Что ж, Оксана Васильевна умела ждать и планировать. Решив, что к Инге она находится слишком близко и может попасть в поле зрения следователей, Оксана решила удовлетвориться другой жертвой, связь с которой не так очевидна.
Новая жена бывшего любовника подходила как нельзя лучше, и хоть Оксана не питала к ней такой острой ненависти, но чисто логически если кто и украл ее жизнь, так это именно молодая сучка. Каким секретом она обладала, что ей удалось выдернуть кардиолога из грядки, в которой он пустил, казалось, очень глубокие корни?
Выслеживание увлекло Черных, проснулся давно забытый азарт, и трудности только будоражили Оксану Васильевну, заставляя снова чувствовать себя молодой.
Она вычислила эту молодую жену, проследив за бывшим любовником, изучила ее привычки и подстерегла на парковке у пафосного супермаркета, который, несмотря на весь свой пафос, экономил на видеокамерах. Впрочем, никто бы не узнал почтенного терапевта в костюме велосипедиста, шлем надежно скрывал ее лицо.
Быстро оглушив женщину ударом по голове, Оксана Васильевна отвезла ее за город, где задушила, раздела и обмотала вокруг шеи гирлянду, вновь испытав почти забытое чувство блаженного освобождения.
Потом достала из багажника складной велосипед и мирно проехала тридцать километров до железнодорожной станции, как раз успев к первой электричке. Она знала, что есть станция гораздо ближе, поэтому опрашивать свидетелей будут там, а об этой станции, расположенной на другой ветке, даже не вспомнят.
К сожалению, облегчение было недолгим. Инга Стрельникова никуда не делась, и видеть ее каждый день, такую успешную и счастливую, было просто невыносимо.
Черных снова попыталась обмануть себя, вспомнив завкафедрой химии, самоуверенную дуру, загубившую ее научную карьеру. Несколько лет назад она пыталась написать диссертацию на стыке терапии и фармакологии, но при утверждении темы вдруг нарисовалась эта химичка и в три минуты убедила ученый совет, что уважаемый соискатель пытается заняться такой чушью, о которой даже стыдно говорить.
Тему не утвердили, и двери науки захлопнулись перед носом Оксаны Васильевны, слегка прищемив его.
С химичкой вышло еще проще. Будучи одинокой женщиной, она любила ходить в кино, причем на поздние сеансы, вот Оксана Васильевна ее и подстерегла.
Дальше все было сделано, как и с женой бывшего любовника.
Это преступление помогло всего на несколько дней, и Черных поняла, что, пока Инга жива, покоя ей не видать.
Она стала внимательнее прислушиваться к разговорам коллег и выяснила, что Стрельникова имеет привычку бегать вечерами.
Потом случился конфликт ректора с аспирантом Михайловским, и Черных сообразила – вот прекрасный шанс.
И будет очень прекрасно и справедливо, если этот рафинированный мальчик, сын академика, с детства получавший от жизни все самое лучшее, немного хлебнет дерьма. А если повезет, то и ненавистная Галька Карлина вместе с ним. Слишком уж рьяно она его опекает!
Улучив момент, Оксана взяла флешку и ключи из его рюкзака и отправилась в Петергоф, где жила Инга. В первый раз ничего не вышло, машину и ключи пришлось вернуть на место, но в следующую попытку все прекрасно сошлось.
В этом году из-за частых дождей листья осыпались рано и сразу сгнили, превратившись в черную склизкую массу. Трава пожухла, и деревья стояли черные и голые, будто нарисованные тушью на низком свинцовом небе, с которого из растворяющихся друг в друге туч моросил мелкий дождик.
Зиганшин по привычке стоял возле калитки и держал в озябших ладонях чашку горячего чая.
Темная полоса старых елей вдалеке подернулась туманом, и старый дуб, под которым Фрида собирала с детьми желуди, оголился и поник.
Мстислав Юрьевич перевел взгляд на соседний дом. Там было тихо, и ни в одном окне не шевельнулась занавеска.
Раньше он, выходя на улицу пить чай, всегда замечал какое-то движение: или мелькнет отсвет рыжих волос, или качнется занавеска, или просто мигнет свет, и ему было приятно думать, что Фрида подсматривает за ним. Теперь же только тишина и неподвижность.
Недавно звонил Кныш – с известием, что освободил Михайловского. Оксана Васильевна в плотной разработке, но судебные перспективы пока сомнительны, а при грамотном адвокате и вовсе безнадежные. Что ж, зная Лешу, можно смело биться об заклад, что Черных останется безнаказанной. Кныш умудрялся разваливать дела и покрепче этого.
Поколебавшись, Мстислав Юрьевич набрал Галину Ивановну.
Она отозвалась доброжелательно и поблагодарила за спасение Ярослава.
– Ну что вы, – сказал Зиганшин, – я ничего такого не сделал и до сих пор чувствую себя в долгу перед вами! Если только вам что-нибудь понадобится, прошу вас, сразу обращайтесь!
В трубке помолчали, и он подумал, что связь прервалась, как Галина Ивановна отозвалась:
– Слушай, солдатик, ты действительно хочешь быть мне полезным?
– Ну да, конечно.
– Тогда вот что. Я не могла тебя просить об этом, потому что ты реально помог оправдать Ярослава, и вообще хороший мужик, а я, конечно, последняя свинья неблагодарная, но если ты фактически желаешь мне добра, пожалуйста, сделай так, чтобы больше я никогда о тебе не слышала.
– Но…
– Ты меня пойми, солдат. Я как вспомню, в чем ты меня обвинил, так мне жить не хочется. А потом думаю, что ты старался не просто так, а ради Ярослава, и признаю, что не имею никакого права на тебя сердиться. Но раз уж ты такой великодушный, пожалуйста, сделай одолжение, исчезни из моей жизни!
– Да не вопрос, Галина Ивановна.
Они попрощались, но Карлина тут же перезвонила снова и сказала, что если ему или близким вдруг потребуется что-то по медицинской линии, договоренность немедленно отменяется.
– Хорошо, Галина Ивановна.
Убрав телефон в карман, он обнаружил, что чай почти остыл, но возвращаться домой пока не хотелось.
У соседей хлопнула дверь: на улицу вышел Лев Абрамович, по случаю дождя в застегнутом на все пуговицы двубортном плаще с кушаком и в берете.
– Привет, – сказал он тихо, – а у нас новости.
– О?
– Фрида получила служебное жилье.
– Правда? Поздравляю! Вы рады, наверное?
– Да не то слово! А то мы же умные с ней люди оказались: сначала дом купили и только спустя много времени подумали, как она будет на работу добираться, когда погода поменяется? Прямо растерялись, а тут такая удача! Теперь Фридочке только дорогу перейти, и все.
– Ну а ты что? – скрывая тоску и тревогу, спросил Зиганшин. – С ней поедешь?
Лев Абрамович покачал головой:
– Нет, там комната в общежитии, куда мне? Можно было бы в город вернуться, но я ж квартиру свою сдал, да и школу бросать нехорошо.
– Нехорошо.
– Перезимуем как-нибудь, а, Слава?
– Перезимуем.