Один из милиционеров ловко перемахнул через забор, брякнул задвижкой калитки. Впереди, следом за младшим агентом городского угрозыска Петровым, шел Мишка Жеребцов, сзади его стерег Бойцов.
Обнажив револьверы, милиционеры рассредоточились по двору, а Петров, Лукьянов и Бойцов с Жеребцовым подошли к крыльцу.
– Стучи, – тихо скомандовал Мишке Иван Иванович и слегка подтолкнул его вперед. Жеребцов постучал. Никто не отвечал. Тогда Мишка стал дергать дверь, от чего забренчал внутренний засов, и снова задолбил кулаком в доски.
Бойцов неслышно отошел к маленькому оконцу слева от крыльца, приложил ухо к ставням. Уловил отрывистый говор, потом в сенях заскрипела половица.
– Кто там? Чего надо? – громко зевая, чтобы было слышно снаружи, спросили из-за двери.
– Дядя Шура, это я, Миха, открой, дело есть.
Тараев, узнав голос Жеребцова, ответил не сразу и обеспокоенно:
– Чего шляешься по ночам, спать людям не даёшь? Не время для разговоров, отваливай! Завтра придёшь!
– Открывай, Тараев! Здесь милиция! – вдруг громко крикнул через дверь Лукьянов. – Живее!
Бойцов скрипнул зубами от бессильной злости.
– Так бы сразу и сказали! Щас, щас, только накину на исподнее…
– Открывай! – забарабанил рукояткой револьвера в дверь Петров.
Тараев наконец приоткрыл дверь, испуганно кланяясь.
– Кто в доме? – снова проорал Лукьянов.
– Так, это… Один крестьянин попросился переночевать…
– Поглядим! – уверенным тоном сказал Петров и шагнул в темноту сеней.
Бойцов ткнул коленом под зад застывшего у дверей Тараева.
– Лампу зажги, быстро…
Его прервал оглушительный револьверный выстрел, потом второй, на миг осветившие сени и переднюю комнату дома. Петров, цепляясь за колоду, ничком свалился на пол. Бойцов кинулся в дом, стреляя из нагана в потолок. Загремели табуретки, зазвенела посуда. Следом влетели Лукьянов и еще кто-то. В темном углу завопила хозяйка.
Звуки выстрелов перебились треском оконной рамы и грохотом в дальней комнате. Снова раздались выстрелы, но уже на улице.
Забежав в комнату, Бойцов увидел вывернутую из окна раму. Заскочил на невысокий подоконник и выпрыгнул из окна на улицу.
Из-за угла палисадника осторожно выглянули двое лукьяновских милиционеров.
– Кто тут стоял? – крикнул, озираясь, Бойцов.
– Яшка Гаврилов! Он сейчас преследует бандита, сиганувшего из окна. Здоровый, черт! Ишь, рамы вынес!
– А вы-то что?! – крикнул зло Иван. – Почему вслед не кинулись?!
– Мы тут стреляли, да ишь, как видно, не попали… Револьверы-то непристрелянные…
– Э-эх! – только и сказал Бойцов.
Прислушался. Но было тихо. Сунув наган в кобуру, Бойцов снова через калитку вошел в дом. Там уже горел свет. И Лукьянов тряс револьвером перед лицом побледневшего Тараева.
– Сволота! Кого скрывал, говори? – Лукьянов с размаху ударил левой рукой портного в лицо, тот упал, но тут же поднялся на четвереньки, потом выпрямился по стене во весь рост.
– Говори, гад! – снова подступил к нему Лукьянов.
– Погоди, Тимофей… Скажи, чтобы лошадь запрягали, – сказал устало Бойцов. Он опустился на колени, приподнял на ладонях голову еле слышно стонущего Петрова.
– Потерпи, Василь Васильич, потерпи, браток…
Бойцов видел, как в уголках рта у раненого пузырится розовая пена, а по подбородку сбегает тоненькая струйка крови.
– Сейчас, Васильич, сейчас. Потерпи только…
– Готова подвода! – забежал с улицы один из милиционеров.
– Скорее, товарищи! Только навзничь его не кладите, – посоветовал Бойцов, – придерживайте голову. Кажись, легкое зацепило. Осторожнее, но поспешайте, братцы, поспешайте!
Петрова вынесли. Бухнули ворота, застучали по камням, удаляясь, тележные колеса.
Бойцов оглянулся на Жеребцова. Он сидел на корточках в углу, испуганно смотрел на милиционеров.
– Ну, куда теперь мог рвануть твой Костя?
Услышав имя, стоявший у стены Тараев, икнул, потом еще раз, еще. Бойцов только тут заметил, что по рубахе хозяина дома расплывается кровавое пятно.
– Эва, тоже, что ли, зацепило?
– Говорю жа, ик, сам, вот, свово, ик, убивца и пригрел… – плаксиво ответил портной, боясь пошевелиться.
– Кончай языком чесать! «Убивца»! На тебя, видать, пулю еще не отлили! – презрительно сказал один из милиционеров Тараеву и уже Бойцову пояснил:
– Пустяк, а не ранение. Царапина. Кожу на боку содрало – всего и делов-то.
«Метко стреляет, да еще почти на звук!» – подумал Иван.
– Костю вы упустили, граждане начальники! – кивая на Тараева, сказал Жеребцов.
– Уже и без тебя сообразили, – оборвал его Бойцов и повернулся к постанывающему Тараеву. – Не скули, не убили. Это тебе за верную бандитскую службу атаман награду выписал, гордись. Ну что, знаешь, куда теперь он подался?
– Да куды отседова ловчее – к цыгану, в Кузнечные! – выкрикнул Жеребцов.
Тараев сокрушенно вздохнул, сглатывая слюни и воздух.
– Как фамилия цыгана? Живо!
– Гроховский. Звать Игнатом… – нехотя проговорил Тараев.
– Бесполезное дело! – выкрикнул, появившись в дверях, Гаврилов. – Где ж в такой темени иголку искать!
Он тщательно вытер лоб рукавом, демонстративно открыл щечки на барабане револьвера, начал вытряхивать гильзы. Они не поддавались, и Яшка бухнул рукояткой о табуретку. Покатились, звеня по полу желтые цилиндрики. А Яшка деловито зачерпнул из кармана новый боезапас. Не зря, не зря поставил его Лукьянов у крайнего окна. Когда оттуда вывалился Ленков, Яшка показал ему свободный путь, подняв пальбу из револьвера, вроде бы вдогонку. И сам следом кинулся с подбежавшими милиционерами, уводя их в сторону. Вот и вернулись ни с чем.
– Значит, как говоришь, Игнат Гроховский? – переспросил Бойцов Тараева, скашивая глаза на Жеребцова.
У Гаврилова вывалились из ладони патроны, он лихорадочно бросился их собирать по полу, сгребая заодно и пустые гильзы.
– Ага, – кивнул Жеребцов, – знаю, где живет.
– Пошли, покажешь, – взял его за плечо Иван Иванович. – А этого портняжку, ребята, доставьте в уголовный розыск, мы там с ним еще побеседуем …
Ленков не ожидал, что его обнаружат в доме Тараева. Это бесило и тревожило. Не обрадовало и чертовское везение – так удачно отбиться и уйти! Он сразу же подался в Кузнечные ряды к цыгану Игнату Гроховскому – это было ближе и надежнее.
Хозяин как раз бухнул дверцей дощатой уборной, возвращаясь в избу, когда из-за поленницы возник Ленков.
– Здорово, Игнат.
– Тьфу ты, напугал, леший! – отпрянул хозяин.
– А не ходи по ночам!
– С моё поживёшь, посмотрим, ещё чаще забегашь! Чо, никак от кого-то ноги уносишь? Вид больно запыхалый…
– Да, вышла заварушка… На фараонов напоролся! Но, кажись, одного заделал в точку!
– Да ты чо! Охо-хо, дела! Эх-ма, Костя, и пошто ты такой на стрельбу несдержанный! Чо, прям насмерть? Плохо! Это их взъяриват. Хотя, конешно, ежели жисть на кон поставлена…
– Брось ты свою трепотню! Думай, где мне приютиться? – нетерпеливо оборвал его Ленков.
– Но у мине-то – сразу отпадат. Народу в доме всяково полно. Вот што! Погодь тут. Щас подошлю к тебе младшого свово – Тимофея, он и сведет тебя к Спиридону, брату моему. От там-то – тихо. Отсидишься, малость. Но не забудь его потом отблагодарить, он это ценит.
– Какой разговор!
Пару минут спустя Ленков и Гроховский-младший скрылись в темноте.
Не прошло и получаса, как к цыгану Игнату нагрянула милиция. Уже снова он расположился почивать, даже закемарил малость, – в пристройке к дому, где они с женой и ночевали. Когда залаяли собаки, подошел к двери, прислушался.
– Эй, старая, я к Бердниковым подамся, а ты, ежели мною интересоваться начнут, говори, мол, уехал на днях за хлебом вверх по Ингоде…
Он прошмыгнул через отдельный выход во двор, вышел, крадучись, на зады. Но уходить было поздно: со всех сторон к дому подходили люди. Только и успел Игнат вскарабкаться по приставленной лестнице под крышу амбара. Забился мышью в хранившееся здесь сено, затих.
Милиционеры подняли на ноги всех домочадцев.
– Где хозяин? – спросил Бойцов старуху цыганку.
– Уехал третьего дни по Ингоде за хлебом.
– Кто дома?
– Квантиранты тока.
– А где Елена?
– С мужиком своим спит.
– С каким это? – насторожился Бойцов, зная, что за мужики бывают у Курносой.
– Э-э! – старуха покачала головой. – Иди, посвети! Подержи свечку!
Из-за дома, покашливая, появилась темная мужская фигура.
– Мишка вона с ней и живет, – кивнула в сторону мужика цыганка.
– Фамилия ваша, гражданин?
– Ну Самойлов моя фамилия…
– Мишка! Ты, что ли? – воскликнул за спиной Бойцова милиционер Карпов. – Здорово, брат! Так ты здесь, что ли, теперь кантуешься?
– Здесь, не видишь, што ли? – безулыбчиво ответил Самойлов.
– Это Мишка Самойлов, – пояснил Карпов Бойцову. – Мы с ним раньше вместе служили в конном отряде милиции.
– Где сейчас служишь? – спросил Иван Иванович.
– Уволился, работу ищу. А вы чего здесь?
– Гуляем, – засмеялся Карпов.
– Иди, иди в свою баню, – замахала на Мишку цыганка и уже Бойцову: – Там они с Ленкой и ночуют, а по теплу, о-на – на вышку перебираются. Ты, начальник, их не трожь, авось сладится у Ленки… Вроде зятек с понятием…
Самойлов выжидающе посмотрел на Бойцова.
– Чо, пойду спать-то?
– Ну, иди пока, – разрешил Иван Иванович. – Понятно, что не дальше баньки своей. А сожительницу свою ко мне сюда направь…
– Товарищ Бойцов! – раздалось за спиной. – Тут мы какого-то субъекта из сена вытащили.
– Не субъект я! Игнат Гроховский! Хозяин энтого хозяйства!
– Ого! – засмеялся один из милиционеров, молоденький. – А чего же ты тогда, дядя, на крыше среди сена, как цуцик зубами стучишь?
– Ах ты, паразит! – замахнулась цыганка на мужа. – Омманул! Омманул, гад такой! Тайком, стало быть, вернулся и напился, а на сене трезвел, ирод!