– Ты погляди, ядрёна вошь, – как мухи на мед! – Яшка с остервенением воткнул финку в столешницу.
– Мир честной компании! А я мимо проезжал, дай, думаю, загляну на огонёк…
– И хде ты тут, земеля, огонёк разглядел? – буркнул исподлобья Яха.
– Так это… Вот, давайте и запалим! Коська, у тебя свечка есть или лампа? Че в темноте сычами сидеть… – затараторил новый гость.
– Мимо рта не пронесешь! – весело откликнулся Кешка.
– Лампа где-то валялась, но карасину все одно нет, – махнул рукавом Коська. – Познакомьтесь, мужики. Это Колька. Николаша Косточкин. Живет тут неподалеку. Наш кореш, его даже Костя знает…
– В дело ходит? – спросил Бердников.
– И в дело, и наводку дает, – кивнул Баталов.
– Я, Коська, воопче-то, как раз… – Костиненко-Косточкин осекся, оглядел собравшихся за столом.
– Ты, Николаша, присоединяйся! И не тушуйся, тут все свои! – широко повел рукой Коська. – Яха, наливай!
Выпили. Крепко захмелевший Баталов требовательно уставился на Костиненко-Косточкина.
– Ну, с чем приперся? Дельное што-то, али так, мелюзга?
Николаша еще раз обвел глазами собравшихся, потом внимательно поглядел на Коську.
– Дело крупное. Золотое!
Коська и Яшка оживились, с них словно часть хмеля слетела.
– Ну, давай, давай, чево тянешь?!
– Дельце верное, – навалившись на грязную столешницу, громко зашептал Костиненко-Косточкин, страшно округлив глаза. – На днях с витимских приисков золотишко повезут в Читу, в казначевство сдавать. Изрядно должны везти песка-то… Почитай, што за месяц намыли!
– А сколь, сколь там могет быть? – влез в разговор Крылов.
– Сколь, сколь… Да там и с пуд могет быть!
– Но… – скривился Бердников. – Пуд намыть – энто ого-го!
– А ты знашь, какой там разворот?! О-о! – закатил глаза наводчик.
– Ты это… Верняк надыбал или с чужих слов поёшь? – настойчиво переспросил Баталов.
– Верняк! Дня через три-чатыре! Завтра мне точно шепнут… есть один человечек в казначевстве…
– Надо Костю предупредить…
– Чо ты, Коська, сдурел? Чо потом с добычи останется?..
– А за оттырку ишо хужее выйдет! Чик – и ваши не пляшут!..
– Кака оттырка? Всё – в общий котел. Костя тока похвалит!
– Но… И не думай, а то и на второй глаз окривеешь, – сказал, как отрезал, Бердников, раскачав и выдернув из доски финку. – Я своему соседу, Мишке Самойлову, все обскажу, тады и решим…
– Костя согласен, – сообщил пару дней спустя Самойлов Бердникову и Баталову. – А чо, цыган, этот Косточкин… Прояснил подробности и время?
– Да. Грит, што как раз в эти дни могут отправить груз песка. При удаче можно фунтов пять золотишка взять… – закивал Баталов. – Ишо сказывал, што песок не охранники казначевства возют, а сами купцы. Из русских или китайские – оне на приисках песок и скупают. И на легком возке дуют до Читы. Ты представляшь! Без охраны, сами! От дурни!
– Но энто-то на правду похоже, а то – с пуд, с пуд! – довольно ощерился Яшка-цыган. – Теперича вооружаться надобно. У меня-то винтовочка захована!
– И у меня две трехлинейки заныканы, патроны тоже имеются, – кивнул Самойлов.
– Во, стало быть, и я при ружье! – обрадовался Баталов. – А то у меня – голяк…
– Втроем пойдем? Не маловато будет? – спросил Самойлов. – Золотые купчины – народ суровый, тож небось при нарезном оружье будут.
– Перещелкам из засады! – беззаботно отмахнулся Коська, но тут же обеспокоенно посмотрел на Мишку Самойлова, безоговорочно признав его старшим. – Но ежели надобно подкрепленье, то могу с собой Кешку Крылова взять. А чо, парень надежный, с им мы с детства знаемся…
– А у него чего есть? – Самойлов изобразил, что вскидывает винтовку и прицеливается.
Коська пожал плечами.
– Сообразим чево-нибудь, ежели он пустой. Я вот об чём, мужики, поболе волнуюсь… Надобно сурьёзно продуктишками запастись: а ить и неизвестно, сколь там пролазим на хребте да энтих купцов скарауливать будем…
– Хлеба надо поболе пуда, – пробурчал Бердников, – коли несколько дней шариться будем. Оно как охотники считают: идешь в тайгу на неделю – провизии бери на месячишко. Опять же, чаю, пшена, сала. Эх-ма, зазря сожрали ту кучу, котору я из деревни притартал!
– Всем гамузом провизию собираем! – приказал Самойлов. – И побольше. Часть с собой понесем, а остальное на Костиненку нагрузим, пущай на своей телеге прям на тракт увезет и затырит там, где договоримся.
Мишка помолчал, еще что-то обдумывая. Посмотрел на Баталова.
– Так, значит, на этих днях, Николаша твой говорит? В общем, так. Восьмого числа здеся же соберемся со всем готовым. К вечеру. И Николаше накажи, штоб был как штык! С подводою. Ты, Коська, пуд хлеба по-всякому находи, а ты, цыган, крупой и чаем запасайся. И это… Ты, Коська, нащёт продуктишек своего кореша Кеху тоже озаботь, штоб полноправно в долю вошел. И лишний ствол не помешает… Восьмого числа! Понятно, субчики-голубчики?
Глава десятая
Назначенный 27 июня 1921 года Главкомом Народно-революционной армией и военным министром ДВР, первый в РСФСР кавалер учрежденного пролетарского ордена Красного Знамени Василий Константинович Блюхер взялся в кратчайшие сроки решить неимоверно сложную задачу – превратить разрозненные партизанские отряды, пронизанные анархией и самостийностью, и сложившиеся к тому времени партизанские соединения в кадровую регулярную армию, однородную по структуре, составу, боевой подготовке, с высокой воинской дисциплиной и четкой системой управления.
Реформирование вооруженных сил Дальневосточной республики происходило не в мирных условиях – чаще в ходе боев да и при крайне скудном снабжении вооружением, амуницией, продовольствием из Советской России. Решающим этапом в становлении НРА стали ожесточенные бои с белогвардейскими полками на восточном направлении. И завершилась, по сути, схватка 10 февраля 1922 года успешным штурмом настоящей крепости белых на крутой сопке близ деревни Волочаевка. Большой кровью обошедшийся Волочаевский штурм фактически сломал Белую гвардию, предрешил её печальный исход. В общем же, бои на Амуре показали, что основной цели Блюхер добился: боеспособные формирования НРА созданы и в боях не дрогнут. Осталось политически закрепить возникший в частях Народно-революционной армии ДВР настрой на победу и военный успех. Правительство Республики поддержало предложение Блюхера о торжественном приведении частей НРА к присяге, для чего учредило День воина.
– Смир-на-а! Равнение – на-ле-е-во!
Громкая протяжная команда раскатывается по залитому первомайским солнцем плацу, на котором застыли в строгом ротном строю бойцы Народно-революционной армии ДВР.
Сегодня по всей республике отмечаются сразу два праздника – официальный День Интернационала и День воина.
Накануне Василий Константинович связался по телефону с секретарем Дальбюро ЦК РКП (б) Анохиным и попросил принять присягу в 104-й бригаде НРА, дислоцирующейся близ Читы, в Песчанке.
Пётр Федорович Анохин, как и Блюхер, был направлен в Читу для решения политических задач укрепления «буфера». Полномочия получил немалые – главного большевистского комиссара в Восточной Сибири, Забайкалье, Приамурье и Приморье. Волей судеб Анохин и Блюхер в столицу ДВР ехали в одном поезде и даже в одном вагоне, что положило начало их крепкой дружбе.
Анохин с удовольствием принял предложение Блюхера об участии в торжественном принятии присяги бойцами.
– К принятию присяги при-и-исту-пить! – раздалась новая команда.
Перед ровными коробками замерших на плацу рот возвышалась свежесколоченная из пахнувших смолой сосновых досок трибуна, обтянутая с фронта красным кумачом. На нее поднялись перед началом торжественного ритуала Анохин, командование бригады, гости из Читы.
Комиссар бригады Тихонов раскрыл красную коленкоровую папку с текстом присяги.
– Я, сын трудового народа, – громко и отчетливо зачитал первые строки текста присяги комиссар, – гражданин Дальне-восточной республики…
– Я, сын трудового народа-а… – оглушительным эхом отзывается двухтысячный строй, – …гражданин… республики…
Священные слова каждым народоармейцем давно заучены наизусть, но все слушают знакомые фразы с трибуны и с видимым удовольствием скандируют вслед за комиссаром.
– … торжественным обещанием принимаю на себя… почетное звание воина… защитника интересов трудящихся… клянусь… Дальневосточной республике!
– Ура! – громовым голосом выкрикивает Тихонов, захлопывая папку.
– Ура-а-а!!! – взрываются ротные коробки. Летит волнами, то затихая, то усиливаясь, несмолкаемый боевой русский клич. – Ура! Ура-а-а!..
Обратно в город Анохин возвращался с сотрудником особого отдела штаба НРА Станиславом Козером, тридцатидвухлетним высоким брюнетом среднего телосложения, с открытым смешливым лицом и таким же нравом любителя пошутить и, как оказалось из разговора по дороге, страстного охотника. Козер сопровождал Анохина на церемониал в бригаду по поручению Блюхера.
– Говорят, Пётр Федорович, что в этот сезон утки особенно много, – поделился Козер. – Нынче она там, на югах, засиделась. Зима-то нас не баловала, весна поздняя, посему сейчас самый прилёт и начинается. А ежели бы апрель выдался сначала теплым, то надо было бы на утку выходить числах в двадцатых апреля…
– Да я, честно говоря, Станислав Францевич, ружья уже несколько лет в руки не брал, – отозвался Анохин, подставляя ветерку полнощёкое лицо. И добавил с сожалением и грустью: – Не до охоты давно…
– Ну, это вы – напрасно! Понятное дело, что забот у вас – через край, но всё равно… Нельзя все время жилы рвать. Отдых и разрядка всякому организму требуются, – назидательно проговорил Козер, умело управляя легкой «американкой». Сытая лошадь резво бежала, пофыркивая и встряхивая челкой.
– А кто же спорит? А может, и выберемся как-нибудь с ружьишком, чего загадывать, – потянулся на сиденье Анохин всем своим крупным, полным телом.