— Твоя правда… — понуро опустив голову, согласился Павел. — Он с нами одного возраста, а уже мастера завалил! Мы в сравнении с ним жалкие ничтожества!
— Ну так не за юбками надо ухлестывать, а больше учиться и тренироваться! — бросил Алексей. — И как знать, может когда-нибудь мы его догоним!
— Куда сейчас пойдем? На лекцию? Или посмотрим на девчонок на физкультуре?
— Сила — это хорошо… Но девушки еще лучше… — Тяжело вздохнул Волконский, и два друга неспешно направились в сторону стадиона — вдохновляться на будущие подвиги…
Глава 16
Вечер над родовым имением Зубовых опускался мягко, золотисто. Лёгкий ветер гнал по аллеям запахи роз, смешивавшиеся с дымком от камина, где потрескивали свежие поленья. Старый особняк рода Зубовых словно выдохнул — после долгого дня в нём воцарилась почти умиротворяющая тишина… если не считать тяжёлого дыхания главы семьи.
— Ты… что⁈ — гулкий голос пробежал по высокому залу, отражаясь от тиснёных потолков. — Портал, Дмитрий⁈ Без сопровождения! Без уведомления! Без разрешения⁈ Да ты с ума сошёл! — барон Зубов-старший, пухлый, лоснящийся от жары и беспокойства, почти вскакивал с кресла, но габариты и давление не позволяли ему долго оставаться в вертикали. Он снова осел, но глаза его метали молнии.
Дмитрий стоял у камина, опершись локтем о каминную полку. Высокий, стройный, сдержанный — его спокойствие раздражало отца пуще самого поступка.
— Отец, мы вернулись живыми. Даже не просто живыми — успешными. Мы с Морозовым вытянули достаточное количество трофеев. Ты знаешь, во сколько оценили мою долю? — голос его был спокоен, почти ленив, но с тем особым оттенком, от которого у старика начинала дрожать щека.
— Мне плевать! — взвизгнул Зубов-старший и схватился за грудь, роясь в кармане в поисках мятной конфеты. — Ты хоть понимаешь, кто такой этот Морозов⁈ Да он… он… он псих! Сумасшедший! Говорят у него артефакты грызут людей заживо, а он потом это рисует! А ты с ним по порталам шляешься, будто у тебя за спиной нет рода и титула!
— Именно потому и шляюсь, — отозвался Дмитрий, поднимая взгляд. Взгляд этот был твёрд и холоден. — Потому что за спиной есть род. И титул. А значит, не имею права сидеть в этом пыльном кресле, набивать брюхо виноградом и бояться собственной тени.
Старик чуть не поперхнулся.
— Как ты со мной разговариваешь…
— Как мужчина с мужчиной, отец.
Тишина легла густо и тяжело. Только часы на стене продолжали отсчитывать секунды.
Барон Зубов медленно выдохнул, стиснув пальцы на подлокотнике. Потом, медленно, устало, сказал:
— Я… не хочу потерять тебя. У меня никого, кроме тебя, нет. Ты — всё, что у меня осталось. Не считая мамы, разумеется, но… Если с тобой что-то случится в этих безумных порталах, я…
— Я знаю, — тихо сказал Дмитрий. — И я тоже тебя не хочу терять. Но я не стану жить в хрустальной клетке. А насчёт Морозова… — он усмехнулся. — Да, он безумен. Но он гениален. И я не собираюсь отворачиваться от человека, с которым можно перевернуть мир. Даже если ради этого придётся пару раз прыгнуть в пасть чудовищу.
Барон закрыл глаза, махнул рукой.
— Ладно… ты упрямый, как твоя мать. Делай, как знаешь. Но, чёрт побери, в следующий раз хотя бы предупреди. Я чуть инфаркт не схватил, когда не смог найти тебя ни в одной точке города!
— Обещаю, в следующий раз, прежде чем прыгнуть в портал, позвоню тебе с той стороны. — Дмитрий ухмыльнулся и подошёл к креслу, похлопал отца по плечу. — Всё будет хорошо. И, кстати… часть добычи я уже продал. Деньги поступят завтра. А я заказал тебе новый автоматический массажёр. Тот, что с гидрокреслом. Расслабься наконец, отец.
Барон Зубов только охнул и закрыл лицо ладонью. Вдруг на массивном дубовом столе зазвонил телефон. Резко, грубо, как будто кто-то бил в колокол, возвещая беду. Старик Зубов вздрогнул и, бросив на сына короткий взгляд, взял трубку.
— Барон Зубов, слушаю… — голос его стал официозным, собранным, как всегда, когда он говорил с теми, чьё мнение имело значение.
Дмитрий не вслушивался — он и не пытался. Он видел. Видел, как по лицу отца медленно ползёт тень. Сначала брови взлетели вверх — удивление. Потом глаза расширились — неверие. Лицо побледнело — тревога. А затем подбородок задрожал. Рука с телефоном чуть опустилась, и старик перевёл взгляд на сына, будто впервые его увидел.
— Да… понял. Спасибо… Да, разумеется. Держите меня в курсе… — голос стал почти механическим. Щелчок. Зубов-старший положил трубку и уставился в камин, словно ища там смысл мира.
— Отец? — Дмитрий выпрямился. — Что произошло?
— Морозов… — выдохнул старик. — Лев Морозов. Чёрт побери…
Он поднял глаза, в которых смешались ужас, изумление и что-то ещё — древняя тревога, как будто мир покачнулся.
— Он вырезал Черновых. Всех. В столице. — голос его дрогнул. — Гвардейцев, слуг, наследника, самого Игоря… всё поместье сгорело дотла.
Дмитрий прищурился. Его лицо осталось спокойным, но внутри он словно сделал шаг в пустоту.
— Ты уверен?
— Мне позвонили с самого верха. Они не шутят с такими вещами. Игорь был… Мастером. А Морозов… просто раз — и сжёг его.
Тишина звенела.
— Кто же такой этот Морозов? — прошептал старик.
Выйдя из здания казначейства, я на секунду задержался у дверей, прикрыв глаза. Город встретил меня прохладой, накрапывающим дождем и сизым петербургским воздухом — влажным, промасленным, с привкусом истории и чего-то вечного, как старая библиотека. Я опустил взгляд на увесистый железный ларец и с легким щелчком опустил его в сумку-бездну.
Одно дело было сделано.
И, честно сказать, меня не покидало ощущение легкого недоумения: всё прошло слишком быстро. Столько событий… Прием, дуэль, занимательная экскурсия со смертельным исходом, тюремное заключение, суд.
Тем не менее, после всего произошедшего, я чувствовал… опустошение. Не то чтобы я рассыпался в песок — нет, я держался. Но где-то внутри осталась воронка после того боя в особняке Чернова. Я тогда сжег себя. Не до конца — но сильно. Как губку, которую скрутили в кулаке до последней капли. Магия текла во мне вяло, с хрипами, как запоздалый кашель у старого дракона. Плевать. Переживу. Переживал и хуже.
Я глубоко вдохнул, снова расправил плечи. Пора было нащупывать следующую волну. Она уже поднималась — я чувствовал это кожей, дыханием. Интерес ко мне разгорался. Столица гудела. Уже скоро должно было начаться веселье, нужно было лишь немного подождать.
Но прежде… Я повернулся к Алисе, которая вышагивала рядом со мной уверенно, легко, с тем самым выражением лица, которое бывает только у женщин, знающих себе цену и способных выиграть спор с прокурором, даже не повышая голоса.
— Алиса, — сказал я, чувствуя, как голос вяжется с усталостью, — а где у вас в этой северной столице можно… ну, культурно провести время? Желательно, чтобы с красивыми залами, и чтобы не стреляли.
Она едва заметно улыбнулась краешком губ, как будто ожидала этот вопрос.
— Начни с Эрмитажа, — ответила она, не замедляя шаг. — Там тихо, красиво и много золота. Думаю, тебе понравится.
Я хмыкнул, едва заметно.
— Звучит почти как приглашение на бал. Надеюсь, у них там есть что-то, что я еще не делал.
— Эрмитаж, Лев, — сказала она, повернув голову. — Там есть всё.
Ну что ж. Золото, тишина, бессмертные картины. Пожалуй, это именно то, что мне сейчас нужно.
— А что если… — протянул я, подхватывая Алису под локоть, — ты составишь мне компанию в этом культурном сафари? Обещаю не воровать картины и не приставать к экскурсоводам. Разве что немного.
Она усмехнулась — глаза блеснули с тем самым блеском, от которого многие судьи невольно теряли ход мысли.
— С удовольствием, — ответила она. — Но если ты всё-таки решишь украсть что-нибудь из Эрмитажа — просто скажи. Я подготовлю стратегию защиты.
— Вот за что я и стал тебя ценить, Алиса. За твою веру в меня. И твою абсолютную, нездоровую готовность отмазать меня от любого кошмара.
Мы вошли в Эрмитаж с видом, будто это наш летний дом. Я — в хорошо сидящем костюме, она — с осанкой, которая заставляет мраморных статуй чувствовать себя недостойными.
Сначала всё шло чинно. Минут десять. А потом…
— Это Рембрандт, — шепнула Алиса, остановившись у портрета.
— Как скучно. Никакого намека на магические руны, кровь не капает, никто не орет… Разве это искусство?
— Он считается гением светотени, — терпеливо пояснила она.
Я вгляделся в портрет.
— Мгм… А можно я сделаю так, чтобы он мне подмигнул?
— Нет, Лев.
— А если совсем чуть-чуть, буквально легонько, мини-анимация?
— Ты обещал.
Вздохнув, мы двинулись дальше. Я, как человек, неспособный пройти мимо магически насыщенных предметов, вдруг остановился у одного из залов, чувствуя странную энергетику.
— Эта картина… — я сощурился. — В ней что-то есть.
— Да, называется «Святой Себастьян». Христианская драма, муки, стрелы, всё как ты любишь.
— Нет, ты не поняла. Там буквально что-то есть.
Я потянулся пальцем к полотну. Плюм, болтаясь рядом в форме тонкой струйки дыма, что-то прошептал в предостерегающем тоне, но кто же его слушал?
Картина задрожала. Святой Себастьян моргнул. Моргнул! И внезапно вздохнул. А потом пожаловался голосом томного итальянца:
— Мне неудобно. Эти стрелы уже сто лет как раздражают.
В зале началась лёгкая паника. Я прижал палец к губам:
— Тише, брат, я потом загляну, подправлю тебя. Пока просто замри… И лицо. Лицо чуть назад. Вот так. Идеально.
Картина замерла. Секьюрити нервно суетились. Алиса делала вид, что ничего не видела. Я кивнул:
— Искусство.
В зале античной скульптуры Плюм решил поиграть в мимику и превратился в точную копию античного бюста… но с его фирменной ухмылкой. Я встал рядом, начав позировать в той же позе, что статуя Гермеса, и вдруг сделал «жест кентавра», который, мягко говоря, не каноничен.