Господи, ну чем же Аня заслужила, что родилась такой? И в чем провинилась она, Оксана, что родилась НЕ ТАКОЙ?
«Ты украла мою жизнь!» – с тоской подумала Оксана, и сердце зашлось от злости, что она не может наказать Аню за это невольное воровство.
Весь день она провела в смятении и гневе, а после уроков не пошла домой. Там Колька, перед которым надо разыгрывать довольство и беззаботность, а Оксана чувствовала, что сегодня сил у нее на это не хватит.
Она тайком покуривала, хотя очень боялась, что об этом узнает мама. Лояльная во многих других вопросах, курения она бы дочери не простила, и Оксана всегда тщательно пряталась, когда чувствовала необходимость затянуться сигареткой.
Бесцельно пошатавшись по улицам, поглазев на витрины и предновогоднюю суету, Оксана купила в киоске пачку сигарет «Ту-134» и спички. Сунулась в какой-то незнакомый двор, но нарвалась на неравнодушную пенсионерку, которая так развизжалась, что Оксана убежала. Шел седьмой час вечера, самое время пойти за школу, где или никого, или тусуются гопники, которые, может быть, если увидят, что она при куреве, благосклонно отнесутся и примут в компанию.
Но за школой было пусто, и Оксана на всякий случай спустилась по лесенке, ведущей в подвальную дверь, чтобы стать совсем незаметной, и никто не смог бы даже случайно ее увидеть и доложить маме, мол, а ваша дочка курит.
Так она стала свидетельницей избиения Ани.
Нужно было закричать, выбежать из укрытия и звать на помощь, так поступили бы все героини ее любимых книг и Галька Карлина. Но вместо этого Оксана затаилась и не дыша смотрела, как девочки побивают Аню, очнувшись только, когда сигарета дотлела до самых пальцев.
Душевное ее состояние резко переменилось. Уныние куда-то улетучилось, уступив место спокойствию и азарту.
Когда девчонки ушли, Оксана достала новую сигарету и не спеша ее выкурила, загадав, что если за это время Аня поднимется и уйдет, так тому и быть.
Тем временем в голове скользили хладнокровные мысли, что вокруг настолько темно, что она едва узнала Свету Поливанову и ее отряд, и то не столько по лицам, сколько по общему облику и приметным вещам.
Ну а Аня, конечно же, не помнит, в чем ходит ничтожная «Хрюха», и не опознает ее, особенно если закрыть лицо шарфом.
Выбросив окурок, Оксана подошла к Ане и, не наклоняясь, посмотрела ей в глаза. А когда девочка попросила о помощи, коротко и сильно, без замаха, ударила ее ногой в живот.
– Ты думала, что украла мою жизнь? – спросила Оксана хрипло. – Нет, извини! Я заберу свое!
С каждым ударом ей становилось все легче, а когда она наступила на ненавистное лицо, внутри будто лопнул какой-то нарыв, мешавший жить в полную силу.
Лишь много позже она подумала, почему Аня не кричала. От страха, или Света ушибла ей область гортани? Но как бы то ни было, девочка лежала тихо, и Оксана утратила осторожность.
Все равно чего-то не хватало. Оксана огляделась. Невдалеке валялся Анин пакет, из которого торчал кусок новогодней гирлянды.
Оксана осторожно, не снимая перчатки, вытянула ее и разложила на Анином теле – и внезапно ощутила такое космическое счастье, такое спокойствие, что даже удивилась. Она и не подозревала, что в тусклой и постылой реальности возможно подобное переживание.
В окрестностях по-прежнему никого не было. Вечер, все заняты предновогодними хлопотами, украшают елки под ласково воркующий телевизор, и как бы ни была красива Аня Лисовец, сейчас до нее никому нет дела.
Оксана засмеялась и отошла подальше.
Метрах в двухстах от школы стоял высокий старый клен, за стволом которого вполне можно было спрятаться.
– А ну-ка! – от пришедшей в голову мысли Оксана радостно засмеялась.
Скрывшись за деревом и закурив новую сигарету, девочка, мимоходом удивившись, как это ее не тошнит от такого количества никотина, вызвала в памяти, как и куда Света с подружками убегали со школьного двора.
Ага, если встать так, то тело Ани не видно. Можно ли на таком расстоянии и при таком освещении узнать человека в лицо? Ну так мы и не станем ничего утверждать, просто у Светочки папа директор универмага, и он может покупать любимой доченьке дефицитные импортные вещички со светоотражающими полосочками. А Светочка любит раздаривать подружкам белые трикотажные шапочки, каких больше ни у кого нет…
– Вы не хотели замечать «Хрюху» и брать ее в свою компанию? Ладно. Это был ваш выбор, а не мой! – Оксана снова засмеялась и в превосходном настроении отправилась домой, не забыв прогуляться еще часок, чтобы выветрить запах сигарет.
Она дождалась, пока тело Ани обнаружат и обстоятельства ее гибели станут известны каждому первокласснику. Целый час просидела дома, пытаясь заплакать, но радость оттого, что ненавистной Ани больше не существует, пересиливала все. Хотелось петь и танцевать и всем рассказывать, что есть все-таки в мире справедливость, и Лисовец получила по заслугам за то, что украла ее жизнь. Официально она не дружила с Аней и могла сильно не скорбеть, но все равно следовало изображать печаль, а не радость.
В общем, чтобы придать себе зареванный вид, пришлось резать лук. Убедившись, что выглядит достаточно грустной и взволнованной, Оксана отправилась в милицию. Там она прерывающимся голосом сказала, что ей кажется, хотя она и не уверена, и даже не знает, хорошо ли поступает, выдавая товарищей, хотя вдруг и возводит на них напраслину, но в общем, она думает, что видела Свету Поливанову с подружками, убегающими вечером со школьного двора.
Оказавшись на публике, она вдруг обнаружила в себе способность плакать легко и непринужденно.
С ней говорила инспектор по делам несовершеннолетних, добрая, видно, тетка. Она напоила Оксану чаем и, пока ждали следователя, прочитала лекцию о настоящей дружбе, что товарищ должен не покрывать, а помогать бороться с недостатками и все в таком духе.
Следовательница оказалась молодой женщиной с въедливым взглядом, так что Оксана даже испугалась, но быстро взяла себя в руки. Трогательно всхлипывая, она попросила не брать с нее официальных показаний, потому что у нее очень строгая мама и просто убьет, если узнает, что она ходит иногда вечерами за школу курить.
Женщины переглянулись:
– Что ж, без крайней надобности не будем портить девочке биографию, – сказала следовательница, и, наверное, надобности такой действительно не возникло, потому что Оксана больше никогда ее не видела.
Оксане очень хотелось купить такую же гирлянду, как она бросила на тело Ани, но было страшно, и она отважилась сделать это только перед следующими новогодними праздниками, и то поехала в центральный универмаг. Зато взяла сразу восемь штук, и потом незаметно спрятала среди другой мишуры.
Коля сильно переживал Анину смерть, а Оксана вдруг открыла в себе дар великодушной утешительницы. Она сидела с ним, гладила по плечу, поила чаем и произносила огромное количество успокаивающих и ободряющих слов. Ей было глубоко плевать, даже если бы он с горя повесился, но, утешая, она чувствовала свою власть над ним, и над покойной Аней, и над всеми остальными людьми, которые никогда не смогут сделать то, на что отважилась она.
Потом наступил выпускной год и связанная с ним нервотрепка. Оксана не имела склонности к какой-то определенной профессии, но, узнав, что ненавистная Галя Карлина поступила в медицинский, она решила тоже отправиться туда.
Занималась, не поднимая головы, а тем временем скоропостижно умер Колин отец, мать стала спиваться, а сам Коля забросил спорт и плотно связался с компанией урок. Он никуда не поступил, нигде не работал, и Оксана понимала, что зона – это только вопрос времени, причем ближайшего. Чем ниже он опускался, тем сильнее становилась его привязанность к соседке, и хоть он стал теперь противен, и знакомство с ним никому не делало чести, Оксана все же не отталкивала его окончательно. И не прогадала. Прежде чем сесть, Николай успел кое-что добыть своим преступным промыслом и оставил ей неплохие деньги и машину по доверенности, на которой они один раз вместе съездили в деревню, навестили его бабку.
Это был неплохой день: ясное июльское солнце, купание в озере, крынка настоящего молока и сгорбленная старуха с морщинистым лицом, продубленным солнцем и ветрами.
Потом Оксана лежала на сеновале, Коля поднялся к ней, и они занялись любовью очень просто, без всяких вывертов и изысков, и Оксана думала, может быть, если бы удалось остаться здесь и просто жить, как Колина бабка, ни перед кем не пытаясь выхвалиться, а только радуясь каждому хорошему дню… Если бы жить, чувствуя запах сена и наступая на землю босыми ногами, тогда, может, и Коля не казался бы таким грубым и тупым, а Анина смерть изгладилась бы из памяти.
Но остаться было никак нельзя.
Во время следствия и суда над Колей она снова разыгрывала великодушную утешительницу и всепрощающую подругу, стараясь, однако, чтобы никому не стало известно о ее связях с уголовником. К счастью, всю официальную и финансовую сторону взяли на себя Колины «бандюшата», ей оставалось только делать вид, будто она добивается свиданий, и собирать передачи.
Получая от него письма, полные слезливого фальшивого надрыва, Оксана злорадно хихикала, но в ответ отправляла такую же сентиментальную галиматью.
Коля просил ее позаботиться о матери – что ж, Оксана исправно покупала ей водку, в приятном предвкушении, что скоро займет ее комнату, когда женщина наконец допьется до смерти.
Все же она получила медицинское образование и явные признаки цирроза печени распознала без труда.
Тем временем надо было устраивать личную жизнь.
Во время учебы у Оксаны случилось несколько вялых романов, но ей хотелось выйти замуж хорошо, даже шикарно, чтобы занять подобающее положение в обществе.
Она не поступила сразу после школы и сначала была обескуражена провалом, а потом решила, что так даже лучше. Все провалившиеся девочки шли в санитарки или лаборантками на кафедры, чтобы заработать дополнительные гарантии для поступления, а Оксана отправилась на завод и за год скопила достаточно денег, чтобы обзавестись приличным гардеробом. Кроме того, физический труд пошел ей на пользу, она очень