Подняться и попытаться открыть ответный огонь было бы самоубийством.
Клин продолжал лежать на дне, зажав в руках бесполезное оружие. Он не молился, поскольку был фаталистом. Если одной из этих пуль суждено решить его судьбу, то пусть так оно и будет. Все просто. И он ничего не смог бы с этим поделать.
Лодка продолжала дрейфовать, но ружейные выстрелы стали беспорядочными, пули свистели мимо, даже не попадая в лодку. Моторы судна заработали на полную мощь: браконьеры быстро тралили, двигаясь в противоположном направлении. Похоже, прибыль от ночного улова была важнее мести устроившему по ним стрельбу. Возможно, подумал Клин, на судне уверены, что прикончили его, и решили не тратить драгоценное время на проверку.