Все, что мне оставалось — молча наблюдать за этой завораживающей круговертью.
— Должно существовать решение… — покачала тем временем головой девушка. — Если не получается идти от простого, может быть, тогда… ну, не знаю… — не договорив, она остановила вращение пера и воззрилась на него, словно не понимая, что это вообще такое и откуда взялось на ее голову посреди гостиной.
— Может, наоборот, начать с чего-нибудь сложного? — предположил я за нее. — Ну, скажем, с Зеркала?
— Что ты, — скривилась Надя. — Зеркало я и сама не умею ставить, я же говорила.
— А у меня однажды сработало, — напомнил я — хотя едва ли Морозова могла упустить это из виду. — Почему, кстати, тогда твой барьер не пробился?
— Не мой, а твой, — хмыкнула девушка. — А почему не пробился — дýхи его знают! Интуитивная магия — штука малоизученная. Да что там — вообще неизученная. Понятно лишь, что там все совсем иначе работает, а как — поди, догадайся…
— У меня перед глазами маленький красный огонек появился, — непрошено принялся описывать случившееся во дворце Воронцовых я. — И сам собой стал чертить узор…
— В том-то и дело, что сам собой, — вздохнула Надя. — А так — да, типичная внутренняя техника. Иероглифическая надпись. В твоем случае — это должно было быть слово «Кагами» — «Зеркало», — перо в воздухе дернулось и принялось выписывать в воздухе штрихи — правда, не алые, а синие. Полдюжины секунд — и появился рисунок: 鏡.
— А говоришь, не умеешь, — узнал я начертание.
— Это просто картинка, — снова вздохнула Морозова. — Магии в ней ноль. Чтобы сработало, нужно сердцем писáть…
— А при чем тут вообще иероглифы? — спросил я, задумчиво всматриваясь в рисунок.
— Что значит — при чем? — удивилась вопросу девушка. — Я же говорю: внутренняя техника. Так она всегда проявляется.
— Но почему через иероглифы? Мы же не в Китае и не в Японии какой-нибудь, в конце концов! Почему волшебные слова надо писáть этими нерусскими крокозябрами?
— А, вот ты про что, — поняла наконец Надя. — Ну так магия же в Китае зародилась! Так, по крайней мере, считается официально… И еще до появления в Поднебесной письменности — это уже потом хитрые китайцы позаимствовали для немагических текстов готовые универсальные символы. А у нас к моменту знакомства с искусством чародейства уже имелась своя азбука — глаголица. В быту, вне магии, так ею до сих пор и пишем.
— Глаголица? — переспросил я. — Не кириллица?
— А что такое кириллица? — в свою очередь осведомилась Морозова.
— Не важно, проехали, — махнул я рукой.
Так я, получается, что, еще и книги местные читать не смогу — раз тут азбука иная?
Ну да ладно, будем решать проблемы по мере их поступления…
— На Русь, кстати, магия пришла не напрямую из Китая, а транзитом через Японию — поэтому и чтение иероглифов у нас закрепилось японское, а не китайское, — не настаивая на ответе, продолжила рассказывать девушка. — Вот Зеркало — читается «Кагами». Как это будет звучать по-китайски, даже и не знаю. Или взять пресловутую холопскую печать, — смахнув прежний, перо начертило в воздухе новый узор, тоже хорошо мне знакомый: 奴隷. — Читается «Дорей».
— Убери эту дрянь, — поморщился я, непроизвольно хватаясь за лоб.
— Ой, прости, я не подумала, — всплеснула руками Надя, поспешно стирая рисунок.
— Да ничего… — пробормотал я. — Просто неприятные воспоминания.
— Слу-у-ушай! — подорвалась вдруг с кресла Морозова. — А давай попробуем их использовать! Воспоминания эти твои. Ну, для прорыва барьера! Так сказать, от противного… Э, я не слишком многого прошу? — опомнившись, уточнила она. — Понимаю, как это должно тебя ранить, но…
— Да не, — мотнул я головой. — Если нужно для дела — стерплю…
— Отлично! — просияла моя голубоглазая наставница. — Только и творить тогда будешь что-нибудь этакое… Менее изящное, чем левитация. Даже грубое. Но несложное. Например… Ну да, прямой удар подойдет. Боевая техника. Просто и эффективно.
— Удар? И кого будем бить? — демонстративно сжав кулаки, уточнил я.
— Не кого, а куда — все туда же, — кивнула девушка на так и висевшее в воздухе перо. Не особо задумываясь, я шагнул к намеченной мне цели. — Эй, вернись-ка назад! — тут же, впрочем, остановила меня Морозова. — Ты что, рукой собрался бить?
Я машинально кивнул:
— Ну не ногой же! Высоко! Я, конечно, дома пару лет ходил на каратэ, но без разминки на такой высоте с ноги не пробью.
— Варвар, — усмехнулась Надя. — Когда я сказала «что-то грубое» — не имела в виду, что настолько! Бить будешь, как положено — на расстоянии, магией!
— А… — протянул я. — Понятно… Я подумал, ты меня горячкой боя хочешь раззадорить, — буркнул в свое оправдание.
— Тоже, кстати, мысль, — кивнула девушка — то ли просто чтобы лишний раз не подчеркивать мою тупость, то ли и правда одобрив озвученную идею. Но пока попробуем менее экстремальный вариант. Встань, где стоял!
Я сделал, как мне было велено.
— Сложи пальцы правой руки вот так, — продемонстрировала мне Морозова самый натуральный кукиш.
Не сдержав мимолетной улыбки, я повторил ее жест.
— Есть, кстати, расхожая поговорка — держать фигу в кармане, — проговорила моя хрупкая наставница. — Означает: готовить удар, не показывая, исподтишка. Ну, реально: пальцы в технику сложены, а рука — в кармане, и никто этого не видит.
— Не поверишь, но у нас так тоже говорят, — заметил я. — Только…
— Наверное, из тех времен идет, когда Ключ еще бил, — предположила, перебив меня, Надя. — Ладно, не отвлекаемся! Для простоты вытяни руку вперед и нацелься большим пальцем на перо. Это не обязательно, но так легче настроиться. Я изображу символ холопской печати, а ты бей. Ну, вообрази удар. Как перо сминается и летит на пол, а иероглиф гаснет. Попробуй разозлиться — и бей, что есть силы!
— Хорошо, — кивнул я.
— Готов?
Я снова кивнул.
— Тогда начали!
Перо в воздухе принялось чертить синие штрихи: ломаная линия, пересекающая ее загогулина, перекладинка, еще одна загогулина, рядом… Разозлиться, значит? Ну, это дело не хитрое! Стоит припомнить, как жгло лоб уродливое клеймо. И как подобное же горело на лице незнакомой мне русоволосой девчонки, может быть, как и я, похищенной из нашего мира жадным торгашом, а может, и правда местной — чухонки, как называл ее Ефрем. Вот это самое клеймо, которое сейчас рисует равнодушное перо! А что, если, оказавшись дописан, иероглиф пропечатается на мне? Или на Наде? Нет, не бывать такому!..
— Да не дергай ты рукой! — донесся до моего слуха сердитый голос наставницы. — Сбиваешься с настроя! Ты словно пытаешься физически дотянуться до цели — не надо так! Не рукой бей — сердцем! Ну, я не знаю, как еще объяснить!
В воздухе сиял синий иероглиф. Рядом спокойно висело закончившее рисунок перо. И не думавшее никак реагировать на мои судорожные потуги.
Сердцем, значит?.. Ну и как это? Все, что я сумел — вообразил огненный луч, вырывающийся из моей груди, устремляющийся к проклятому перу и сжигающий его в прах. На миг мне даже почудилось, что где-то возле сердца у меня и в самом деле разгорается жар, но чувство это тут же пропало — я и обнадежиться толком не успел.
Перу же по-прежнему — хоть бы хны.
Несмотря на очередную неудачу, я бы, наверное, попытался снова — еще и еще раз, но в этот момент где-то внизу, на первом этаже, явственно хлопнула дверь.
— О, дýхи, Сергей Казимирович вернулся! — ахнула Надя. — А мы здесь так ничего и не добились!
Иероглиф из воздуха исчез, перо стремительно спикировало на стол.
— Отрицательный результат — тоже результат, — попытался как-то ободрить девушку я.
— Всегда бесила эта дурацкая фразочка, — яростно передернула плечами Морозова. — Твой отрицательный результат — наверняка чья-то победа, да. Но не твоя…
— Ну что, друзья мои, как успехи? — на пороге гостиной и в самом деле появился Огинский. Был он сегодня не в мундире — в темно-сером штатском костюме, при галстуке. Раве что трость никуда не делась — ее князь привычно нес в левой руке, в правой же держал высокую шляпу-цилиндр.
— Так себе, — решил принять первый удар на себя я. — А если по-честному — то пока никак.
— Ну, лиха беда начало, — ничуть не удивившись такому ответу, спокойно заметил Сергей Казимирович.
— Но мы почти нащупали нужный подход! — заявила зачем-то Надя. — Еще бы немного и…
— Завтра продолжите, — кивнул ей Огинский. — А пока, Владимир Леонидович, будьте так любезны, зайдите ко мне в кабинет.
— Конечно, господин полковник, — поспешил склонить голову я.
— А вы, сударыня, не сочтите за труд, распорядитесь об ужине, — попросил князь Морозову. — Мы с Владимиром Леонидовичем освободимся примерно через полчаса — пусть к этому времени будет уже накрыто.
— Хорошо, Сергей Казимирович, — изобразила некий скомканный недореверанс девушка.
Князь сделал мне знак следовать за собой и направился к двери в противоположном конце гостиной. Обменявшись напоследок взглядом с Надей, но не прочтя в ее серо-голубых глазах никакого напутствия, поспешил туда же и я.
Глава 10
в которой я критикую мир магии и получаю сразу две плохие новости
Как оказалось, рабочий кабинет князя с зеленой гостиной не соседствовал — чтобы в него попасть, нам пришлось пройти еще через одну комнату, которую иначе, как библиотекой, было не назвать. Ни одной свободной стены здесь не имелось — либо книжный шкаф со стеклянными дверцами, либо открытые полки, и там и там — нестройные, но плотные ряды разномастных кожаных корешков, а то и пирамиды перевязанных ленточками свитков. Кажется, наличествовала даже стопка глиняных табличек — но, возможно, эти предназначались не для чтения, а для чего-то другого.
Надписи на книжных переплетах — там, где мне удалось разглядеть их на ходу — были выполнены либо латинским буквами, либо какими-то неразборчивыми завитушками — той самой глаголицей?
В самом кабинете книги тоже присутствовали, но в значительно меньшем количестве — хватило единственного двустворчатого шкафа и трех полок. Ну, еще на столе завалялась парочка. Один толстенный фолиант — раскрытый и придавленный сверху коротким кинжалом с белой костяной ручкой и в серебристых ножнах. Другой, еще увесистее первого, в переплете с металлическими вставками — ощетинившийся кончиками доброго десятка разноцветных бумажных закладок.