Шурка выдернул санки из сугроба, пыхнувшего морозной пылью.
– А где Таня? – остановился Бобка.
– Таня придет! Попозже! – тоненько выкрикнул брат, наматывая веревку на кулак. – Ну! Домчу с ветерком! – слова были веселые, а вот голос невесел. – Как король едешь, Бобка!
– Как король игрушек? – уточнил Бобка, залезая на санки: упал животом, неуклюже перевернулся, сел.
– Какой еще король игрушек?
– Который в кукол превращает. Так мишка объяснил, – Бобка поставил ноги на полозья. – А вот же он.
Шурка обернулся. Стылым взглядом смотрел неживой трамвай, сам по колено в снегу. Искрились белые деревца. Купол собора реял в золотисто-розово-голубом небе, как огромная темная чаша.
– Не там. Вон там, – показал рукой Бобка.
На том месте, где раньше был мост, а теперь виднелся только снег, стояли сани. В них не было ни коней, ни оленей, ни собак. Никого не было.
– Ну наконец-то! А я уж думал, вы никогда не выберетесь! – оживленно закричал король игрушек. И захохотал.
Он постукивал кулаками и дул на них – как будто мог замерзнуть. Сорвал с головы серую обвисшую шляпу и помахал ею. Нахлобучил, потянув за поля.
«Король, а одет как попало», – осудил его Бобка. Одежка на короле и правда была ветхая, серенькая. И борода тоже серая.
– …А этот мне, главное, говорит: «Вы Дед Мороз?» Ха-ха! Дед Мороз!.. Деда Мороза не существует. Заруби себе это на носу, малыш. Его просто изображает чей-нибудь папа. В бороде из ваты. Или дядя, или старший брат. Только где все эти папы и дяди? Что-то их не видно. И куда это они все подевались, а? Некому больше Дедом Морозом прикинуться? Значит, не будет вам Нового года!
Он балаболил, словно наслаждался своим красноречием и остроумием и старался произвести впечатление на Бобку и Шурку.
Рядом с санями лежала фигура. Казалось, человек брел-брел, да и присел в сугроб, да и завалился на бок. Да так и остался лежать. Фигура вся была укутана, обмотана в теплое, с шалью поверх шапки, в валенках поверх ботинок. Только это все уже ничего не значило. Фигура была неподвижна. Похоже, Бобка был по-своему прав, говоря о куклах.
Они подошли поближе к саням. Вблизи сходство с куклой было еще явственнее.
– Вы где? – очнулся король игрушек, заметив, что никто его не слушает. Огляделся. – Шутники, однако! Побегать со мной наперегонки решили? Побегаем. Отчего же не побегать. Так даже забавнее.
Он встал на козлах во весь рост.
– Гонки на санях! Открытый чемпионат! Первенство Ленинграда! Ура! – радостно завопил он и хлопнул вожжами.
Глава 52
– Шурка, а ты не можешь бежать быстрее? – подал сзади голос Бобка. Ему было страшно.
Шурка опять попытался встать. На четвереньки. Потом разогнулся. Снова подался вперед, потянул санки.
Веревка врезалась в живот. Ноги были мягкие, не справлялись со снегом.
– Бобка, я просто человек-ветер. Не беспокойся, – бормотал Шурка, напрягая последние силы.
Санки так и норовили съехать с узенькой тропинки, протоптанной в сугробах редкими прохожими, и ткнуться в снег. От выстывших домов тянуло холодом.
– Наш дом! – крикнул Бобка.
А Шурка уже тащил его за подмышки из санок.
В квартире ничего не изменилось. Она была такой же темной, огромной и холодной. По углам лежал иней – король игрушек явно побывал здесь. В коридоре – снег, который намело через разбитое окно. В кухне – никого.
– Злая ушла, – обрадовался Бобка.
Печенья, правда, тоже не было. И карточки исчезли.
– Маня, наверное, тоже ушла, – объяснил Шурка.
Все двери в коридоре стояли нараспашку. Их дверь тоже. Задувал ветер.
Шурка прислонился к стене, прикрыл глаза.
– Надо шевелиться, – обеспокоенно сказал Бобка. – Бублик… помнишь, какой он худой был? Таял. И совсем растаял. Я тоже начал таять.
– Да? – брякнул Шурка, не слушая.
Он с трудом отлепился от стены. Искал что-то у печки, по углам, под шкафом. Нигде, как назло, не было ни щепки.
– Да. Но потом побежал – и перестал таять.
– Что? – осознал внезапно Шурка.
– Только ты Тане не говори. А то еще испугается.
Шурка кивнул и подсадил брата на диван.
– Холодно как, – тихо произнес Бобка. – А где все вещи?
– Сбежали.
Видимо, только диван и стол не смогли пролезть в дверь. Да еще картинам было лень слезать со стены, а люстра боялась прыгать с потолка. Рваный плед тоже почему-то не убежал. Шурка подтащил его, натянул на Бобку.
– Огонь разведем, – сказал.
Во рту у печки еще нашлись какие-то щепочки. И комок страниц из Таниной книги. Спичка никак не хотела чиркнуть. Наконец удалось с нею справиться. Оранжевые язычки вяло лизнули бумажный шарик.
– Пойду дров принесу.
Голос у Шурки был безучастный. Он вяло переставлял ноги: левая-правая, левая-правая. А на Бобку не смотрел.
– Дров принесу, – повторил он. – Только посижу немного! – крикнул уже из коридора. – Отдохну, а потом быстро все сделаю. Найду. Дрова…
Шуркин голос делался все слабее. А потом донеслось шуршание.
– Ты что? Прилег там? – забеспокоился Бобка. – Холодно ведь.
Но брат решил не отвечать. А может, ушел в ту комнату, на которой раньше висел замок. Таня говорила, там дрова.
Бобка сидел и смотрел на холмы пледа, под которыми были его ноги. Впрочем, теперь он уже не был в этом уверен. В печке пыхнуло оранжевым, и стало еще темнее: щепки обуглились и едва тлели. Скоро погаснут совсем. Бобка захотел пощупать, где ноги. Казалось, их там вовсе нет, а есть только холод. Но рука не поднялась. Она просто лежала рядом, как будто сделана из дерева. «Я превращаюсь в куклу», – сообразил Бобка.
Он попробовал еще раз позвать Шурку. Но голоса своего не услышал. Зато услышал, как кто-то вошел.
Высокая фигура прошла в полумраке к столу. Села прямо на стол.
Король игрушек отыскал их, понял Бобка.
Король закинул ногу на ногу.
– Ничего-ничего. Я подожду. Не стоит обо мне беспокоиться.
Будто Бобка не сидел неподвижно, а побежал поставить чайник на плиту для гостя. Принести печенье в вазочке. А Бобка даже голову не мог повернуть в его сторону. Он сидел и прямо перед собой видел картину. Ту, на которой больше не было груш и булки.
Внезапно оттуда вылезла большая фарфоровая кукла с красным ротиком и шелковистыми локонами. Платье задралось, показав на мгновение панталончики, и кукла спрыгнула в комнату. А за ней просунула хорошенькую кудрявую головку другая. Следом еще одна. И еще. И еще. А за ними клоун.
Вот здорово! – обрадовался Бобка. Никогда у него не было так много игрушек.
Клоун галантно помог негнущейся трубе – та все цеплялась за раму своей жестяной ногой. Затем вылезла плюшевая обезьяна – она перебралась через раму ловчее всех. И целый полк оловянных солдатиков. И орава голеньких целлулоидных пупсов. Они сначала спустили на ремнях блестящий лаком голубой автомобиль, потом – таким же способом – самолет с красными звездами на крыльях, а потом спрыгнули сами. И бархатистый кот. Он сел на полу и тотчас принялся расправлять усы.
В жизни своей Бобка не видел столько игрушек разом! Они разбрелись по комнате. Подыскивали себе место, обустраивались. Солдатики развернули полевую кухню, поставили палатки. Обезьяна висела на шторах. Куклы принялись расчесывать друг друга, только и слышалось: «Передайте расческу, Кларочка!», «Туся, у вас моя ленточка?»
А король игрушек все сидел, покачивал ногой. Иногда поглядывал на собственные ногти. А на Бобку не смотрел. Он ждал.
Вдруг Бобка увидел, что из картины высунулся мишка. И показал ему лапой: тсс!
Но поздно.
– Вот ты где! – радостно закричал король.
Огромными шагами он прошел через всю комнату и вынул мишку из картины.
– Что еще за новый глаз? – нахмурился. – Какое уродство!
Пуговица явно ему не понравилась.
А мишке не понравилось такое обращение. И он вместо приветствия открыл бархатистый ротик и всадил в руку королю свои остренькие клычки.
– Негодяй! – заорал укушенный. Затряс рукой.
Мишка шлепнулся на пол – игрушки ахнули – и быстро скрылся в темноте.
– Бунтовать?! Против меня бунтовать! – метался по комнате король, заглядывая во все углы. – А ну вылезай, мерзавец! – Бобке стало ясно, у кого мишка набрался грубых слов. – Вылезай! И тогда, может, я тебя помилую!.. Да не стойте же вы! Дуры! Остолопы! Ищите его!
Поднялся визг, лязг, топот. Игрушки бросились выполнять приказ, но лишь со стуком налетали друг на друга. Грузовик переехал коту хвост. Обезьяна промахнулась в прыжке, упала и придавила Кларочку.
– Вы испортили мне прическу! – завизжала та. – Не мните платье!
Куклы оттащили ее за ноги.
Бобка охотно бы бросился мишке на помощь, вот только не мог пошевелиться. Да и мишки было не видать.
– Эй вы! – крикнул мишка.
Месиво остановилось. Все задрали голову.
– Он на люстре!
И точно: коричневое тельце темнело среди хрустальных висюлек.
– Как вам не стыдно! – выразительно произнес мишка.
Бобка хотел засмеяться. Потому что мишка сказал это совсем как тетя Вера. Но не засмеялся: сил не было даже дышать. Страшно хотелось спать. Казалось, он не под пледом и весь одетый, а по грудь в холодной воде и голый. Глаза сами закрывались. И он понял, что не сможет досмотреть, как мишка справится.
Мишка тоже это понял. Ослабевший от голода Бобка замерзал. Бобка, который кормил его печеньем и учил хорошим манерам! Который делил с ним подушку и показывал все интересное, что видел! Замерзал всего за несколько минут до того, как…
И мишка придумал.
– «Мерзавец!» – передразнил он короля и заулюлюкал сверху.
– Молчать! – закричал король. – Молчать! Я твой король!
Мишка рассмеялся и принялся раскачивать люстру, откидываясь всем телом то вперед, то назад, вытягивая и поджимая задние лапы, как на качелях. Висюльки жалобно запели.
– Развлекаешься, негодник? – ярился снизу король. – Я твой король! Я приказываю…