— Ну ког-гда же он кончитс-ся?! — взмолился наконец не вытерпевший гном.
Губы у Халласа посинели, а зубы уже отбивали отчетливую дробь, соревнуясь по издаваемому звуку с боевыми барабанами орков. Скажу честно: услышь этот звук барабаны, они бы попросту лопнули от зависти.
— Дождь кончится не раньше чем к завтрашнему утру, — сказал Медок, бросив взгляд на серое небо.
— К утру?! — простонал Халлас.
— Угу. И никак не раньше.
— Слушай, Халлас. — К нам подъехал Угорь. — А ты пока объяви дождю перемирие.
— Перемирие? — крайне подозрительно сказал Халлас, чувствуя какой-то свинский подвох в этом предложении.
— А что? Продолжишь войну с ним попозже.
— А разве т-так можно? — с сомнением спросил гном.
— Почему нет? — Фонарщик, ехавший рядом со мной, пожал плечами. — Войны иногда прерываются перемирием.
— Только не в-войны гномов! — запальчиво ответил Халлас.
— Считай, что у тебя кончился порох и перемирие необходимо, — нашелся Угорь.
Гном обстоятельно подумал, выжал намокшую бороду и, состроив рожу, будто он делал наиглубочайшее одолжение всему миру, сказал:
— Ну ладно. Давайте ваш плащ, что ли?
Делер уже открыл рот, чтобы высказаться о нестойкости гномов, идущих на уступки в боях, но поймал предупреждающий взгляд Угря и промолчал. Халлас укутался в плащ.
К вечеру дождь усилился, он уже полностью пропитал землю, и теперь луга превратились в огромные лужи. Копыта лошадей чавкали в этом маленьком болоте, и животные стали уставать, хотя продвигались мы довольно медленно. Только через две лиги травяные луга пустоши остались позади, и лошади вынесли нас на некое подобие дороги.
— Это остатки старой дороги. Той самой, что вела из Ранненга в Авендум, — будто услышав мои мысли, произнес из-под капюшона Кли-кли.
— Удивительно, как она сохранилась, — пробормотал Сурок. — Почти пятьсот лет минуло, а она лишь травой поросла.
— Нич-чего удивительного, — пробурчал Халлас. — Ее г-гно-мы с-строили.
— Да ладно тебе, Счастливчик, заливать! — отмахнулся Фонарщик.
— И нич-чего я не заливаю. Наша это работ-та. Я нюхом чую. Делер, подт-тверди.
— Ваша, ваша, — миролюбиво согласился карлик. — Ты бы лучше помолчал да погрелся. У тебя зуб на зуб не попадает.
— Ч-чей-то ты о моем здоровье так з-заботишься?
— Так помрешь, мне тебе могилу рыть.
Халлас поплотней закутался в плащ и ничего не сказал.
Несмотря на дождь, с земли стал подниматься туман. Точнее, не туман, а легкая, пока еще прозрачная белесая дымка. Она стелилась над землей, просачиваясь между травинок, окутывала копыта лошадей. Но как только появлялся ветер, дымка рассеивалась и на время отступала.
К нам, придержав коня, подъехал Маркауз:
— Эй, Кот! Ты уверен насчет неприятностей? Ничего не напутал?
— И то верно, — поддержал Алистана Горлопан. — Гроза давно прошла, мы вот уже четвертый час мокнем под дождем, а никаких громов с небес так и не случилось.
— Ну и слава Сагре, чтоб ничего еще сто лет не случилось, — прокряхтел Дядька.
— Да не мог я напутать. — Кот наконец-то смог вставить слово. — Сам не могу понять, что происходит. Раньше чувствовал, а теперь ничего. Пусто. Я уже начинаю думать, что почудилось.
Кот имел самый что ни на есть смущенный вид.
— А Миралисса и Эграсса ничего не чувствуют? — осторожно поинтересовался Мумр у Алистана.
— Нет. У них тоже пусто.
— Значит, пронесло, — с облегчением вздохнул Горлопан.
— Не надо радужных надежд, — состроил кислую физиономию Кли-кли. — Пронесет, пронесет, а потом кэ-эк вдарит!
— Чего ты каркаешь, чудо зеленое? — зло одернул гоблина Медок. — Надо говорить, что пронесет, и не думать о плохом.
— Я, конечно, оптимист, но путешествие с Гарретом вносит в мой характер пессимистические зернышки.
Кли-кли бросил в мою сторону многозначительный взгляд. Я ответил ему тем же, пообещав устроить гоблину чудесную жизнь, если он не заткнется. Шут только хихикнул.
Гоблинское зрение раз в десять острее человеческого. То, что мне казалось серой тенью, проступающей сквозь дождь и дымку, для Кли-кли было чем-то уж очень неожиданным. Он удивленно вскрикнул, гикнул, ударил Перышко пятками и стал нагонять эльфов.
Под копытами лошадей в траве, проросшей на заброшенной дороге, иногда что-то шуршало и скрипело, как будто лошади наступали на снежный наст. Я свесился с седла, но кроме травы ничего увидеть не смог. Под копыто Пчелки попал обломок какой-то палки. Лошадь наступила на обломок, и я услышал тот самый заинтересовавший меня звук. Еще десяток ярдов — и очередная палка. Теперь я смог хорошо рассмотреть ее. Черная, чернее и’альяльской ивы, неровная и бугристая. Это была отнюдь не палка, а осколок человеческой берцовой кости.
Я похолодел. Лошади шли по костям. Мы топтали останки неизвестных мертвецов.
Конечно, костей было не так уж и много, но то тут, то там слышался хруст и скрип.
— Чтобы мне целовать сковородку! — выругался Фонарщик. — Да тут битва была.
Вернулся Кли-кли, и видок у него был мрачнее, чем та туча, что гналась за нами поутру.
— Еще какая битва, друг Фонарщик. Битва отряда Харьгана.
— Быть того не может, — не согласился Сурок. — За пятьсот лет кости глубоко уйдут в землю, да они совсем исчезнут, а не будут лежать на поверхности, словно со времени битвы прошло не больше двух лет.
— Не нравится мне здесь, — протянул Горлопан.
— Кости хрупкие, как низинский фарфор, — пробормотал Кли-кли. — А насчет того, что это не останки со времен той битвы, ты не прав, Сурок. Впереди овраг, о котором я вам рассказывал.
Но мы уже и без рассказов гоблина могли увидеть возникшую перед нами преграду. Овраг. Почти такой же, каким я видел его во сне. Только в реальной жизни он казался еще больше, угрюмее и страшнее. Весь заросший высокой, достигающей груди травой, с громко журчащим, располневшим от дождя ручьем, он воистину был непреодолимой преградой для осаждающих во время штурма.
Противоположный берег возвышался перед нами на целых пятнадцать ярдов. Легкая дымка в жерле оврага обрела очертания, загустела и почти скрыла дно. Вот только стены оврага были уже не такими отвесными и обрывистыми. За пять столетий вода, снег и растения расширили овраг на несколько десятков ярдов, сгладив его стены. Теперь, чтобы не сломать шею во время спуска, нужно было очень постараться.
Я и не заметил, что все молчат. Никто не произносил ни слова. Мы просто смотрели сквозь усиливающийся дождь на ту сторону, туда, где триста человек несколько столетий назад сдерживали атаки орков.
Первым тишину нарушил Фонарщик:
— Ну и как мы переберемся на ту сторону?
— Очень просто. Вначале спустимся, а затем поднимемся.
Вот уж не замечал раньше в Маркаузе иронии.
— Боюсь, лошадки не поднимутся, милорд Алистан, — крякнул Дядька.
— Да не боись, десятник! — Делера никакие склоны не смущали. — Подтолкнем если что!
— Идти нужно, пока не стемнело. Или завтра, — Миралисса сбросила с головы капюшон, подставив волосы под дождь.
— Лучше сейчас. Вперед! — Алистан первым направил лошадь к спуску в овраг.
Я последовал примеру Арнха и Фонарщика и слез с лошади. Еще не хватало грохнуться во время спуска. Травы здесь было на всю Харьганову пустошь. От терпкого запаха калькиных усиков и дикого пустоцвета горчило в горле.
Трава оплетала ноги, замедляла спуск, и один раз я чуть было не попал под копыта собственной лошади. Как и на лугах, под травой обнаружилась грязь, и копыта животных стали скользить. Мы спускались вниз медленно и осторожно. Звон ручья приближался, но его до сих пор не было видно из-за зарослей травы.
Сходящие со склонов оврага дожди и снег смывали останки людей и орков вниз, на дно, и теперь ручей звонко журчал, преодолевая гигантскую запруду из черных веток-костей различной величины и формы. Ожиревший от дождя, мутный и грязный, ручей журчал, пробираясь между ребер, берцовых, плечевых костей, позвонков и наполовину развалившихся черепов.
— Мать вашу! — выругался Медок, обозрев огромные залежи костей.
— Понятное дело, почему такую дорогу забросили. Кому охота пробираться через этот могильник, — тихо сказал Сурок.
— Где старые кости, там и гхолы. — Фонарщик положил руку на рукоять биргризена.
— Кости слишком старые, к тому же хрупкие. Слышишь, как хрустят под копытами? Никаких гхолов здесь уже давно нету.
— Неприятно, — пробормотал Кот.
— Чего? — Фонарщик тянул за уздечку лошадь, никак не желавшую переходить через ручей.
— Я говорю, неприятно вот так вот лежать. Не погребенным. Чтобы твои кости остались не в земле, а под ветрами столетий.
— Что-то ты о смерти стал думать, смотри, как бы Сагра не услышала, — попытался пошутить Фонарщик.
Шутки не вышло. Кот лишь хмыкнул и скрылся вместе с лошадью в высокой траве на той стороне ручья.
Я перепрыгнул через ручей, раздавив пару костей, и потянул за собой Пчелку.
— Одни покойники! Ходить по костям воинов… Кот прав, от этого места веет смертью и чем-то неправильным. — Арнх отбросил в сторону травинку, которую мусолил в зубах битый час.
— Да кто тебе сказал, что кости человеческие? — Элл, как и другие эльфы, так и не спешился. — Вот, смотри.
Эльф спрыгнул с лошади, покопался рукой в грязи и бросил что-то черное в руки Арнха. Тот на лету поймал предмет и принялся вертеть в руках, а затем безразлично выбросил в ручей. Я успел заметить, что это была нижняя челюсть с неестественно большими и длинными зубами. Точнее, с длинными клыками. Прямо как у Элла или любого другого эльфа. Или орка.
— Орки? — Арнх заинтересованно посмотрел на к’лиссанга Миралиссы.
— А кто же еще? — Золотистые глаза эльфа сверкнули. — Кости людей тоже встречаются, но по сравнению с орочьими их мизер. Орков хорошо посекли.
— Да, им несладко пришлось, — крякнул Фонарщик.
— Тут не только стрелы были. — Кот вернулся назад уже без лошади и стал помогать Фонарщику подгонять его упрямую клячу. — Здесь еще и магия поработала. Стены оврага оплавлены. Кто-то устроил в