Откинул крышку большого сундука, стоявшего в коридоре, ловко забросил одну ногу, подтянулся и перевалился внутрь. Крышка стукнула по голове, он чихнул от незнакомого горького запаха и замер. Пусть ищут.
Пока все шло хорошо. Таня и Шурка небось уже сбились с ног. Не слышно было даже шагов.
Запах становился все сильнее, все глубже щекотал в ноздрях. Шаги! Бобка перестал дышать. Приник глазом к дырочке для ключа.
Но это был не Шурка. И не Таня.
Дворничиха теперь носила фартук поверх тулупа. На ногах у нее были войлочные боты, поэтому ступала она тихо. Подошла к старому велосипеду, быстрыми пальцами открыла маленькую сумочку, свисавшую с багажника: в таких велосипедисты обычно хранят карбид для фонарика и гаечный ключ для всего остального. Но вынула она не карбид, не гаечный ключ, а самый настоящий ключ. И тотчас вставила его в скважину. Хрумкнул замок. Изумленный Бобка стукнулся головой о крышку: ведь в этой комнате живет другая соседка – в круглых толстых очках, похожая на сову, а вовсе не дворничиха! Дворничиха живет в дворницкой.
И точно, она вскоре вышла из чужой комнаты. В руке у нее были розовенькие бумажки – карточки. Еще пачку таких же бумажек она вынула из кармана. Пересчитала все. Хмыкнула, довольная. Спрятала.
«Может, мы попросим карточки у нее? – подумал Бобка. – Вон у нее их сколько». Он припомнил, что дворничиха улыбалась, когда с ними знакомилась. И даже помогла отнести тете Вере сумку. Она добрая.
Дворничиха сунулась обратно в комнату и вытянула оттуда небольшой узел. Тихо заперла дверь, тихо опустила ключик на место. В узле что-то брякнуло.
Бобка дернулся, стукнулся головой о крышку, замер, – поздно.
– Ага! – заверещала дворничиха и рывком распахнула сундук.
В тот же миг Бобка почувствовал, как остервенелая сила пребольно – до слез! – тащит его за ухо наружу. Но мишку не выпустил.
– Ах ты негодник! Дрянь такая! Шпион!
Дворничиха стряхнула Бобку на пол. Снизу она казалась великаншей: Бобка видел только ноги в ботах и шерстяных чулках. И оскаленные зубы – будто клавиши пианино:
– Попробуй только вякни! Убью! – проскрипело из пасти.
Бобка икнул и даже забыл, как кричать и плакать.
И чтобы Бобка не сомневался, дворничиха так наподдала ногой мишке, что тот взмыл, шмякнулся о велосипед на стене, повалился на пол, покатился и замер. Оба глаза – один выпуклый, желтый с карим зрачком, другой – пуговица с четырьмя дырочками – смотрели на дворничиху.
И вот тут Бобка перепугался по-настоящему. В этом желтом, настоящем мишкином глазу он увидел живую злую искру.
Глава 34
– Дали?
Тетя Вера посмотрела на три пары глаз. И ответила странно:
– Почти. Бобка, допил?
Бобка посмотрел на всех из-за края кружки.
– Теперь можно и часы. Давай их сюда, Таня.
Таня протянула тете Вере ее золотые часики на тонком черном ремешке.
– Погоди. Подержи их пока.
К сгибу локтя тетя Вера прижимала клочок ваты. Рука у нее была худая, как швабра.
В приоткрытую дверь видно было, как санитарка постукивает ногтем по стеклянной трубочке. Санитарка увидела Таню, притворила дверь.
Бобка допил свой кипяток с витамином и поставил кружку на подоконник, к двум уже пустым.
Потом они все вместе долго шли по звонкому коридору госпиталя. В заклеенные окна ромбиками проходил свет. Одна рука у тети Веры была в рукаве, другая покрылась гусиной кожей.
Поверх белых халатов у многих в коридоре были накинуты пальто, кофты и даже шубки. А шаги не стучали – шаркали.
В комнате за полукруглым окошком женщина долго изучала протянутый тетей Верой талончик.
– Что-то часто вы, – сказала она. Не то с сочувствием, не то подозрительно.
– Карточки хлебные потеряла, – безразлично ответила тетя Вера.
Женщина насадила талончик на железную спицу. Подала в окошко маленький твердый прямоугольник.
Тетя Вера полезла в сумочку и обронила ватку. На полу она казалась еще белее. Шурка наклонился поднять, но тетя Вера сцапала ее быстрее. Шурка успел увидеть красно-коричневое пятнышко.
Она протянула плотный прямоугольный сверток.
– Таня, держи. Бобку домой заведете – и отнесете, как в прошлый раз, – тетя Вера опустила наконец рукав. – Ясно? Адрес помните?
Дом был на улице Марата.
Таня кивнула.
– А мне еще работать. Дома увидимся.
Тетя Вера махнула им рукой в рукаве и поплелась по коридору. Шурка поразился: казалось, бредет старушка.
– Идем, – дернула его за хлястик сестра. И старушка снова стала обычной тетей Верой.
Таня нащупала в кармане прохладный металл – тети-Верины часики. Хотела ее окликнуть, но та уже скрылась из виду в гулком, полном людей в халатах, коридоре.
Глава 35
И снова сердце начало бухать по ребрам, как только они перешли мостик через Фонтанку. Ветер хорошенько разгонялся над речкой, он отхлестал обоих по щекам. Но все равно под мышками у Шурки стало жарко-жарко.
Таня шла наклонившись вперед, придерживая берет рукой. Ее профиль не выражал ничего.
С голых деревьев ветер оборвал последние листья. Они размокли, из золотых стали коричневыми. Сотни ног втоптали их, и теперь они казались нарисованными. Деревья трясли голыми ветками.
Перешли Пять углов – так называли перекресток, куда впадали пять улиц сразу. Но углов у него осталось четыре: один снесло. Наверное, бомбой. Сердце забилось теперь уже в горле: стало видно следующий перекресток. В него впадала улица Правды. Сердце застучало в висках. Их прежний дом – дом, откуда пропали папа и мама, – глядел подслеповато. Многие окна были заделаны фанерой. Видно, досталось и ему.
В их комнатах жили теперь совсем другие люди, но Шурка невольно отыскал взглядом знакомые окна. Одно было заклеено бумажными полосками, в другом торчал кусок картона.
– Не гляди, – пробормотала Таня.
Легко сказать! Она сама смотрела во все глаза. Но за их окнами никто не показался.
Таня вела Бобку, придерживая за шарф, как собачку на поводке. Бобка топал в своих тесных ботах, глядел по сторонам, улыбался: витаминный напиток, который ему дали в госпитале, его явно приободрил. И Шурка с болью понял: а Бобка-то забыл.
Сестра словно услышала его мысли. А может, просто и сама думала о том же.
– Бобка тогда был совсем маленький. Маленькие быстро все забывают.
Шурка помолчал.
– Война все поменяет, – сказал он. – Станет ясно, где свои, а где враги.
Не будет больше никакого Ворона, кончилась его власть, думал он.
Таня молчала.
– Ты считаешь, не поменяет?
Таня не ответила. Она старательно отворачивалась, чтобы ненароком не увидеть их окна. Уже не их окна.
– А кого напрасно схватили, тех выпустят.
– Думаешь?
Они оба старательно избегали слов «папа» и «мама».
– Если уже не выпустили, – решительно ответил Шурка своему бьющемуся сердцу. – Они, может, в эту самую минуту уже едут к нам.
– Куда? – странным голосом спросила Таня.
«Неужели она больше не ждет?» – поразился Бобка. Он уже не знал, что хуже: просто забыть, как Бобка, или так.
Шли молча.
– Здесь, – Таня остановилась у парадной.
Серые тучи набухали. Дом тоже посерел, утратил цвет. Таня вынула из-за пазухи сверток.
Мерзкое чувство опять хлестнуло Шурку по щекам. Лицу стало жарко.
– Стой, Таня. Не входи.
Таня остановилась на пороге.
– Ты что?
– Давай посмотрим, что в этой посылке.
– Ой, ну что там может быть? Какие-то тети-Верины штуки. Для знакомой.
– Вот именно.
Таня убрала ногу с порога.
– Ты что имеешь в виду?
– Штуки, – выразительно повторил Шурка.
Тоненькие Танины брови прыгнули под берет:
– Ты что имеешь в виду?!
– Ты эту знакомую знаешь?
– Ты же только что сам говорил: теперь все по-другому, из-за войны.
– Да, но… Диверсанты – настоящие немецкие диверсанты – могут быть очень хитрыми. И тетю Веру обмануть они тоже могут. Сказать, например: с вами поступили несправедливо, не хотите ли…
– Ты что, серьезно?
– Я ужасно серьезен, Таня.
Мимо прошаркал прохожий в плаще. Голубь сел на провод, чуть не кувыркнулся от собственной тяжести, порхнул прочь. Тучи наконец собрались с мыслями – начал сеяться дождик.
Шурка видел, что заронил в Тане сомнение. Она не спешила шмыгнуть в подъезд. Танино пальто медленно усеивали крошечные шарики воды.
– Давай посмотрим, – настаивал Шурка.
– Не выдумывай.
Но в лице у Тани не было уверенности.
– Хорошо. Тогда давай подойдем к милиционеру, скажем, что нашли этот сверток на улице, и посмотрим, что будет.
– Никуда я не пойду!
– Вот видишь.
Таня взялась за ручку двери.
– Мы должны тетю Веру…
Таня не стала слушать, нырнула в парадную.
– …Спасти, – договорил Шурка.
– От кого?
– От них.
Вперед и вверх уходила лестница. На площадке, задрав вверх согнутые мускулистые руки, ее поддерживали два полуголых бородача, по пояс выступавшие из стены. Они – вместе со стеной – тупо были покрашены по макушку зеленой краской. Видно, здешнему управдому все равно было, забор красить, перила или статуи.
С площадки этажом выше виднелась точно такая же пара зеленых полуголых силачей. Все четверо как бы почтительно приподнимали потолок, приглашая пройти.
Таня остановилась.
– Мы потом ни за что не сложим так же аккуратно, – промямлила она. И запнулась: ей показалось, что каменный живот у нее над головой вздохнул.
Танин взгляд отскочил от стены; бородач напротив тотчас притворился, что не он только что косился в их сторону.
– Сложим, сложим! – гнул свое Шурка. – Запомним, как было, и сложим.
– Ну возьми погляди, раз тебе надо, – сдалась Таня.
Ей почему-то хотелось поскорей отсюда выйти.
Шурка осторожно принял сверток. Высвободил треугольную складку, отогнул бумагу.
Диверсанты, тайны, сигналы – все лопнуло, разлетелось брызгами, забылось. Из газеты высунулся кусок шоколада. На уголке лежал тусклый блик.