Держась за руки, Барти и Ангел повели взрослых на кухню, к двери черного хода. Эта церемониальная процессия заинтриговала Тома, и к тому времени, когда они вышли на крыльцо, ему не терпелось узнать, чем вызвана такая эйфория всех собравшихся в доме, за исключением его и Уолли.
Когда они столпились на крыльце, окутанные влажным ночным воздухом, который пах озоном и жасмином, Барти обратился к Тому:
– Мистер Ванадий, ваш трюк с монеткой, конечно, необычен. Но вот это просто из Хайнлайна.
Скользя одной рукой по поручню, мальчик быстро спустился по ступенькам на пропитанную водой лужайку, под дождь.
Его мать, вытолкнувшая Тома к верхней ступеньке, словно в первый ряд партера, нисколько не волновалась из-за того, что мальчик остался один на один со стихией.
На Тома произвела впечатление та уверенность, с которой слепой ребенок расправился со ступеньками, и поначалу он не заметил ничего необычного в его прогулке под ливнем.
Лампочка на заднем крыльце не горела. Молнии не освещали лужок. Барти превратился в серую тень, скользящую по темноте двора.
– Сильный дождь, – заметил Эдом, стоявший рядом с Томом.
– Это точно, – согласился тот.
– Совсем как в августе тысяча девятьсот тридцать первого года. В Китае. Тогда река Хуанхэ вышла из берегов. В наводнении погибло три миллиона семьсот тысяч человек.
Том не знал, как реагировать.
– Это много.
Барти шагал по прямой к дубу.
– Тринадцатого сентября тысяча девятьсот двадцать восьмого года. Озеро Окичоби, штат Флорида. При прорыве дамбы погибло две тысячи человек.
– Не так уж много, две тысячи, – услышал Том свою идиотскую реплику. – Я хочу сказать, в сравнении с чуть ли не четырьмя миллионами.
В десяти футах от ствола Барти отклонился от прямой и зашагал вокруг дерева.
После операции прошел только двадцать один день, и адаптация мальчика к слепоте, конечно же, поражала, но аудиторию определенно восхищало не его умение ходить по прямой и по кругу.
– Двадцать седьмое сентября тысяча девятьсот шестьдесят второго года. Барселона, Испания. Наводнение унесло четыреста сорок четыре жизни.
Том отошел бы вправо, подальше от Эдома, но с другой стороны его подпирал Джейкоб. Ему вспомнились слова последнего о железнодорожной катастрофе в Бейкерсфилде.
Огромная крона дуба не защищала от дождя. Листья прогибались под тяжестью воды и сливали излишек вниз, на траву.
Барти обогнул дерево и вернулся к крыльцу. Поднялся по ступеням, встал рядом с Томом.
Несмотря на густой сумрак, никаких сомнений в исключительных способностях мальчика быть не могло: и волосы, и одежда после прогулки остались совершенно сухими, словно гулял он под дождем в плаще с капюшоном.
Охваченный благоговейным трепетом, Том опустился на колено, коснулся пальцами рукава Барти.
– Я шел там, где дождя нет, – пояснил мальчик.
За пятьдесят лет, до Ангел, Том не встречал себе подобных, а тут за неделю судьба свела его сразу с двумя.
– Я не могу сделать то, что посильно тебе.
– А я не могу забросить четвертак в другой мир. Возможно, мы сможем научить друг друга тому, что умеем сами.
– Возможно.
По правде говоря, Том не верил, что один носитель экстрасенсорных способностей может чему-то научить другого. Они родились со своим особым даром и по-разному воспринимали великое множество существующих миров. Он не мог объяснить, как ему удавалось забросить четвертак или другой маленький предмет неведомо куда. Он только чувствовал наличие «дырки», и монета всякий раз исчезала, подтверждая, что чувство это его не подвело. Он подозревал, что Барти, шагая там, где нет дождя, не предпринимал для этого каких-то сознательных усилий, просто решал, что будет идти в сухом мире, оставаясь в мокром… и шел. Ни он сам, ни Барти на волшебников или колдунов никак не тянули, не было у них тайных заклинаний и снадобий, которыми они могли бы поделиться с учениками.
Том Ванадий выпрямился, положил руку на плечо мальчика, оглядел стоящих вокруг людей. Многих он увидел только сегодня, других едва знал, но впервые после приюта Святого Ансельмо у него появилось ощущение, что он попал домой. И его место здесь.
Агнес шагнула к нему:
– Когда Барти берет меня за руку и ведет меня под дождем, я мокну, тогда как он остается сухим. То же происходит и с остальными… кроме Ангел.
Девочка уже взяла Барти за руку. Вдвоем они спустились с крыльца под дождь. Не направились к дубу, просто остановились в шаге от нижней ступеньки и повернулись лицом к дому.
Теперь Том знал, куда смотреть, так что сумрак ничего не скрывал.
Они стояли под дождем, под ливнем, ничем не отличающимся от того, под которым Джин Келли пел, танцевал и кружился на городской улице в том знаменитом фильме,[79] но если актер к завершению эпизода промок до нитки, то дети оставались сухими. Том напрягал зрение, чтобы разобраться в этом парадоксе, пусть и знал, что чудеса не разглядишь простым глазом.
– Отлично, детки, – сказала Целестина. – Пора переходить ко второму действию.
Барти отпустил руку девочки, и, хотя сам он остался сухим, дождь тут же накрыл Ангел.
Ее розовый наряд потемнел, и девочка, заверещав, бросила Барти. Взлетела по ступенькам крыльца, с мокрыми волосами и каплями дождя на щеках. Бабушка подхватила внучку на руки.
– Ты заработаешь воспаление легких, – покачала головой Грейс.
– А какие чудеса может творить Ангел? – спросил Целестину Том.
– Пока мы их еще не видели.
– Но она знает, как все устроено, – добавила Мария. – Как вы и Барти.
Барти поднялся по ступенькам, не держась за поручень, протянул правую руку.
– Том, – повернулся к нему Пол Дамаск, – мы вот гадаем, сможет ли Барти прикрыть тебя от дождя, как прикрывает Ангел. Возможно, и сможет… потому что вы втроем… обладаете этим знанием, этим чувством, уж не знаю, как вы хотите его называть. Но он этого не знает, пока не предпримет такую попытку.
Том взял мальчика за руку, маленькую, но крепкую. Им не пришлось спускаться по всем ступенькам, чтобы понять, что невидимый плащ вундеркинда не прикрывает его, как прикрывал девочку. Холодные капли дождя ударили по лицу, Том подхватил Барти на руки, совсем как Грейс – Ангел, и вернулся на крыльцо.
Агнес встретила их, рядом с ней стояла Грейс с Ангел на руках. Глаза Агнес сверкали.
– Том, вы были священнослужителем, пусть иногда и сомневались в том, во что верили. Скажите мне, что вы обо всем этом думаете.
Он знал, что думает об этом она, видел, что и остальные это знали, но хотели, чтобы он подтвердил вывод, к которому Агнес пришла задолго до того, как он и Уолли появились в доме Лампионов. Даже в столовой, до того как прогулка под дождем это доказала, Том понял, что между слепым мальчиком и маленькой шустрой девочкой существует особая связь. Собственно, он и не мог прийти к иному выводу, чем Агнес, поскольку верил, что события каждого дня находятся в неразрывной связи, если, конечно, хочется ее увидеть, и каждая жизнь имеет свою цель.
– Из всего, что я сделал за свою жизнь, – ответил он Агнес, – не было ничего более важного, чем та маленькая роль, которую я сыграл, чтобы свести вместе этих двоих детей.
И хотя заднее крыльцо освещалось лишь слабым светом, падающим из окон кухни, все лица словно осветились изнутри, как лики святых в темной церкви. Органную музыку заменял дождь, запах жасмина – благовония. Том знал, что этот миг останется в его памяти до конца жизни.
Он переводил взгляд с одного лица на другое.
– Когда я думаю о том, что произошло, чтобы в результате привести нас сюда в эту ночь, как о трагедиях, так и о счастливых поворотах судьбы, когда я думаю о тех бесчисленных вариантах, по которым могли развиваться события, ибо мы были разбросаны по стране и некоторые из нас могли никогда не встретиться, я знаю, что наше истинное место здесь, так как мы прибыли сюда, несмотря ни на что. – Он встретился взглядом с Агнес и дал ей ответ, который, он это знал, она и надеялась услышать: – Эти мальчик и девочка родились для того, чтобы встретиться, по причинам, которые откроет только время, и все мы… всего лишь инструменты, винтики, способствующие выполнению этого неведомого нам замысла.
Ощущение общности заставило их сгрудиться, обнять друг друга, разделить причастность к чуду. И они надолго замерли в тишине, нарушаемой лишь шумом дождя.
– Теперь ты бросишь свинью? – наконец спросила Ангел.
Глава 80
Все это случилось в ясное и безоблачное мартовское утро, через два месяца после того, как Барти и Ангел остались сухими, прогулявшись под дождем, через семь недель после свадьбы Целестины и Уолли, через пять недель после покупки молодыми дома Галлоуэев, соседей Лампионов. Селма Галлоуэй, давно вышедшая на пенсию, решила освободиться и от домашних хлопот и поменяла свой дом на квартиру в Карлсбаде, на берегу океана.
Целестина выглянула из окна кухни и увидела Агнес на подъездной дорожке Лампионов, где формировался караван из трех автомобилей. Агнес что-то загружала в универсал.
Справив новоселье Целестины и Уолли, сообща снесли высокий забор между участками, поскольку все они стали одной большой семьей, пусть и носили разные фамилии: Лампион, Уайт, Липскомб, Исааксон. С объединением дворов и прокладкой дорожки для Барти значительно упростились путешествия из дома в дом. И не проходило дня, чтобы в гости не приходили Гонсалесы, Дамаск и Ванадий.
– Мама, Агнес нас опередила. – Целестина повернулась к Грейс.
Последняя как раз открывала дверь кухни, нагруженная четырьмя коробками с пирогами.
– Возьми, пожалуйста, еще четыре пирога со стола. Только не помни их, дорогая.
– Кому же их мять, как не мне. В списке преступников, разыскиваемых ФБР за смятые пироги, я стою на первом месте.
– Ты занимаешь его по заслугам. – И Грейс понесла свои пироги к «субарбану», купленному Уолли специально для благотворительных поездок.