– Это мы мигом! – суетливо, не сразу попадая в рукава, накинул кожушок Чимов, зло зыркнул глазами на Осипа и выскочил через выход в кочегарку.
– Так ты, стало быть, здесь в младших парикмахерах? – поинтересовался гость у Осипа, одновременно вытягивая из-за голенища зеркального сапога сложенную гармошкой газету.
С верхней осьмушки газетного листа бросались в глаза крупные буквы: «Неуловимый “блат”, а ниже – помельче: «К ликвидации шайки Ленкова». Голубицкий так и впился глазами в строки. Еще бы, похождения кровавой шайки у всех на слуху!
Незнакомец внимательно проследил его взгляд, усмехнулся.
– Что, грамотный? Интересуешься Костей Ленковым и его ребятами?
– Так как не интересоваться, поди, самый, что ни на есть, главный бандит!
– Бандит, говоришь? А может он – революционер!
– Господь с вами, человек хороший! Грабит да убивает почем попадя! Только все равно его изловят! – убежденно заключил Осип.
– Что-то долго ловят… – хмыкнул незнакомец и вновь пристально глянул на Осипа. – А почему энто ты такой уверенный, что его зацапают?
– Так он же – бандит! – удивленно воскликнул Голубицкий. – А значит – крышка ему, рано или поздно!
– Ага, будет он сидеть и ждать, пока за ним придут сыскари! – с раздражением отрезал русоволосый, куда и веселость вся его делась. – Вот как наберет три пуда золота, так и – сразу же из Читы! Ищи-свищи!
– Как же, три пуда! – язвительно возразил Голубицкий. – Скорее ему голову свернут, чем он возьмет три пуда!
Незнакомец отвернулся от Осипа, не отвечая, только было видно, как по щеке ходуном заходил желвак. Шумно выдохнув воздух, медленно повернулся обратно.
– Дурачок ты, видно, пока. Молодой больно, жизни не нюхал. Ничево, успеешь. Ладно, ступай. А я тут газетку почитаю, про этого самого главного бандита. Ступай, давай!
Последняя фраза показалась Осипу какой-то зловещей. Как сизая туча над полем, когда ты стоишь один-одинешенек посреди целого мира и не можешь угадать, в какой момент из лилово-черного, нависшего над тобой чудища, хлестанет прямо по тебе смертельный прут молнии или только оглоушит раздирающим громом.
Осип вскочил, неловко кивнул незнакомцу и вышел тоже «запасным» ходом, через кладовочку-спальню Чимова и кочегарку, на улицу.
Завернув за угол, чуть ли не столкнулся с тремя темными фигурами, одна из которых отделилась и шагнула вплотную.
– Ну, познакомился? – Осип узнал Антоху. – Чего там Косте нёс?
– Кому?
– Э-э-э, «комукало», твою мать! – выругался Чимов, схватив Голубицкого левой, свободной, рукой за шинельный отворот. – Я тебя спрашиваю, чо ты там Косте Ленкову плёл?
– О-ох! – у Голубицкого подкосились ноги. Теперь Антоха, сообразив, что болтанул лишка, занервничал по-настоящему.
– Смотри, сопля деревенская! Побежишь закладывать – самолично, любимой бритвою своею буду из тебя ремни резать! – прошипел он, наматывая на кулак шинелишку паренька.
– Что ты, что ты! – замотал головой Осип, побледнев так, что это стало заметно даже в темноте. – Никого я не видел! Зачем мне с вами связываться!
– А вот это врёшь, врёшь, сучара! – еще ядовитее зашипел всегда такой благообразный Чимов, подтянув помертвевшее лицо Осипа к брызжущему слюной и матами раззявленному провалу рта. – Ты уже давно с нами связался. Консерву навернуть с ситным, стакашек мадерки опрокинуть, колбаской все зажевать – это нравилось? А что ты жрал – ведаешь?! Добычу ты бандитскую жрал! Значит, ты и сам – того же поля ягода, чахотка! Со мной ты через это давно связан. Аль не видел, кто и с чем ко мне ходит? Кто ж тебе поверит, лапоть! Ты, рожа, со мною повязан, а я – с Костей… Вот она, тут проходит, нас с тобой связавшая веревочка!
Отпустив комок шинельного сукна, резанул Осипа ребром ладони по горлу Чимов.
– Иди, стучи сыскарям! Рядом у стенки станешь! Пся крев!
Глубоко отхаркнув, тягуче сплюнул Голубицкому под ноги, чуть ли не на ботинки. Переложил из правой в левую бутылку купленной водки.
– Так-то получается, «Осип, который осип»! Ха-ха-ха-ха! – Антоха затрясся всем телом, замахал руками и, сплюнув еще раз, скрылся в кочегарке.
Придя в кухоньку, Осип почувствовал себя нехорошо, прилег на лавку, невольно прислушиваясь к голосам за стеною, в парикмахерской. Заснуть долго не мог, потом забылся в чуткой дреме, сквозь которую слышал, как рано утром все из парикмахерской ушли.
Оказалось, ошибся. Ушли двое. С Чимовым остался сумрачный длинный парень, фамилию которого Осип не знал, но слыхал, как Чимов называл парня Шуркой. Когда Осип выходил в уборную и за дровами, то краем глаза видел, как из окна парикмахерской длинный за ним наблюдает. Потом Чимов, открыв парикмахерскую, кликнул его работать. А длинный ушел в кладовочку к Антохе и завалился спать.
К обеду появились двое. Главарь Ленков и Мишка Некрасов-Логотенко. Все сели обедать прямо в парикмахерской, из-за чего Антоха четыре раза гонял Осипа с мисками, ложками и кружками на кухоньку. Тем паче, что к столу появился еще Ванька Калмыков, тоже карбатовец, из приятелей Антохи. Оказалось, что он не просто дружок Чимова.
За столом пошел такой разговор, что у Голубицкого волосы дыбом встали. Но его честная компания не стеснялась.
– А матерьяльчик, Костя, мы срубили фартовый, чисто сукно аглицкое! – взахлёб радовался Мишка. – И как мы его ловко срубили, ага?! Кось, это, почитай, тыщ на двенацать золотом! Охренеть!
– А брильянтовые камушки, а, Миха! – подыгрывал Ленков, нагло улыбаясь Голубицкому. – Кольца золотые!
Он запустил руку в нагрудный карман гимнастерки и аккуратно высыпал на стол горстку драгоценных камней вперемешку с парой-тройкой обручальных колец.
– Калмык, пойдешь с Хохлёнком на Большой Остров. Он знает, к кому, – приказал Ленков, кивнув на Мишку. – Мануфактуру и прочие вещички сталкивайте, нам светиться не надобно, тряпок хватат, деньги нужны. Деньги!
Вскоре парочка испарилась с озабоченным видом. Ленков ушел в кладовочку. Было слышно, как жалобно охнула панцирная сетка на Антохиной койке.
Часа через два Мишка-Хохлёнок и Калмыков вернулись, довольные. Важный Мишка напрямую прошел в кладовку, затормошил Ленкова.
– Костя, такое дело. За камни дают восемь тысяч золотом, вечером приходить за деньгами. Обещали оптом и всё барахло забрать!
– От это славно! Камни у тебя? Подождем вечерочка!
Вечером троица карбат покинула. Ночевать никто из них не явился. Но к следующей ночи снова появился Ленков, за ним следом – Мишка-Хохленок, который привел с собой еще одного типа, некого Яшку из Засопки, дегенеративного тридцатилетнего увальня с рыбьими холодными глазами. За полуночным застольем, усадив рядом Осипа и криво усмехаясь, Антоха Чимов расхваливал жуткий «талант» этого Яшки, наполняя и без того трепещущую заячьим хвостом душу Осипа Голубицкого черным липким страхом.
Глава девятая
Новый гость Чимова – Яков Певченко, на самом деле ужас мог вселить в любого. В ленковском стане за ним укрепилась репутация равнодушного, безжалостного убийцы. Со своим напарником, опять же, бойцом карбата Главупра ГПО, Ильей Волковым, нападали на мелких китайских торговцев, убивали своих жертв за тридцать-сорок рублей выручки. Грабили и убивали в китайских киосках на Ангарской и Кротовской улицах, на тракте к Игумновским приискам, у станционного моста, в Антипихе.
Зная, что для Певченко лишить человека жизни – раз плюнуть, Ленков всегда брал Яшку на разбирательства с провинившимися перед ним членами шайки или посылал чинить расправу. С дружком своим Волковым в лесу, около архирейской дачи, Певченко по ленковскому приказу убил «за оттырку» – присвоение украденного – Григория Иванова. За это же удавили они Никифора Иващенко.
А на Ленской улице целым кагалом – Ленков, Певченко и еще два палача – Илья Никифоров и Васька Григорьев – убили «своего» Василия Михайлова. Первым его схватил за горло главарь, потом навалились и душили на земле всем скопом, а после подвесили убитого в петле, имитируя самоубийство.
Выстрелом, точно в сердце, из любимого «кольта» Ленков в присутствии Певченко расправился с Евгением Антоновым, тоже «оттырщиком».
Прямо на вокзале зарезал Яшка по Костиному приказанию Ивана Пропуткина, а до этого затолкал в прорубь на Читинке полуживого Андрея Григорьева. Сколько Яшка поубивал на трактах проезжего люда – кроме него, не знал никто, но счет шел на десятки жизней.
Рассказами про Яшкины кровавые дела, Чимов наглядно рисовал перепуганному Осипу прямую перспективу его возможных намерений отойти от шайки. Обратной дороги не было… Голубицкого раздавили жестокость и размах преступного промысла, размер сумм и ценностей, которыми ворочали бандиты во главе с Ленковым. По его, Осипа, деревенским понятиям, денег и товара было немеряно!
Но еще больше убивало другое – оказалось, что карбат попросту кишит бандитским элементом! Еще когда Осип служил, до перевода в парикмахерскую, в четвертой роте, познакомился он и начал приятельствовать с Федором Сидоровым. Теперь же Федор, через Ленкова сошедшийся с Чимовым, узрел около него и своего дружка. Потому в разговорах его не стеснялся. Так Осипу открылось, что в квартире Сидоровых главарь Ленков часто жил-ночевал зимой, бандиты там порой собирались для походов на «дела», был здесь и потайной склад краденых вещей, часть из которых Сидоров-старший перешивал для продажи.
Бандитский размах, бесцеремонность, с которой ленковцы открыто обсуждали в карбатовской парикмахерской будущие или уже совершенные преступления, реальная угроза расправы за длинный язык – все это породило в Голубицком такой уровень страха, что он напрочь отбил у Осипа хотя бы крошечное, минутное намерение сообщить командованию или в милицию о бандитском гнезде под носом Госполитохраны.
Тем временем в парикмахерской караульного батальона тайный штаб ленковской шайки действовал уже вовсю. Сам главарь ночевал в карбате почти всё последнее время, только иногда меняя место ночлега на светёлку в доме портного Сидорова, куда его уводил розовощёкий Федька в сопровождении Яшки Певченко.