Чернов взмахнул рукой, и земля под моими ногами вздыбилась, выбросив фонтан раскалённой лавы. Я отпрыгнул на статую грифона, но каменные крылья под ногами тут же превратились в песок — Чернов сжал ладонь, пробуждая эрозию.
— Беги, Морозов! — орал он, выжигая воздух огненными кнутами. — Твой отец тоже метался, как крыса!
Я перекатился, едва избежав удара, и меч выхватил пламя из вихря, перенаправив его в фонтан. Вода взорвалась паром, скрыв меня на мгновение.
Из пара вынырнули тени — десятки когтистых рук, хватающих меня за лодыжки. Я рубанул клинком, высвобождая три стихии — они вмиг порвали фантомы в клочья. Но Чернов уже был рядом. Его клинок, обычная сталь без рун, раскалился докрасна от внутреннего пламени.
— Магия в крови, а не в железе! — рычал он, обрушивая на меня град ударов.
Я парировал, чувствуя, как жар клинка прожигает рукава. Один выпад пробил защиту, оставив на груди полосу обожженной кожи. Толпа взвыла. Они явно болели не за меня, но я не мог применять все свои умения в этом поединке. Слишком много свидетелей. Потом не вопросов не оберешься — еще увезут куда-нибудь и опыты будут ставить… Приходилось играть на минимуме своих реальных возможностей.
Чернов прыгнул назад, вонзив клинок в землю. Из трещин рванули столбы огня, смешанного с чёрным пеплом. Вихрь закрутил обломки мрамора, превратив их в смертоносный торнадо.
— Сгори!
Я увернулся от одной каменной глыбы, ощущая, как пепел и пыль забивает лёгкие. Меч дрожал, руны на нём едва светились — я сдерживал их силу. Пришлось сплести щит света, чтобы не задохнуться, но Чернов уже парил над землёй, клинок в его руке пылал белым пламенем.
— Довольно прятаться! — Алексей спикировал на меня и ринулся врукопашную, его удары сливались с огненными вспышками.
Я отступал, чувствуя, как жар плавит подошвы сапог. Его клинок пронзил моё плечо — боль, острая и чистая, заставила стиснуть зубы. Но я уловил ритм: каждый удар Чернова сопровождался микровспышкой пламени в глазах. Слабое место.
— Ты медленный, — прошипел я, впервые активировав руну скорости на долю секунды. — Я наигрался с тобой.
Мой клинок гадюкой метнулся к груди соперника, но Чернов отбил его, обжигая мое лицо выбросом пара.
— Хватит! — Алексей вскинул руку, и барьер полностью окутался мраком. Несколько огненных метеоров выросли у свода и ринулись вниз.
Я прижался к земле, ударил по гравию рукой и мгновенно воздвиг над собой каменную полусферу. Взрывы сотрясали купол, но сквозь грохот я услышал хрип Чернова — заклинание выжигало его изнутри.
— Сейчас… ты…
Он не успел договорить. Я взорвал полусферу и вынырнул из дыма, меч прочертил дугу в воздухе. Лезвие, на мгновение вспыхнув истинной силой, перерубило клинок Чернова и вонзилось в ему грудь. Огонь в его глазах погас.
— Ранги… не заменят ярости, — прошептал я, вытирая кровь с лица. — А ярость — не заменит ума.
Я коснулся плеча поверженного противника и активировал руну распада.
Пелена под защитным куполом мгновенно растаяла. Толпа замерла, осознавая: Морозов победил хитрым расчётом. Но лишь Лиза заметила, как глифы на моем мече мигнули фиолетовым — цветом, который не числился ни в одной школе магии…
Тишина повисла густым маревом, будто сама смерть задержала дыхание. Прах Чернова оседал на мрамор, смешиваясь с искрами угасающей магии. Лица гостей, ещё минуту назад искажённые жаждой зрелищ, теперь отражали смятение. Даже воздух в магическом барьере дрожал, насыщенный запахом озона и пепла.
Лиза первой нарушила молчание. Её шаги прозвучали чётко, будто она шла не по обугленным плитам, а по тонкому льду над пропастью. Платье-тьма колыхалось, серебристые молнии в ткани вспыхивали в такт её учащённому пульсу. Остановившись в шаге от меня, она подняла глаза — те самые, «цвета моря перед штормом», — и в них заплясали золотистые искры, словно буря наконец обрушилась на берег.
— Вы… убили наследника Черновых, — её голос дрогнул, но не от ужаса, а от чего-то глубже. От осознания, что правила какой-то сложной игры только что переписали.
Я провёл пальцем по лезвию клинка, счищая пепел.
— Он сам напросился, как и все, кто путает гордыню с силой.
Плюм, свернувшийся у моих ног в виде дымчатого комка, издал мурлыкающий звук. Его золотые зрачки сузились, следя за прахом Чернова.
Князь Ефремов приблизился, его мундир с серебряными молниями отсвечивал кровавым отблеском заката. Рука, опустившаяся на моё плечо, весила как доспехи целого легиона.
— Сегодня вы доказали, что Морозовы — не эхо прошлого, — произнёс он, и в его голосе прозвучало нечто, заставившее гостей затаить дыхание. — Но помните: убить змею — не значит уничтожить гнездо.
Его пальцы слегка сжали ткань моего фрака, оставив складки, которые тут же разгладились, будто испугавшись наказания. Я кивнул, чувствуя, как холодок предвкушения пробежал по спине. Он что-то знает. Но молчит. Почему?
Гости, словно опомнившись, взорвались аплодисментами. Их хлопки напоминали треск костей под сапогами — громкие, но пустые. Дамы в изысканных платьях шептались за веерами, а маги низших рангов кланялись, едва заметно, словно боясь привлечь внимание.
— Танцуем ещё? — спросил я, протягивая Лизе руку. На ладони всё ещё алела царапина от клинка Чернова.
Она посмотрела на мою руку, затем — в глаза. Её губы дрогнули, выдав мимолётную улыбку, которую она тут же спрятала за маской насмешливости.
— Только если вы не поубиваете всех потенциальных партнёров, — ответила она, но её пальцы сомкнулись вокруг моих с такой силой, будто она боялась, что я рассыплюсь в прах.
Мы двинулись к дому и спустя мгновение оказались в центре зала. Оркестр заиграл вальс. Лиза прижалась ко мне ближе, чем позволял этикет, её дыхание обожгло шею:
— Фиолетовый, — прошептала она, едва слышно. — Руны. Ни у кого в Империи такого нет.
Я замер на мгновение, чувствуя, как Плюм напрягся у меня за спиной, готовый превратиться в щит.
— Может, я просто люблю экзотику? — парировал я, провернув её в пируэте.
Она рассмеялась — низко, хрипло, будто впервые за годы.
— Вы — ходячая экзотика, барон. И опасность.
Её слова повисли в воздухе, смешавшись с музыкой и шепотом гостей. Где-то вдали, за витражами с драконами, взошла луна, окрасив зал в синеву. Плюм под пологом невидимости, порхая над нами в облике светлячка, оставлял за собой золотые шлейфы, словно отмечая наш путь.
Всё только начиналось. Черновы не простят. И я этого очень хотел… Скоро они совершат глупость, и я этим сполна воспользуюсь. А Лиза… Лиза смотрела на меня так, будто я был не человеком, а загадкой, которую она жаждала разгадать, даже если это сожжёт её дотла.
Глава 12
Приём у князя Ефремова был в самом разгаре. Музыка играла приглушённо, бокалы наполнялись снова и снова, а в воздухе витали благовония и возбуждённые разговоры. В одной из боковых галерей собралась семья Камышевых — не слишком влиятельная, но весьма богатая. Отец, плотный господин с лоснящимися усами и оттопыренными золотыми запонками, обсуждал с женой и молодым сыном недавнюю дуэль.
— Он же его буквально уничтожил, — недоумевал юный Аркадий Камышев, едва достигший совершеннолетия. — На моих глазах! Просто… раз — и нет человека. Почему его никто не арестовал? Это ведь… это ведь убийство!
Мать, стройная дама в тоге с перламутровым шитьём, отмахнулась кружевным веером и, чуть наклонившись к сыну, прошептала:
— Аркашенька, дорогой, дуэль — дело чести. Уложение ясно говорит: если оба участника согласны и формальности соблюдены, то даже смерть на поединке не считается преступлением. Это, можно сказать, ритуал. Особый. Архаичный, но почитаемый.
— Но он же… уничтожил его, мама, — всё ещё не мог успокоиться Аркадий. — А ему ведь лет сколько? Двадцать с хвостиком?
— Меньше, — хмыкнул отец, отпивая шампанское. — Говорят, восемнадцать. Или девятнадцать. Молодой, но страшный. Говорят, он — артефактор, причём не просто какой-то там поделочник, а с фамильным наследием. Силён, чёрт бы его побрал. Очень. Видел, как у него в руке молнии плясали?
— Молнии, пламя, лёд… — бормотал Аркадий, глядя в пол. — Он будто не человек, а целая буря.
Они переглянулись.
— Вот и я о том же, — вздохнула мать, поправляя ожерелье. — И, к слову, раз его пригласили на приём сюда, значит, он теперь вхож в круг. Или скоро будет.
Отец помрачнел.
— А если уж князь лично к нему благоволит, то гляди, мы скоро увидим, как старые рода зашевелятся. Уж больно этот Морозов не просто сильный. Он ещё и… опасный.
Приём продолжался в изысканной роскоши, как и положено в доме князя Ефремова. Повсюду сновали официанты с серебряными подносами, усыпанными миниатюрными закусками, а в залах витали разговоры, напитанные парфюмерией, сплетнями и вином. Я стоял рядом с Ефремовой — точнее, сидел, растянувшись на диване, а она, присев рядом, делала вид, что вся в разговоре со мной, хотя на самом деле раз за разом пыталась незаметно для всех погладить Плюма, устроившегося у меня на коленях.
Плюм, этот пушистый бездельник, вел себя как какой-то проклятый миниатюрный аристократ. Каждый раз, когда её пальцы приближались, он сначала делал вид, что спит. Потом резко, будто бы случайно, поднимал голову и начинал гоняться за её пальцем, как за мышью. Один раз он даже вцепился ей в палец и потащил его к себе, будто пытался отобрать. Она едва не рассмеялась в голос, прикрылась веером, а Плюм удовлетворённо фыркнул и… сожрал её серьгу. На глазах у всех.
— Он… он только что… — прошептала она, в ужасе уставившись на меня.
— Да не переживай, — махнул я рукой. — Он потом её отдаст. Наверное.
Тем временем ко мне раз за разом подходили люди. Некоторые вежливо раскланивались, протягивали руки, гладко улыбались и представлялись старыми торговыми друзьями моего покойного отца. Я кивал, улыбался в ответ, пожимал руки — и считал, сколько кинжалов в их взгляде.