Утром в понедельник впятером двинулись в сторону озера Сантор, где, и вправду, на маленьких озерных блюдцах, по прибрежным камышовым заводям, уток обнаружилось во множестве. Здесь растаборились на опушке редкого леска. И в охотничьем азарте провели целых два дня. Битой дичи заметно прибавилось.
– Не зря, не зря бурятским богам поклонились! – довольно смеялся у вечернего костра Пётр Федорович. – Хватило бы только огнеприпаса на такое утиное изобилие! А дышится, товарищи, как!
– Ну, Пётр Федорович!.. Однако для партийца – и такое богопочитание! Религию-то мы, как опиум для народа, заклеймили! – рассмеялся Крылов.
– А кто же спорит? Опиум и есть. Но одно дело, когда всевозможные церковные служки народ дурят и в мракобесие тянут, а другое – народные обычаи, традиции, пусть и с неким духовным оттенком. Многовековые привычки разом не изменить, да и надо ли… Поклоны к попам или ламам бить не пойду, а духам на дороге поклониться – это как родной земле уважение отдать… Но, что это мы в теософскую дискуссию впряглись! Вы поглядите, братцы, как Дмитрий Иванович расстарался! На славу ушица, я вам доложу! Объедение! И сам бы не прочь с удочкой посидеть, но, как говорится, охота пуще неволи! Подлей-ка, Иваныч, своего волшебного варева!..
– Так-то всё так, – жмурясь от удовольствия, что его поварской талант столь высоко оценен, тем не менее решил возразить Крылов. – Однако, Пётр Федорович, не пора ли нам выбираться обратно? Чай, потеряли уже нас в Чите…
– Эва… Самая охота пошла! Боеприпаса еще – вон сколь! – обескураженно воскликнул Константин Гребнев. – Чево она, Чита, куды убежит?
– Убежать не убежит, да только отпуск и впрямь затянулся, завтра – среда уже, десятое число, – посерьёзнел Анохин. – Увлеклись… Дел, мужики, и впрямь невпроворот… И так себе лишку позволили, неудобно перед товарищами будет.
– Оно – конешно, – степенно кивнул Роман Мациевский. – Заботы у вас – государственные!
Далее не размусоливали, ночевать улеглись пораньше.
С утра Станислав Козер запряг милицейскую лошадку в тележку, уложили ружья в чехлы, связали удочки в прежнюю связку, в ноги сложили добытую пернатую дичь.
– Спасибо, мужики, за охоту! – Анохин и Крылов сердечно распрощались с Мациевским и Гребневым, которые решили остаться, выйти все-таки к самому Сантору и там поохотиться ещё денька два-три.
– Пока! Удачной охоты! – прокричал приятелям-охотникам Козер, тронул поводья, и «американка» покатила прочь, к хребту, загородившему впереди полнеба.
«ПРОТОКОЛ
1922 года Мая 11-го дня. Я, Помощник Начальника Читинской Уездной Милиции ВАСИЛЬЕВ составил настоящий протокол в следующем:
Сего числа явился гражданин селения Телембы КИСИЛЕВ Емельян Яковлевич, грамотный, 51 года, который заявил, что:
сегодня, проезжая зимовье на 40-й версте от Читы по Витимскому тракту, мне передал милиционер СТАНИСЛАВ для Областной Милиции записку для передачи Правительственному Инспектору АНТОНОВУ и сказал, что он ранен, а два его товарища на 33-й версте лежат убитые. Из слов я понял, что убили их замаскированные три неизвестных человека. Протокол записан со слов КИСИЛЕВА, он добавил, что проезжая 33-ю версту он, КИСИЛЕВ видел в канаве двух убитых людей. В чем и подписываюсь. КИСИЛЕВ. Пом. Н-ка Уезд. Милиции ВАСИЛЬЕВ».
Через полчаса страшное известие достигло Антонова, товарища министра внудел Иванова и директора Государственной Политической охраны Бельского.
Ещё через час у министра внутренних дел были собраны все руководители городской и областной милиции, уголовного розыска, начальники отделов ГПО.
Сразу же было решено немедленно выслать на место группу работников уездного угрозыска во главе с помощником начальника уездной милиции Васильевым, подкрепленную звеном конного взвода Центральной инструкторской милицейской школы под началом комвзвода Сизых и его помощника Кибирева.
– Потеря, товарищи, невосполнима, – министр замолчал, медленно обвел взглядом хмурых собравшихся. Продолжил после долгой паузы:
– Во что бы то ни стало найти эту сволочь! Понимаю, что пока данных у нас совершенно нет, тем не менее напомню краеугольный юридический постулат: кому это выгодно?
– Понятно, чья выгода в первую голову… – откликнулся негромким голосом тридцатитрехлетний сероглазый шатен в двубортном костюме и светлой рубашке с галстуком – директор ГПО Лев Николаевич Бельский. – Сами знаете, беляки зашевелились в последнее время. Активничают. Унгерновцы шакалят на юге, недобитки Мыльникова и Шильникова вокруг Сретенска рыщут… Не исключаю акта политического терроризма.
– Поддерживаю всецело, – подал голос Антонов, вдвойне сумрачный от того, что уже представлял, какие шишки посыпятся прежде всего на него и подчинённую ему читинскую уездную милицию. – Подлое убийство руководящих работников Дальбюро ЦеКа – это, товарищи, яснее ясного – происки белого отребья!
– Не надо, товарищи, сбрасывать со счетов и замаскировавшегося, пробравшегося в наш партийный стан врага! – Поднялся из-за стола товарищ министра Иванов, по своей закоренелой привычке принявшийся быстро ходить по кабинету. – И товарищ Анохин, и товарищ Крылов активно работали в партийной комиссии, проводя чистку в партийных рядах. Где гарантия, что изгнанный из наших рядов приспособленец и перерожденец не затаил черную злобу?
– Разрешите? – встал начальник Читинского угрозыска Фоменко. – Должен доложить, что имеются агентурные сведения о намерениях различных бандитских групп, и прежде всего, шайки Ленкова, повысить активность налетов и грабежей на трактах близ Читы. В частности, интересует бандитов и Витимский тракт, прежде всего, из-за активного движения крестьян с продуктами в город на базар, а также перевозок из Романовки в Читу золотого песку…
– Что, невозможно отличить крестьянский обоз от повозки охотников? – ядовито осведомился у Дмитрия Ивановича привыкший чутко реагировать на политические ветра Антонов.
– А от возка с прииска? – не сдержался Фоменко.
– Товарищи! Товарищи! – пресек перепалку министр. – Каждая из версий имеет право на существование. И каждую надо досконально и быстро проверить. Контра ли, уголовщина, или контра руками уголовщины, или еще какие выкрутасы – все проверить досконально! Сил и средств не жалеть! Но настоятельно просил бы вот о чём… – Министр нахмурился и напряженным взглядом обвёл присутствующих. – Попрошу… без служебного раздрая. Каждый отрабатывает в предпочтении свою версию, но при строгом совместном информировании и согласовании всех шагов. Промашки нам допустить никак нельзя. Вот в этом – дело точно политическое, громкое. Мы сегодня как никогда на виду у людей. Это для нас очень горький, трагический, но – экзамен! И мы обязаны добраться до сути. Причем, подчеркиваю, в кратчайшие сроки! После экстренного заседания правительства попрошу вас, товарищи Бельский и Антонов, быть готовыми к выезду на место убийства…
«ПРОТОКОЛ
1922 года Мая 12 три часа утра на 39-й версте Витимского тракта зимовье ВНУКОВА Никанора Иакимовича. – Я, Помощник Начальника Читинской Уездной Милиции ВАСИЛЬЕВ в присутствии Командира Коннаго взвода Инструкторской Милицейской Школы СИЗЫХ Василия Петровича и Помощника его КИБИРЕВА Александра Николаевича настоящий протокол составил в следующем:
11-го мая в 9 часов вечера выехал со звеном Коннаго взвода отряда Милицейской школы на место происшествия – убийства членов Дальбюро АНОХИНА и КРЫЛОВА. Прибыв на место происшествия, т. е. на 33-ю версту Витимского тракта в час ночи, нашли трупы по правую сторону дороги по пути от Читы, в канаве, лежащими один на спине и второй спиной вверх. Что только и удалось установить ввиду ночного времени. Около трупов оставлен караул из четырех человек. И пришлось выехать на вышеупомянутое зимовье для опроса хозяина зимовья и в надежде найти раненого Станислава (как сказано в записке на имя Правительственного Инспектора милиции Заб. Области АНТОНОВА).
Записав в настоящий протокол вышеизложенное, постановили в порядке 258 ст. Ус. Уголовнаго Судопроизводства приступить к дознанию. Прочитано. Присутствующие подписали: КИБИРЕВ и СИЗЫХ. ПомНачмилиции ВАСИЛЬЕВ».
В записке на имя Антонова уцелевший Станислав Козер указывал, что находится в зимовье некого Внукова, на 39-й версте. Поэтому с места преступления Васильев поспешил к зимовью.
Увы, оказалось, что ещё утром Козер подался далее, обратно к монгойским озерам. В зимовье же помимо хозяина обнаружился двенадцатилетний путник, испуганно зыркающий раскосыми глазенками на милиционеров.
– Значитца, вы, гражданин, и будете хозяином зимовья? – разложив бумаги, задал первый вопрос Васильев.
– Точно так почти што и является, – охотно подтвердил молодой, лет двадцати с небольшим, плотный и кряжистый парень с румяными щеками. – Внуковы мы. Тятька, стало быть, хозяин зимовья, а я, стало быть…
– А ты, стало быть, его сын! – нетерпеливо перебил Васильев. – Представься, как положено. В армии, чай, служил? Вот то-то и оно. И по порядку все рассказывай, ничего не упуская, понял?
– Ага. Стало быть, Внуковы мы. Я, стало быть, Внуков Владимир Никаноров, двадцати одного года, грамоте обучен, но беспартейный, потому как у Семёнова в железнодорожном батальоне служил, а более ни в каких армиях не был. Родом из Тобольской губернии, Тарского уезда Малокрасноярской волости… Но ноне проживаю в Чите, в Кузнечных рядах на Первой улице в доме Подузовой, занимаюсь возкой дров. В зимовье тута я нахожусь с Рождества. И за всё время моего пребывания тута тольки и был, што один случай ограбления на тридцатой версте: грабили бурят пятерых, мне неизвестных. А грабителей было трое. И вот – второй раз. Убийство совершилось!
Внуков сокрушенно покачал головой, замолчал, но через мгновение продолжил предостерегающе:
– Но, как и в первый раз, так и во второй, я подозрительных лиц в округе вовсе не замечал, охотников тоже не проезжает. За все время тольки и был, что один охотник на велосопеде, который был за день до приезда убитых. После них, кроме крестьян, никого не видал. Упомянутые охотники дня через два воротились обратно. Была ли у них дичь – того не знаю, потому как они как в первый путь, так и обратно в зимовье не заезжали. Проехали они приблизительно в час дня, а вечером, часов в девять, ко мне пришли в зимовье мальчик вот этот и раненный в ногу охотник. Он был без обуви. Ноги у него были обмотаны портянками. От так!