Агнес кивнула:
– Знаю.
– Если сказать им сразу, счастливого уик-энда нам не видать.
Счастливый уик-энд. Его отношение к происходящему поражало, его стойкость придавала ей мужества.
Дома Агнес, есть ей совершенно не хотелось, наскоро соорудила Барти ужин: сэндвич с сыром, картофельный салат, кукурузные чипсы, стакан коки – и на подносе отнесла в комнату сына. Тот уже улегся в постель и читал «Туннель в небе».
Эдом и Джейкоб пришли в дом, спросили, что сказал доктор Чен, и Агнес им солгала:
– Результаты некоторых анализов будут готовы только в понедельник, но он думает, что с Барти все в порядке.
Если кто и заподозрил, что она лжет, так это Эдом. На его лице отразилось недоумение, однако новых вопросов Агнес от него не услышала.
Она попросила Эдома побыть в доме, чтобы Барти не оставался один, пока она будет у Марии Гонсалес. Эдом, конечно же, не отказал, тем более что по телевизору показывали документальный фильм о вулканах, в котором обещали сообщить интересные подробности об извержении Монтань-Пеле на Мартинике в 1902 году, в течение нескольких минут унесшем жизни 28 тысяч человек, и о других, не менее чудовищных катастрофах.
Она знала, что Мария дома, ждет ее телефонного звонка.
В квартиру над магазином «Мода от Елены» вела наружная лестница. Подъем никогда не вызывал у Агнес никаких затруднений, но тут, когда она поднялась на верхнюю площадку, ноги дрожали от усталости, а рот жадно хватал воздух.
Мария, открыв дверь, побледнела как полотно: без единого слова поняла, что приход Агнес, а не звонок, означает что-то ужасное.
На кухне Марии, всего через четыре дня после Рождества, Агнес позволила себе сбросить маску стоика и наконец-то разрыдалась.
Потом, уже дома, отправив Эдома в его квартиру над гаражом, Агнес откупорила бутылку водки, которую купила, возвращаясь от Марии. Плеснула в стакан для воды, добавила апельсинового сока.
Села за кухонный стол, уставившись на стакан. Какое-то время спустя вылила содержимое в раковину, не пригубив.
Налила холодного молока, быстро выпила. Когда мыла стакан, вдруг почувствовала, что ее сейчас вырвет, но приступ тошноты тут же прошел.
Долго сидела в темной гостиной, в любимом кресле Джоя, думая о многом, но чаще всего о том, как Барти оставался сухим под дождем.
Поднялась наверх в десять минут третьего, увидела, что мальчик спит при зажженной лампе. Рядом лежала раскрытая книга, «Туннель в небе».
Она устроилась в кресле, не сводя глаз с Барти. Не могла на него наглядеться. Подумала, что не заснет, так и будет смотреть на него до утра, но усталость победила.
В начале седьмого она резко раскрыла глаза, вырвавшись из беспокойного сна, увидела, что Барти читает.
Ночью он просыпался, обнаружил ее в кресле и укрыл одеялом.
Агнес улыбнулась:
– Заботишься о своей старой мамочке?
– Ты печешь очень вкусные пироги.
Она рассмеялась, вдруг забыв про свои горести:
– Приятно слышать, что я хоть на что-то гожусь. И какой пирог мне сегодня испечь?
– Со взбитым ореховым маслом. С кокосовым кремом. И с шоколадным кремом.
– Три пирога? Ты превратишься в маленького толстого поросенка.
– Я поделюсь, – заверил ее Барти.
Так начался первый день последнего уик-энда их прежней жизни.
Мария пришла в субботу, сидела на кухне, расшивая воротник и рукава блузки, пока Агнес пекла пироги.
Барти за кухонным столом читал «Между планетами». Время от времени Агнес замечала, что он смотрит, как работает она, или изучает лицо и ловкие руки Марии.
На закате мальчик постоял во дворе, глядя сквозь ветви гигантского дуба, как темнеет оранжевое небо, становясь коралловым, красным, пурпурным, синим.
На заре он и Агнес прогулялись к океану, наблюдали, как пенистые волны накатывали на песок, вызолоченный утренним солнцем, смотрели на парящих в небе чаек, разбрасывали крошки, заманивавшие птиц на землю.
В воскресенье к обеду пришли Эдом и Джейкоб. После десерта, когда Барти поднялся в свою комнату, чтобы почитать «Астронавта Джонса», за эту книгу он принялся во второй половине дня, Агнес сказала братьям правду.
Их попытки выразить свою печаль глубоко тронули Агнес. Не столько из-за их переживаний, как потому, что они просто лишились способности связно выражать свои мысли. И душевная боль разъедала их изнутри. Интроверты, они не обладали способностью снять тяжесть с собственной души или утешить другого человека. Хуже того, поскольку смерть, во всех ее проявлениях, превратилась для них в навязчивую идею, они нисколько не удивились тому, что у Барти обнаружен рак, известие это не шокировало их, они разве что смирились с неизбежным. Они бормотали что-то бессвязное, махали руками, по их щекам текли слезы, в общем, Агнес пришлось их утешать.
Они хотели подняться в комнату к Барти, но в этом она им отказала, потому что помочь мальчику они не могли, только бы расстроили.
– Он хочет дочитать «Астронавта Джонса», и не надо ему мешать. Мы выезжаем в Ньюпорт-Бич в семь утра, тогда вы с ним и повидаетесь.
В начале десятого, через час после ухода Эдома и Джейкоба, Барти спустился вниз с книгой в руке:
– Зигзаги вернулись.
Для себя и для сына Агнес бросила по шарику ванильного мороженого в высокий стакан с рутбиром, потом они переоделись в пижамы, устроились на кровати Барти и лакомились угощением, пока она прочитала вслух последние шестьдесят страниц «Астронавта Джонса».
Ни один уик-энд не проходил так быстро, и ни одна полночь не приносила такого ужаса.
В ту ночь Барти спал в кровати матери.
– Сынок, – заговорила Агнес, погасив свет, – прошла неделя с того дня, как ты ходил там, где нет дождя, и я много об этом думала.
– Это не страшно, – вновь заверил ее Барти.
– Мне страшно. Но вот о чем я подумала… когда ты говоришь о том, как все устроено… есть место, где у тебя нет этой болезни глаз?
– Конечно. Именно так все и устроено. Все, что может случиться, случается, но каждый вариант случившегося создает новое место целиком.
– Этого я понять не могу.
Барти вздохнул:
– Я знаю.
– И ты видишь все эти места?
– Только чувствую.
– Даже если ты можешь там ходить?
– В действительности я там не хожу. Я вроде бы хожу… в идее этих мест.
– Не думаю, что ты смог хоть что-то прояснить для своего старого мамика.
– Может, когда-нибудь. Не сейчас.
– Тогда… как далеко находятся эти места?
– Они все здесь.
– Другие Барти и другие Агнес в других домах, как этот… и они все здесь.
– Да.
– И в некоторых из них твой отец жив.
– Да.
– И в некоторых я умерла в ночь твоего рождения, и ты живешь со своим отцом.
– В некоторых местах должно быть так.
– И есть места, где глаза у тебя в полном порядке?
– Есть множество мест, где у меня нет проблем с глазами. И множество мест, где все обстоит гораздо хуже или не так плохо, как здесь.
Агнес так ничего и не смогла понять, но, как и неделю тому назад, на залитом дождем кладбище, почувствовала, что это не пустые слова.
– Сладенький, я вот подумала… можешь ты ходить там, где у тебя нет больных глаз, как ты ходил в местах, где нет дождя… и оставить опухоли в каком-то другом месте? Можешь ты пойти туда, где у тебя здоровые глаза, и вернуться с ними сюда?
– Так не получается.
– Почему?
Он задумался над ее вопросом:
– Не знаю.
– Но ты об этом подумаешь?
– Конечно. Это хороший вопрос.
Агнес улыбнулась:
– Вот и славно. Я люблю тебя, сладенький.
– Я тоже люблю тебя.
– Ты уже помолился на ночь?
– Сейчас помолюсь.
Помолилась и Агнес.
Лежала в темноте рядом со своим мальчиком, смотрела на окно, на лунный свет, прорывающийся в щелки жалюзи, думала о тех странных мирах, которые существуют наравне с ее миром.
Засыпая, Барти шепнул отцу, в тех местах, где Джой оставался в живых: «Спокойной ночи, папочка».
Вера Агнес подсказывала ей, что мир бесконечно сложен и полон тайн, и, так уж вышло, слова Барти о многовариантности исхода любого события поддержали ее веру и позволили уснуть.
В понедельник утром Агнес вынесла два чемодана через дверь черного хода, поставила на крыльцо и изумленно моргнула, увидев стоящий на подъездной дорожке желто-белый «Кантри-Сквайр» Эдома. Он и Джейкоб укладывали в автомобиль свои чемоданы.
Они поднялись на крыльцо, взяли чемоданы, которые она поставила на пол.
– Я поведу машину, – сказал ей Эдом.
– Я сяду рядом с Эдомом, – добавил Джейкоб. – А ты поедешь с Барти на заднем сиденье.
За прожитые годы братья ни разу не покидали пределов Брайт-Бич. Они нервничали, но не теряли решимости.
Барти вышел из дома с библиотечным экземпляром «Марсианки Подкейн». Агнес обещала, что прочитает ему этот роман в больнице.
– Мы едем все? – спросил он.
– Похоже на то, – ответила Агнес.
– Bay!
– Полностью с тобой согласна.
Несмотря на грозящие землетрясения, взрывы на автострадах грузовиков, набитых динамитом, торнадо, который мог в любую минуту обрушиться на побережье, дамбы, находящиеся на грани прорыва, ледяные ливни, которые могли пролиться с непредсказуемых небес, высокий процент вероятности резкого изменения наклона земной оси, они рискнули пересечь границы Брайт-Бич и отправиться в чужие и опасные края.
Когда они выехали на Прибрежную автостраду, Агнес начала читать Барти «Марсианку Подкейн»: «Всю жизнь мне хотелось побывать на Земле. Не для того, чтобы поселиться там – просто увидеть. Все знают: Терра – удивительное место для экскурсий, но не для жизни. Она абсолютно не подходит для человека».
На переднем сиденье Эдом и Джейкоб согласно кивнули: автор выражал их мысли.
В понедельник вечером Эдом и Джейкоб сняли две смежных комнаты в мотеле неподалеку от больницы. Они позвонили в палату Барти, чтобы со