В начале третьего месяца, а не, как положено, в конце пятого, он уже говорил: «Ба-ба-ба, га-га-га, ла-ла-ла, ка-ка-ка».
В конце четвертого, а не на седьмом, сказал: «Мама», – четко зная, о чем толкует. И произносил это слово, когда хотел привлечь ее внимание.
Играл в «ку-ку» на пятом месяце, а не на восьмом, мог стоять, за что-то держась, на шестом, а не на восьмом.
В одиннадцать месяцев его словарь расширился до девятнадцати слов, тогда как большинство детей в этом возрасте обычно произносят три-четыре.
Вторым словом после «мама» стало «папа», которому она учила малыша, показывая фотографии Джоя. Третьим – «пирог», которое он произносил, опуская букву «р» – «пиог».
Эдома он звал Е-бомб. Марию – Ми-а.
Когда Бартоломью впервые сказал «Кей-юб» и протянул ручку к своему дяде, Джейкоб удивил Агнес, расплакавшись от счастья.
Барти начал ходить на десятом месяце, к одиннадцати твердо стоял на маленьких ножках.
К двенадцатому месяцу освоил горшок и всякий раз, когда у него появлялась необходимость усесться на стульчик из яркой пластмассы, гордо объявлял: «Барти а-а».
1 января 1966 года, за пять дней до первого дня рождения малыша, Агнес застала его в манеже за необычной игрой. Он не просто изучал пальцы ног. Нет, сначала, крепко ухватив самый маленький пальчик левой ноги большим и указательным пальцем правой руки, он, хватаясь за каждый пальчик, добрался до большого. Потом проделал ту же операцию с правой ногой, только на этот раз начал с большого пальца.
Все это время лицо Барти оставалось серьезным и задумчивым. Ухватив десятый палец, он долго смотрел на него, сдвинув бровки.
Затем поднес руку к лицу, изучая пальцы. Свободную руку. И вновь прошелся по всем пальцам обеих ног. Потом еще раз.
У Агнес возникла безумная мысль о том, что он считает пальцы, хотя в его возрасте он просто не мог воспринять концепцию счета.
– Сладенький, – она наклонилась над манежем, – что это ты делаешь?
Барти улыбнулся и поднял одну ножку.
– Это твои пальчики.
– Пальсики, – незамедлительно повторил Барти новое для себя слово.
Просунув руку между вертикальными стойками манежа, Агнес пощекотала розовые крохотульки левой ноги:
– Пальчики.
Барти рассмеялся:
– Пальсики.
– Ты хороший мальчик, умненький Барти.
Он указал на свои стопы:
– Пальсики, пальсики, пальсики, пальсики, пальсики, пальсики, пальсики, пальсики, пальсики, пальсики.
Подняв руку, он сказал:
– Пальсики, пальсики, пальсики, пальсики, пальсики.
– Молодец, только это пальчики руки, а не ноги.
– Пальсики, пальсики, пальсики, пальсики, пальсики.
– Ты совершенно прав.
Пятью днями позже, в день рождения Барти, утром, Агнес и Эдом возились в кухне, готовясь к очередным визитам, которые принесли Агнес титул «Леди-Пирожница». Барти сидел в высоком стульчике, ел вафлю с ванилином, чуть смоченную молоком. Каждую падающую крошку он аккуратно подбирал с подноса и отправлял в рот.
На кухонном столе стояли восемь яблочных пирогов. Круглые, с подрумяненной корочкой, они напоминали золотые монеты.
Барти указал на стол:
– Пиог, пиог, пиог, пиог, пиог, пиог, пиог, пиог.
– Это не для тебя, – заметила Агнес. – Твой пирог в холодильнике.
– Пиог, пиог, пиог, пиог, пиог, пиог, пиог, пиог, – повторил Барти тем же радостным тоном, которым возвещал: «Барти а-а».
– Никто не начинает день с пирога, – ответила Агнес. – Пирог получишь после обеда.
Тыкая пальцем в стол после каждого слова, Барти настаивал:
– Пиог, пиог, пиог, пиог, пиог, пиог, пиог, пиог.
Эдом оторвался от коробки, в которую укладывал консервы. Посмотрел на пироги:
– Тебе не кажется…
Агнес повернулась к брату:
– Кажется что?
– Не может быть, – покачал головой Эдом.
– Пиог, пиог, пиог, пиог, пиог, пиог, пиог, пиог.
Эдом взял со стола два пирога, поставил на разделочный столик у плиты.
Барти, проследив за действиями дяди, снова посмотрел на стол.
– Пиог, пиог, пиог, пиог, пиог, пиог.
Эдом убрал со стола еще два пирога.
Ткнув в стол четыре раза, Барти прокомментировал:
– Пиог, пиог, пиог, пиог.
Хотя руки у Агнес дрожали, а колени подгибались, она перенесла на разделочный столик два пирога.
– Пиог, пиог, – откликнулся Барти, указав пальчиком на каждый из оставшихся пирогов.
Агнес вернула на стол два пирога, которые только что убрала.
– Пиог, пиог, пиог, пиог, – улыбнулся ей Барти.
Агнес в изумлении таращилась на своего сына. Горло перехватило от гордости, благоговейного трепета и страха, хотя она не могла понять, почему удивительные способности сына должны ее пугать.
Один, два, три, четыре – Эдом убрал со стола все пироги. Барти вздохнул, словно от разочарования:
– Нет пиога.
– Господи! – выдохнула Агнес.
– Еще год, и Барти заменит меня за рулем, будет сам тебя возить, – улыбнулся Эдом.
Внезапно Агнес осознала, что причина страха лежит в твердой убежденности ее отца, о чем он неустанно повторял, что попытка выделиться в чем-либо – грех, за который человек обязательно будет наказан. По его разумению, все виды развлечения также являлись грехом, и тот, кто стремился к ним, терял душу. Но еще худшими грешниками были те, кто развлекал, потому что их обуревала гордыня, стремление выделиться, превратить себя в ложных богов, удостоиться поклонения и обожания, на которые имел право только Бог. Актеры, музыканты, певцы, писатели обрекались на адские муки за свое творчество, потому что мнили себя творцами, равными Создателю. Желание выделиться в чем-либо следовало рассматривать как гниение души, пусть даже человек хотел стать классным плотником, автомехаником или селекционером роз. Талант, с точки зрения отца, являл собой дар не Бога, а подарок дьявола, призванный отвлечь нас от молитвы, смирения и поклонения Господу нашему.
Без талантливых людей не было бы, разумеется, ни цивилизации, ни прогресса, ни радостей жизни, и Агнес поразилась тому, сколь глубоко запала философия отца в ее подсознание, понапрасну тревожа и нервируя ее. Ей-то казалось, что она уже полностью освободилась от его влияния.
«Если моему удивительному сыну суждено стать знаменитостью, – подумала Агнес, – я поблагодарю Господа за дарованный ему талант и сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь Барти достигнуть поставленной перед ним цели».
Она шагнула к столу, провела над ним рукой, подчеркивая, что пирогов на нем нет.
Барти проследил за движением ее руки, вскинул на нее глаза, замялся, а потом спросил:
– Нет пиога?
– Именно так. – Агнес широко улыбнулась сыну.
Купаясь в ее улыбке, мальчишка воскликнул:
– Нет пиога!
– Нет пирога! – согласилась Агнес.
Наклонилась к сыну и расцеловала в обе щеки.
Глава 55
Для американцев китайского происхождения, а в Сан-Франциско велика доля китайцев, 1965-й был годом Змеи. Для Каина Младшего он также стал годом Пистолета, хотя поначалу ничто об этом не говорило.
Первый год его пребывания в Сан-Франциско принес много событий и нации, и миру. Умер Уинстон Черчилль, по мнению многих, величайший человек столетия. Соединенные Штаты нанесли первые авиационные бомбовые удары по Северному Вьетнаму, а Линдон Джонсон увеличил численный состав американского военного контингента до 150 000 человек. Советский космонавт впервые вышел в открытый космос, покинув орбитальный корабль. Расовые беспорядки пять дней сотрясали Уоттс, пригород Лос-Анджелеса. Законопроект об избирательных правах 1965 года, подписанный президентом, стал законом. Сэнди Кауфакс, питчер[47] профессиональной бейсбольной команды «Лос-анджелесские ловкачи», идеально провел матч, не позволив ни одному из бэттеров добежать даже до первой базы. Умер Томас Стернс Элиот, и Младший через клуб «Книга месяца» купил томик стихотворений поэта. Умерли и другие знаменитости: Стэн Лорел, Нэт Кинг Коул, Ле Корбюзье, Альберт Швейцер, Сомерсет Моэм… Индира Ганди стала первой женщиной, занявшей пост премьер-министра Индии, популярность группы «Битлз», как полагал Младший, незаслуженная, потому и раздражавшая его, росла день ото дня.
Если не считать покупки книги Элиота, времени на прочтение которой у Младшего так и не нашлось, он лишь мельком следил за текущими событиями, именно потому, что они были текущими, а он всегда пытался сосредоточиться на будущем. Новости дня оставались для него музыкальным фоном, вроде песни, льющейся из радиоприемника в соседней квартире.
Жил он высоко над городом, на Русском холме, в доме, построенном в викторианском стиле, со стенами, облицованными известняком. Квартира включала спальню, большую кухню и просторную гостиную, окна которой выходили на извилистую Ломбардную улицу.
Воспоминания о спартанской обстановке жилища Ванадия не отпускали Младшего, и он, обставляя свою квартиру, руководствовался стилем детектива. Обошелся минимумом мебели, хотя покупал все новое и высшего качества, не идущее ни в какое сравнение с хламом, которым пользовался Ванадий. Элегантный, современный дизайн, ореховое дерево, ворсистая обивка цвета овсянки.
Стены Младший оставил голыми. Квартиру украшало одно-единственное произведение искусства – скульптура. Младший записался в университет на курс искусствоведения, ежедневно бывал в бесчисленных галереях города, постоянно углубляя свои знания. Он решил собрать коллекцию произведений искусства, но приступить к реализации намеченного плана намеревался после приобретения необходимых знаний, которые позволили бы ему разбираться в живописи и скульптуре не хуже директора любого городского музея.
А купил он произведение молодого скульптора из района Залива, Бэрола Пориферана, которого взахлеб хвалили критики всей страны, единодушно утверждая, что его ждет великое будущее. Скульптура стоила более девяти тысяч долларов, немалая сумма для человека, пытающегося жить на проценты с честно заработанного капитала, но ее присутствие в гостиной сразу говорило знатокам искусства об изысканности вкуса хозяина дома.