Анализировали не только в ГПО. Изучение уголовным розыском происшествий на трактах вокруг Читы дали Фоменко основания полагать особую роль в наводке бандитов на грабежи крестьянских обозов, которую играли владельцы или работники постоялых дворов.
И вновь всплыла обнаруженная при предшественнике Фоменко, Гадаскине, на спешиловской заезжке в Песчанке трехлинейная винтовка Григория Бурдинского, в недавнем былом известного партизанского командира, а ныне депутата Нарсоба.
А действительно ли в прошлом осталась связь Ленкова и Бурдинского, как уверял последний? Прятавший винтовку Филипп Цупко, ставший осведомителем угрозыска, пользы никакой не приносит, темнит, зато водит знакомства с массой подозрительных личностей. Не одна ли это компашка? – задавал себе вопросы Фоменко. Вряд ли старые связи угасли, уголовное братство – засасывающий омут.
И это обсудили с Бельским, решив внимательно присмотреться к Цупко и Бурдинскому. А еще Дмитрий Иванович поделился с главным чекистом ДВР совершенно секретной задумкой.
После трагической гибели Северьяна Покидаева, на кровавом заручении Сарсатского и Тайнишек 5 января, Фоменко постоянно казнил себя в душе за неведомую ошибку, ставшую для младшего товарища роковой. Но разумом понимал, что без агентурного проникновения в ряды ленковцев надеяться на серьезный успех не придётся.
Интенсивные допросы задержанных ленковцев преследовали в качестве одной из основных целей и сбор таких сведений, которые позволили бы сотруднику уголовного розыска действовать нелегально, в гуще бандитов. В ныне сложившейся обстановке проникновение в ленковскую шайку представлялось особенно важным.
С этой целью, по просьбе Фоменко, в Читу откомандировали молодого оперативного сотрудника Прибайкальской милиции Владимира Гурьевича Ронского.
Пятого мая он был назначен для дальнейшей службы в Читинском городском отделении уголовного розыска. Но назначен негласно и законспирирован крепко. Предварительно с ним через посланца, в роли которого выступил Баташёв, уже были оговорены детали предстоящего внедрения к ленковцам, поэтому легенду сразу же запустили в дело. Она резко отличалась от той, под которой уходил на задание погибший Северьян Покидаев.
Ронский действовал под своим именем в обличье преуспевающего коммерсанта. У Михаила Баташёва был знакомый торговец Трофимов, ранее не раз оказывающий услуги уголовному розыску по ликвидации грабительских групп. Под маской компаньона к Трофимову и направили Ронского. Обозначившись в торговой компании, секретный агент сделал так, что оказался в постояльцах у Спиридона Баталова.
Спиридон Баталов привлёк внимание уголовного розыска, когда обманом попытался получить из Госбанка десять тысяч рублей. Афера не состоялась, но при расследовании этого дела выяснилось, что недавно освободившийся из тюрьмы Константин Баталов, сразу же примкнувший к ленковской шайке, как показал на допросе и Багров, является старшим братом Спиридона. На этом и была построена комбинация внедрения.
У Спиридона Баталова имелась собственная изба, добрая просторная пятистенка, так что в богатом постояльце он был заинтересован. Баталов и раньше часть дома сдавал, но как раз накануне распрощался с прежним квартирантом. А гужевой извоз и лодочный перевоз, которыми занимался Спиридон, особо прибыльными не были, так что добавка в семейный кошелек от сдачи комнаты в наём лишней не являлась.
Новый квартирант в первый же вечер выставил на стол бутылку казённой водки, мясной балык и рыбные консервы в жестяной заграничной банке. Пригласил к столу хозяина, который от такого внимания растаял, тут же полез в подпол, выволок оттуда и присовокупил к выставленным деликатесам соленое сало, квашеную капусту, чугунок рассыпчатой картошки. Гладкий на лицо постоялец сыпал шутками-прибаутками, подливая Спиридону водочки, чем окончательно расположил к себе.
Через пару дней к Спиридону под вечер заявился старший брат. Коське Спиридон рассказал о новом жильце, нахваливая угощения и веселый нрав. Тут и он на ночлег подошел. Познакомился с Коськой и, хлопнув в ладони, пригласил знакомство обмыть.
Быстро сгоношили на стол, раскупорив новый «презент» постояльца – водочку «Чуринскую», чистую, аки слеза младенца. И разговор потёк. О житье-бытье, о коммерческих делах, о том, о сём. Между делом Ронский ввернул историю про своего знакомого торговца, ограбленного в поезде, посетовав, что нынче сберечь товар сложно, разве что под вооруженной охраной или когда сам при оружии.
Одним из заданий у Володи Ронского было поручение Фоменко попытаться выяснить каналы получения бандитами оружия и боеприпасов, так как одним только источником в читинском карбате вооруженность шайки не объяснялась.
Но показалось Ронскому – удочку-то закинул, а рыбка не клюнула. Братья никак не среагировали на сетования и рассуждения, что хорошо бы где-то хотя бы мало-мальское ружьецо для пострадавшего знакомого раздобыть. На том и разошлись спать.
Через сутки грянуло известие об убийстве на тракте Анохина и Крылова. Уже по первым свидетельским показаниям можно было определенно судить о возможных убийцах, по описаниям крестьян и Козера – обычных уголовниках. Не исключено, что видных большевиков на тракте убили ленковцы.
Выслушав секретную информацию начальника уголовного розыска, директор Госполитохраны про себя усмехнулся. Оперативная комбинация по внедрению Ронского показалась Льву Николаевичу неудачной. Цыганочка какая-то, с выходом из-за печки!
Бельский был убежден, что братцы Баталовы – мелкие уголовные сошки, через них выйти на «головку» бандитов, при склонности Ленкова к конспирации и дроблению шайки на мелкие преступные группы, с друг другом незнакомые, – дело долгое. И не факт, что вообще у агента угрозыска выход на главаря получится. А время поджимало! И правительство ДВР требовало в кратчайшие сроки раскрыть убийство Анохина и Крылова, и из Москвы телеграмма за телеграммой…
Поэтому директор Госполитохраны закрутил свою игру, в которую посвящать начальника угрозыска посчитал преждевременным.
Дело в том, что уже давно был в поле зрения чекистов ДВР Филипп Цупко.
В 1920 году, когда в Чите хозяйничали белые, квартирмейстер дивизии генерала Каппеля определил на постой в дом Анны Спешиловой на Новых местах, где фактически проживал, болтаясь по Чите, один лишь Филя-Кабан, квартиранта, прапорщика Калинина. Как офицер, тот имел право на отдельную квартиру при постое.
Павел Калинин был молод, наглостью не отличался, платил за квартиру исправно и щедро, Филе-Кабану неудобств не создавал, наоборот, приглашал к столу, наливал водочки. Короче говоря, Цупко квартирантом был доволен. Когда в октябре 1920 года каппелевцы отступили в Маньчжурию и Филя лишился постояльца, то даже жалел молодого офицерика.
Цупко не знал дальнейшей судьбы Павла Калинина. В мае 1921 года в качестве секретного агента белогвардейской контрразведки, завербованный полковником Родионовым, Калинин появился на территории ДВР с заданием разведать боеспособность частей Народно-революционной армии. На руках имел поддельный паспорт и удостоверение работника борзинского кооператива «Эконом».
Но ничего предпринять не успел. Был арестован Госполитохраной, заблаговременно получившей сообщение о засылке Калинина от своего разведчика из Маньчжурии. В ходе следствия Калинин полностью признал свою вину. Почти год просидел в Читинской тюрьме, ожидая суда.
Будучи человеком острого ума и незаурядной смекалки, Бельский, после получения в ГПО ленковской записки и изучения окружения главаря, решил использовать знакомство Калинина с Цупко, во многом полагаясь на удачу. С арестованным шпионом-неудачником состоялся секретный разговор, в ходе которого Павлу Калинину было предложено сотрудничать с ГПО в обмен на фактическое помилование. Насидевшийся на тюремных нарах и готовый к самому печальному для себя исходу Калинин согласился без колебаний.
Пятого мая 1922 года, в тот же самый день, когда в Чите начал работать «коммерсант» Ронский, Народно-политический суд Забайкальской области, «руководствуясь велением революционной совести и учитывая чистосердечное признание, искреннее раскаяние, молодость и происхождение из крестьянской семьи, постановил: гражданину Калинину Павлу Васильевичу, 1900 года рождения, уроженцу города Томска, – зачесть предварительное заключение до суда, из-под стражи в Читинской тюрьме освободить и направить в распоряжение Читинского воинского начальника, как призывного возраста. Остальные обвинения считать не доказанными».
По заданию Госполитохраны, Калинин, выпущенный из тюрьмы 6 мая, тут же был «уволен в отпуск от призыва на один месяц» и снова напросился к Цупко в квартиранты. Попутно пожаловался Павел своему благодетелю на несправедливость существующих порядков, высказав неприятие новой власти. Филипп принял бывшего офицера с доверием.
Вот почему Бельский и усмехнулся про себя, узнав задумку начальника угрозыска: повторить внедрение сотрудника в шайку Ленкова. Директор ГПО склонен был считать случившееся на Витимском тракте актом политического террора. Хотя допускал мысль, что могло быть выполнено это контрреволюционное злодейство и руками тех же ленковцев. Будучи убежденным, что с разработкой операции по повторному агентурному проникновению в шайку уголовный розыск затянет, Бельский развитием оперативной комбинации угрозыска не интересовался, погрузившись в свои заботы.
Да, рассуждал после ухода Фоменко Бельский, вполне возможно, что Анохина и Крылова убили уголовники, но чью волю они исполняли, чья рука ими водила? Секретному агенту Павлу Калинину было спешно доведено задание по выяснению обстоятельств убийства, участников и вдохновителей преступления.
Уже на следующий день Калинин попросил Цупко снести письмо к секретарю эсеровской парторганизации Соболеву, с которым познакомился в тюрьме. Того за что-то политическое привлекали, но вскорости выпустили. В письме Калинин просил у Соболева помощи «в дальнейшем существовании», зазывал для разговора в дом Цупко. И с Филиппом снова и снова за чаем заводил разговор о былом своем офицерстве, о нынешнем недовольстве властями.