Зная, что не умеет сходиться с людьми, Фрида старалась держаться с коллегами вежливо, но холодновато. Пусть не получится дружбы, зато никто не сможет высмеивать или предать. «Возможно, они надо мной и ржут, – думала самокритичная девушка, – но я, к счастью, об этом не знаю».
Увлеченному человеку работа обычно только прибавляет сил, но сегодняшние сутки побили все рекорды. В результате несчастного случая на стройке поступило сразу восемь человек в тяжелом состоянии, и пришлось сильно постараться, чтобы всех спасти. Из дома вызвали второго хирурга, травматолога и операционную сестру, а анестезиолога найти не смогли. Наверное, наученные горьким опытом, они просто не отвечали на звонки из приемного отделения, и Фрида не могла их за это порицать.
Когда работаешь в режиме «сутки через сутки», редко «сутки через двое», хочется провести выходной с семьей, а не возвращаться на любимую службу, с которой только что ушел, тем более если знаешь, что за целый день напряженного труда тебе заплатят максимум двести рублей. И хоть Фриде пришлось давать два сложных наркоза параллельно (что в принципе запрещено), и тут же проводить реанимационные мероприятия, и делать назначения, она не сердилась на коллег, за плечами которых было по двадцать лет изматывающей и неблагодарной работы.
Фрида с трудом понимала, как ей удалось дать наркозы на двух спленэктомиях, одной трепанации, одной торакотомии, вывести пострадавших из травматического шока и наутро сдать всех сменщику живыми и в состоянии настолько приличном, насколько позволял характер повреждений.
Сменщик восхищенно поцокал языком.
– Можешь гордиться собой, – сказал он, – точнее, тем, что от тебя осталось после безумной ночки.
И Фрида на заплетающихся ногах пошла гордиться. Переодевшись в джинсы и любимую куртку из «лоскутиков», девушка всерьез задумалась, не вызвать ли ей такси. Всего тысяча рублей, и через сорок минут она будет уже дома. Целая тысяча! Отдавать ее лишь для того, чтобы оказаться дома на час раньше – глупое барство и расточительство.
При покупке дома они с дедушкой, к счастью, обошлись без долгов и кредитов, но оказалось, что для таких сугубо городских жителей, как они, сельская жизнь обходится недешево.
Шагнув в необычно яркое и теплое для сентября утро, Фрида зажмурилась и остановилась, с наслаждением подставив лицо солнцу.
Обидно, что такой прекрасный денек придется тратить на сон, ну да это дело известное. Когда у тебя выходной, на улице ливень, град и буря, но стоит заступить на смену, погода немедленно налаживается.
Фрида посмотрела ввысь: на небе ни облачка. Листья на деревьях вокруг больницы уже сильно пожелтели, но на клумбах вовсю цветут пышные и яркие осенние цветы, будто говоря, что не все еще позади и надо ловить последние минуты уходящего лета.
Девушка перевела взгляд на свой любимый шиповник. Одна его ветвь пробилась сквозь щель в бетонном парапете и росла будто отдельно от всего куста. Наверное, ей было сложнее, чем другим ветвям, переплетающимся между собой, но она не унывала и цвела так же ярко, как остальные.
«Как странно, что цветы еще не облетели и соседствуют с почти зрелыми ягодами, – подумала Фрида, – что ж, осень, чудесное время, когда начало примиряется с концом и все возможно».
Вдруг она почувствовала, как ее мягко берут за локоть, и вскрикнула от неожиданности. Кажется, она даже немного подскочила.
– Боже, Фрида, – сказал сосед, – я скоро сам начну вас бояться.
– Но нельзя же так подкрадываться!
– Вы не слышали меня, что оставалось?
– Извините. А вы сюда по делам? Заболели? Если что, вы только скажите…
– Слава богу, здоров. Просто мы с Львом Абрамовичем прочитали в интернете про ваши подвиги, я сообразил, что вы сильно устанете, и решил съездить за вами.
Фрида потупилась, чувствуя, как к щекам приливает горячая волна то ли благодарности, то ли неловкости.
– Не стоило, – промямлила она, – ничего особенного я сегодня не сделала. Мне так неудобно, что вы сорвались ради меня…
Слава молча сложил ее велосипед и пошел к машине. Фрида в смятении поплелась за ним.
– Если неловко, можете считать, что я поехал за свежими газетами. Дурацкая отмазка, но почему бы и нет?
Слава вежливо помог ей сесть в машину, отчего Фрида смутилась еще больше.
– Но как же вы оставили детей? Вдруг вернется Николай?
– Не вернется.
– Откуда вы знаете?
– Не вернется, и все.
Слава нахмурился и молча сел за руль. Сосредоточившись на том, чтобы выехать с территории больницы, он не смотрел на Фриду даже искоса, и она подумала, что, наверное, кажется ему какой-то запредельной трусихой и дурой, имеющей к тому же еще привычку совать нос в чужие дела.
«Ничего нет хорошего в том, чтобы оказаться объектом благодеяния человека, который тебя презирает, – вздохнула Фрида, – лучше бы я сейчас тряслась в автобусе и слушала от бабок проклятия своему велосипеду».
– Можно поинтересоваться, как у вас все прошло, – вдруг спросил Слава, – или лучше не надо?
– Пока все живы, а больше ничего не могу сказать.
– Врачебная тайна?
– Нет, чтоб не сглазить.
– А! – Сосед энергично и быстро, чтобы не терять управления, поплевал через плечо и постучал по условно-деревянной отделке приборной панели: – Молчу-молчу! Но я вчера, конечно, сильно удивился, когда ваш дедушка сказал, кем вы работаете.
Фрида вежливо улыбнулась, забыв, что Слава смотрит на дорогу, а не на нее.
– Грош мне цена как оперу после этого, но я был уверен, что вы или филолог, или в крайнем случае искусствовед. Настолько убежден, что даже не спросил у вас о профессии.
– Почему? Потому что я красиво одеваюсь?
Слава вдруг захохотал резко и басовито.
– Ой, простите, – он попытался сделать серьезное лицо, но губы снова разъехались в улыбке, а на глазах, кажется, выступили слезы, – просто вспомнил кое-что, вам неинтересно. Вы красиво одеваетесь, но нет, не поэтому.
Фрида вдруг подумала, что первый раз видит его таким радостным, и ей стало так приятно, что ничего не захотелось выяснять и тем более думать, что он смеется именно над ней.
– Вы произвели на меня впечатление утонченной и робкой девушки, немножко слишком хрупкой для нашего кондового мира, – продолжал сосед, отсмеявшись и вытерев глаза ладонью.
– В общем, я такая и есть.
– Не совсем такая, раз боретесь со смертью и побеждаете.
Фрида поморщилась:
– Не люблю этот пафос. Я просто отработала смену, и все. Знаете, как говорят летчики: если ты идешь в полет как на подвиг, значит, ты к полету не готов.
Сосед рассеянно кивнул и снова погрузился в собственные мысли. Фрида тоже расслабилась и украдкой зевнула. Машина как раз остановилась на светофоре, и Слава, предложив Фриде немного подремать в дороге, перегнулся через нее, чтобы опустить спинку сиденья. Внезапно он оказался очень близко, его жесткая щека коснулась Фридиного лица, и девушка ощутила азартный ужас, как в детстве на американских горках, когда страшно и жутко, сердце обрывается, но в глубине души точно знаешь, что с тобой не случится ничего плохого.
– Вот так, спите, – буркнул Слава, и Фрида послушно закрыла глаза, но, конечно же, не уснула, а всю дорогу поглядывала на соседа сквозь опущенные ресницы.
«Хорошо, что мы совсем разные, – думала она, – он сильный, красивый, уверенный в себе и никогда не заинтересуется утонченной девушкой, что, как известно, на мужском языке обозначает пришибленная дура. Стало быть, у меня нет надежды на взаимность, и я смело могу влюбиться. Призрак надежды измучил бы меня, а очевидно, безответная любовь станет интересным приключением. Можно сделать геройское усилие воли и задавить чувство в зародыше, только зачем? Если мое сердце будет так волшебно и волнующе замирать всякий раз при виде Славы, это же здорово!»
Она вспомнила своего жениха и улыбнулась, забыв, что притворяется спящей. После разрыва с ним она долго еще страдала, тосковала и до тошноты подробно вспоминала лучшие и худшие моменты их любви, пытаясь объективно разобраться и понять, кто действительно был виноват в разрыве и нельзя ли склеить разбитую чашку?
Жених казался ей хорошим человеком, пока она не познакомилась со Славой. Наверное, биологические инстинкты преобладали над логикой в тот день, когда сосед приходил к ним чинить крышу, но стоило ей увидеть Славу за работой, образ жениха поблек и тоска куда-то улетучилась.
Она вспомнила, что жених ни разу, никогда ничего не сделал сам, только великодушно прощал Фриду за то, что она не идеал. Согласившись выйти за него замуж, Фрида должна была обеспечить всю практическую сторону, а он и так делал над собой гигантское усилие, отказавшись ради неудалой невесты от перспектив брака с клоном Анджелины Джоли и единственной наследницей Рокфеллера в одном лице.
Фриде даже в голову не пришло, что продажа квартиры приведет к краху ее помолвки. Она рисовала в воображении идиллические картины, как они живут все вместе у отца, благо квартира у него большая, пятикомнатная. С тех пор как он ее купил, бизнес пошел на спад, поэтому и не нашлось денег на лечение, но все же держался, и Фрида думала, если вдруг станет тесно, папа поможет молодым взять ипотеку.
Оставшись без жилья, девушка не впала в отчаяние, напротив, решила, раз у нее есть жених, то ничего не страшно. Будут снимать, как тысячи молодых пар, а потом накопят на первый взнос и впрягутся в ипотеку.
Но жених действовал в своем излюбленном стиле великодушного прощения. Как раньше он прощал ей маленькую грудь, так сейчас простил продажу квартиры. Но ему надо же где-то жить, поэтому если Фрида в кратчайшие сроки раздобудет где-то жилье, желательно не хуже, чем прежнее, он, так уж и быть, извинит ее непрактичность и женится. Ну а нет…
Стыдно вспомнить, но Фрида действительно некоторое время чувствовала себя виноватой перед женихом, что лишила его недвижимости, которую он уже считал своей.
Было одно обстоятельство, мешавшее девушке признать бывшего полным подонком: до секса у них дело так и не дошло.