— Раз вы приняли мое предложение, то вот и первое задание. — ухмыльнулся я, стрельнув глазами в сторону папки, лежащей на столе. — Будете моим личным бухгалтером. Наведите порядок в документах, создайте архив и подумайте, на чем мы можем сэкономить, а где и подзаработать. Меня устроят все варианты, вплоть до нелегальных.
Матвей поправил пенсне, и стекло блеснуло, как лезвие.
— Барон, я…
— Определенно справишься…
— А жалование?
— Определенно будет. Ты на испытательном сроке, а там посмотрим. Будешь хорошо трудиться — рублем не обижу!
Матвей Семёнович робко кивнул, словно признал поражение в самой важной битве. Его пальцы нервно перебирали костяшки счётов — видимо, считал, сколько минут осталось до моего ухода. Я не стал его нервировать и, громко хлопнув дверью, отправился к холодильнику.
Кухня встретила густым ароматом тушёной баранины и свежего хлеба. Настасья, блондинка с нежными руками, которые запросто могли переломить стальной прут, рубила капусту так, будто это была голова последнего врага. Фартук на ней напоминал политическую карту мира: то тут, то там пестрели пятна от борща, варенья и чего-то подозрительно зелёного.
— Мне бы чего-нибудь холодного, Настасья, — ухмыльнулся я, плюхнувшись на табурет.
Ее щечки покраснели и она метнула взгляд на холодильник.
— Квас кончился, но я сегодня утром заказала пива. Будете?
— Я точно не позволю тебе выйти замуж! — шутливо сказал я, а девушка уже открывала запотевшую бутылку. Пена хлестнула в кружку, как волна в шторм.
— Ну, не стоит быть таким собственником. — игриво улыбнулась кухарка. — Только…
Её слова утонули в рёве за окном.
— Ё-б-мать! Ногу! Ногу прищемило, зараза!
Стеклянная бутылка грохнулась на стол. Настасья выругалась на каком-то древнеславянском, а я уже мчался к выходу, мысленно посылая проклятия всему миру. Ну, ни минуты покоя!
Стройплощадка кипела, как адский котёл. Рабочие столпились вокруг манипулятора, из-под ковша которого торчала сапожная голенища. Парень под плитой был белее известки, но орал так, будто его резали.
— Ты чё, слепой⁈ — гаркнул бригадир на оператора крана. — Куда прешь, как…
— Заткнись! — рявкнул я, расталкивая толпу локтями. — Сейчас не до этого.
Плита лежала на ноге, как памятник человеческой тупости. Рабочий смотрел на меня глазами загнанного зверя.
— Держись, парень, — буркнул я. — Сейчас будет больно.
Но больно было мне — от осознания, что придётся тратить магию на такую ерунду. Хотя… пиво в руке ещё осталось…
Я повернул голову к Плюму, что тихо-мирно сопел у меня на плече, и взглядом указал ему на кружку в своих руках. Питомец фыркнул и метнул искорку силы в бокал.
Пиво в кружке забурлило, как разъяренный дух. Я швырнул остатки пены на плиту, выцарапывая ногтем руну прямо по конденсату на стекле. Символ светился синим — дешёвая целебная магия, но для обычного смертного хватит.
— Держись, бедолага, — повторил я рабочему. — Будет как на приеме у врача любовных хворей: сначала страшно, потом стыдно.
Мужики схватились за бетонную плиту, благо собралось их немало. Под матерый мат и «хэканья» бетонная пластина приподнялась на пару сантиметров. Парень дёрнул ногу, заорал, но тут же замолк, уставившись на неё, будто впервые увидел. Кость была цела, только вот сапог порвался на лоскуты.
— На, — сунул я ему кружку. — Сегодня выпьешь — завтра прыгать будешь. Не выпьешь — нога отсохнет.
Он ухватился за неё дрожащими руками:
— А что наливать-то?
— Вот неблагодарный! Что хочешь, то и наливай. Губит людей не пиво, губит людей вода.
Рабочие за спиной заржали. Один, в заляпанном цементом комбинезоне, крикнул:
— Барин, да вы философ!
— Философы в библиотеках сидят, — огрызнулся я, — а я тут с вами, кретинами, возись.
Парень на земле осторожно потрогал ногу, в этот момент во двор выбежала Настасья с очередной бутылкой для меня. Услышав краем уха наш разговор, она наполнила волшебную кружку до краев. Рабочий робко сделал маленький глоток, а распробовав, осушил все подчистую. Пиво потекло по подбородку, но лицо его мгновенно порозовело.
— Ну как? — спросил я.
— Теплеет… — пробормотал он. — И… чешется.
— Это нервы отращиваются. Завтра бегать будешь, как лань.
Бригадир, краснорожий, как варёный рак, подошёл, размахивая руками:
— Барин, я говорил тем, кто нам технику сдает, что кран неисправен! Это всё их гнилые запчасти…
— Гнилые запчасти? — перебил я. — Разберись с этим, иначе завтра тебя на крюк подвешу. Проверим, как летается.
Толпа снова загоготала. Сумерки сгущались, фонари замигали, отбрасывая жёлтые пятна на грязный бетон. Запах пива смешивался с пылью, а где-то вдалеке завывала бетономешалка, словно звала на помощь.
— Всё, — махнул я рукой. — Работаем дальше. Или кто-то ещё хочет стать памятником?
Рабочие разошлись, перешёптываясь. Парень с кружкой поднялся, хромая, но уже улыбался. Я уставился на ворота своего поместья, думая о том, что даже в мире магии самые сложные артефакты — это люди.
Особенно пьяные.
Сумерки уже плюхнулись на землю, цеплялись за рукава моей рубахи. Я направился к краю стройплощадки, почесал Плюма за ухом и окинул взглядом свои владения. От деревянных построек не осталось и следа. Два каменных склада выросли как по волшебству. Понятное дело, это пока были только «коробки» без кровли, окон и прочих благ цивилизации, но работа шла.
«А ведь мой замок в горах был на порядок больше этого уныния», — подумал я, пнув бетонный блок. Тот покатился, с грохотом угодив в кучу песка.
Парковые дорожки вились между клумб, как змеи после попойки. Рабочие втихаря засадили их кустами, похожими на ёжиков. Один куст уже засох — видимо, поливали водкой вместо воды. Фонтан в центре двора напоминал инвалида: чаша стояла криво, а вместо скульптуры в центре торчала труба, из которой периодически плевалась ржавая вода.
— Эй, барин! — крикнул проходивший мимо каменщик. — Как вам аллея?
— Как аллея славы после землетрясения, — буркнул я. — Кто плитки клал? Слепой?
— Да я… — начал он, но я махнул рукой.
Высокий забор, опоясывающий поместье, был единственным, что радовало глаз. Металлические прутья, острые как клыки, увенчанные колючей проволокой. «Хоть отсюда не сбегут», — мелькнула мысль. Но даже здесь нашлась осечка — у ворот забыли приварить петли, и створка висела, как оторванное ухо.
— Григорий! — рявкнул я, заметив дворецкого у фонтана. — Это что? — ткнул пальцем в трубу.
— Антивандальная система, — ответил он, не моргнув. — Воры подумают, что тут чума.
— Шутить изволишь… Гениально. Только вот вода… пахнет, как ночной горшок дракона.
Отвернулся, чтобы скрыть горькую улыбку. Гордости не было — только кислое раздражение. Каждый кирпич напоминал о потраченных деньгах, каждый кривой куст — о том, что надо было нанять садовника, а не ораву с лопатами.
— Завтра, — сказал я дворецкому, — Если все не переделают, отдам их Утюгу на потеху.
Григорий побледнел и суетливо направился в сторону бригадира — обещать мои кары.
— Хотя бы забор не развалится, — пробормотал я и пошёл к дому, спотыкаясь о кирпич, который явно лежал здесь назло.
Учитывая недавние мои разборки, я решил серьезно заняться вопросами собственной безопасности. Ну, негоже такому, как я, лепить артефакты из чего попало! Пришло время для нормального оружия.
Я направился к подвалу. Ступени скрипели под сапогами, а тени от лампочек плясали по стенам, словно насмехаясь.
Дверная ручка завизжала, едва я коснулся её:
— Опять⁈ Да я тебя щас на части порву, козел ты этакий!
— Привет, красотка, — усмехнулся я. — Скучала?
— Скучала, как могила по гробовщику! — ручка дёрнулась, пытаясь укусить мой палец. — Уйди, пока не стало поздно!
— Ага, щас. Ты же знаешь, я люблю опасности. — я сжал её холодное железо, чувствуя, как под пальцами пульсирует магия. — Или ты забыла, кто тебя из куска хлама собрал?
— Собрал криворукий урод! — заорала она. — Меня бы в музей! А ты…
— А я могу переплавить тебя на гвозди для конюшни, — перебил я. — Представляешь? Ты будешь вонзаться в подковы. Каждый день. Лошадиное дерьмо, пот… Романтика.
Ручка замолчала. И её молчание звенело громче любых ругательств.
Открыв дверь, я прошел в мастерскую, отцепил от пояса ножны с мечом и положил их на стол. Я потянул клинок наружу, провёл пальцем по лезвию. Металл загудел, а по клинку поползли трещины света.
— Огонь, — прошептал я, выжигая руну. Лезвие вспыхнуло алым.
— Лёд. — Вторая руна. Иней заплелся узором вокруг огня.
— И… молния для пикантности. — Третья руна взорвалась синим.
Я прислонил клинок к вечному камню, вмурованному в стену. Кристалл зарядил мое временное оружие.
Меч завибрировал, словно жаждал крови. Я махнул им — пламя, ледяные осколки и электрические разряды сплелись в смертельный танец, выстрелив яркой вспышкой. Стена напротив покрылась гарью, инеем и трещинами.
— Идеально. Теперь ты — швейцарский нож для убийств. Дальнобойный!
Но мне этого было мало. Я снял с пальца свой родовой перстень и внимательно осмотрел его со всех сторон. Странная вещь… Символ рода артефакторов, а практической пользы никакой! Пришлось исправлять это.
Я вплетал в ободок кольца руны защиты. Каждый символ шипел, как змея, но поддавался. Спустя минут тридцать я закончил с гравировкой и также прислонил предмет к кристаллу.
— Проверим? — обратился к Плюму, сидящему у меня на плече.
Он плотоядно оскалился и преобразился в небольшого дракона. Открыв пасть, он выпустил в меня столб пламени.
Перед моим лицом мгновенно вспыхнула радужная пленка щита, поглотив всю смертоносную энергию. Стена за мной покрылась черной копотью, а вот я оказался цел и невредим. Да и заряда в кольце еще хватило бы на несколько подобных атак. Правда, мои сапоги — не уцелели.
— Надо бы добавить защиту для обуви, — вздохнул я, сдувая пепел с носка. За спиной послышался тяжелый вздох, будто великан пустил скупую слезу. Я обернулся и увидел своего первого голема в этом мире.