– Дайте мне ещё одну возможность! Прошу! – очнулся Бурдинский, умоляюще прижимая скрещенные руки к груди. – Ещё одну! Достану змеюку!..
– Уведите арестованного!
С распоряжением Лаврову директор ГПО опоздал. Ещё утром уголовным розыском Коська Баталов был арестован. Сразу же сознался в убийстве на 33-й версте Витимского тракта, назвал своих сообщников – Михаила Самойлова, Якова Бердникова и Михаила Крылова. Удалось быстро взять Бердникова, который тоже в молчанку играть не стал. Всего в течение дня 19 мая угрозыском было арестовано семнадцать бандитов. Конечно, не все они были ленковцами, но попались тоже не за здорово живёшь. Однако Самойлова и Крылова обнаружить пока не удалось.
– Меня только девятнадцатого марта из тюрьмы освободили, – плакался в угрозыске Баталов. – Помыкался, работу ища! Две недели на ломовой бирже в работниках пробыл, но отказали… Потом мы с братом Спиридоном занялись лодочным перевозом людей через Читинку. Проработали эдак недели три, пока в Кузнечных у нас не проложили мостки. Снова пошёл искать работу, но не нашел…
– Ты нам про свою горькую долю тут не чеши! Рассказывай, с кем, когда и как на убийство сговаривался?
– Так, а чо тут… Наводку дал Николай, который живет на сорок седьмой версте Витимского тракта…
– Фамилия наводчика?
– Костиненко-Косточкин. Он и предложил золотых купцов и спекулянтов на тракте штопорить… А энти-то ехали с кучером на тележке. Вот Мишка и сказал нам, мол, это едет какой-то крупный спекулянт…
– Ты не перескакивай, рассказывай все по порядку!
– Я и говорю… Дело дал Николай Косточкин. Пойти на Витимский тракт грабить проезжающих там торговцев. По тракту-де проезжает много как русских, так и китайских купцов, провозящих с приисков золото, так што можно при удаче взять фунтов пять золота. А для того, штоб идти на это дело, сказал, што нужно собраться человекам четырем-пяти. Самойлов согласился… Ну и я… Ещё сказал, мол, могу взять с собою Кешку Крылова, с им мы с детства знаемся. Ну, ещё Яха Бердников… Мишки Самойлова сосед, цыган. Идти на тракт мы собрались, стало быть, девятого мая… Все собрались у меня… Все с оружьем – винтовками военного образца, только вот у Кехи винтовки не было. Он своей не имел, а достать нигде не мог… – монотонно рассказывал Баталов, покашливая и почесываясь.
– …Провизии с собою взял только один Кешка, то есть Крылов, а остальной хлеб, около пуда, мы передали Косточкину. Штоб, стало быть, на горбе не переть. Николай нам его должен был доставить назавтра, стало быть, десятого мая, прямо на тракт…
– …Косточкин, как наводчик, был в курсе наших сговоров и сборов, – уточнил после некоторой паузы Коська и на равнодушной ноте продолжил:
– …Как стемнело, отправились в дорогу. Эта, значит, троица – Крылов, Самойлов и Бердников – ушли вперёд, а я за ними через полчаса. А собрались все вместе уже за поскотиной Караваевской заимки. Здеся отдохнувши, пошли по тракту. Дошли до двадцать шестой версты и на рассвете устроили привал, попили чаю, отдохнули и пошли дальше. На тридцатой версте опять попили чаю и пошли до тридцать первой версты. Там просидели часов до двух дня. Сидели в стороне от дороги в кустах, чаю не пили, потому как хлеба у нас больше не было…
– Горазды вы пожрать да чаю попить! – не удержался присутствующий на допросе старший агент Габидулла Гарифулин, на которого тут же сердито цыкнул Баташёв. Но реплика Коську не смутила и монотонности его страшного рассказа не убавила.
– …Кады мы, стало быть, там в кустах сидели, то увидели проезжающих по тракту крестьян на нескольких подводах. Они по сено ехали. Мы остановили их… Отобрали у них хлеба и картошки.
– Не боялись, что запомнят ваши рожи?
– Хе… Так мы лица-то платками закрыли… Ну и вот… Отпустили потом энтих крестьян, вернулись в кусты и стали закусывать. Закусили и дальше прошли версты две, кады по пути нас обогнал Карболай. Мы, кады ево увидали, враз свернули в сторону. Штобы, стало быть, он нас не узнал…
– Кто такой этот Карболай?
– Карболай-то? Сосед наш. Всех нас знат в лицо. Живет Карболай тоже в Кузнечных, содержит ломовую биржу и баню. И он знаком с Косточкиным, так как Косточкин, кады в город приезжат, то завсегда у Карболая останавливатся, а он, Карболай, проезжая по тракту, останавливатся на постой у Косточкина.
– Увидел вас Карболай?
– Увидеть-то, конечно, увидел, но признал ли – это вряд ли. Мы жа враз свернули в лес. Разве што спины… Ну и вот… Проехал он, стало быть… А за ним, саженях в двустах, ехал следом Косточкин. Кады он поравнялся с нами, мы с Мишкой Самойловым вышли к нему из кустов и спросили: «Где хлеб?». Он сказал, што положил его на тридцатой версте в том месте, где условливались. Мы ещё спросили его, не слышно ли там про нас чего-нибудь. Он сказал, што нет, и рассказал нам, што сейчас сзади его едет китайский обоз с мукой и мануфактурой, подводы две или три. Остановите, говорит, и берите побольше муки. Мука, мол, в пудовых мешочках, брать удобно… Потом сам он ударил по лошади и поехал дальше…
Баталов замолк, обвел глазами кабинет, остановив взгляд на графине. Гарифулин налил ему в кружку воды. Вылакав воду гулко булькающими глотками, Коська, не утирая бороды, повёл свой рассказ дальше, следя исподлобья, как старший агент Васин строчит вслед за ним по бумаге.
– …Косточкин, стало быть, уехал. А мы отошли вновь в кусты, сидим, закусываем. Это уже, стало быть, было на тридцать третьей версте, саженях в пятнадцати – двадцати от дороги. Вот в энто время один из нас заметил, што в город по тракту едет лошадь с тележкой, в которой три человека… Мишка предложил штопорить проезжающих, мы с им согласилися. Тока они с нами поровнялися, как мы выскочили на дорогу и крикнули: «Стой!» И сразу же по нам раздалися выстрелы! Яшка Бердников, как бывший к имя ближе других, с ходу дал по имя выстрел. Мы выстрелили по имя тоже. Насколь припоминаю, двое из едущих сразу свалились в канаву, а кучер соскочил с тележки и пустился бежать в сторону, в лес…
– Значит, первым выстрелил Бердников, потом вы с Самойловым?
– Яха целую обойму высадил и заложил вторую… А я при стрельбе выстрелил два патрона. Сколь выстрелил Самойлов, не знаю, а Крылов Кешка не стрелял. Я жа говорю, у него винтаря не было. Он потом схватил коня, который при стрельбе бросился в сторону. А кады он коня завернул, мы посмотрели в тележку и увидели много убитой дичи. Поняли, конешно, что убили охотников, а не спекулянтов…
«Нет, не знали они, точно, не знали, кто в тележке едет! Если Баталов и врет, то только в деталях, – Баташёв горько вздохнул. – Прав был Дмитрий Иванович, царствие ему небесное… Чистая всё это уголовщина…»
– …Подбежали к свалившимся, видим, один из их жив… точно не помню, какой. Яха подошел к нему вплотную и дострелил. В руках у добиваемого ещё карабин был, а лежал он на боку, видимо, готовый для стрельбы, но настолько был тяжело ранен, што не в силах был стрелять… Добив раненого, мы обыскали убитых. Я взял «брауниг», Мишка взял «маузера», у убитого толстого из кармана… А ещё у энтого деньги были… Пятнадцать рублёв золотом и два рубля серебром. Другие робята забрали оружие убитых, лежавшее завернутым в тележке… Потом мы быстро поехали от места убивства дальше, на хребет, а через версту, можа, полторы, свернули вправо от тракта. Отъехали в сторону с версту и стали смотреть всё лежавшее в тележке…
– Где другое оружие убитых?
– Взятое оружье мы отнесли в сторону и спрятали под колодами…
– Сможешь указать?
– Так, смогу, однако…
– Что делали дальше?
– А дальше што делали… Лошадь прогнали ещё с полверсты, распрягли и оставили на произвол судьбы. После чего, стало быть, возвернулись домой в город через сопку. Из найденного документа, как это… во! – удостоверения, которое прочитал Мишка Самойлов, оказалось, што убили каких-то политических деятелей… Понятно, нам энто ни к чаму, испужались. Не доходя до города, взятый у убитых карабин и свои винтовки мы спрятали в лесу, в пади Сенной, тока револьверты убитых и сапоги с ботинками взяли с собой в город. Ботинки унёс к себе Кешка Крылов, сапоги – Бердников, «брауниг» унес я, а «маузера» – Мишка. Назавтра Мишка мне сказал, что «маузера» и «брауниг» нужно продать. Мол, я, говорит, скажу Ленкову, и он их продаст. Я ему сказал: «Скажи, если ты с ним знаком». В тот же день, под вечер, Мишка сообчил, мол, Ленков предлагал револьверты в каку-то пекарню, но там не купили. Тады я пошел к своему брату Спиридону за советом, нащёт продажи револьвертов, хотя бы «браунига»…
Остальное Баташев в подробностях знал от Володи Ронского, «квантиранта» Спиридона Баталова.
– И последний вопрос, Баталов. Где может скрываться Бердников?
– А чёрт ево знат! Душа цыганская, перекати-поле… В городе он по Кузнечным шарится, но теперя куды там сунешься!.. Вы ж там всё начисто спалили! Пойдёт к знакомому на первую Читу или на Хитрый остров, к Петрову…
Бердников после убийства ушёл в деревню Кадахту, к теще Барбичихе, прожил там три дня и отправился в Могзон за женой, но узнал, что она у знакомого китайца в Яблочной, так чаще называли станцию Яблоновую. Отправился туда, забрал жену. На поезде поехали в Читу, но на станции Ингода парочку высадили, как безбилетников.
С оказией до Читы все-таки добрались. Вначале остановились у старого знакомца, Василия Линкова, на первой Чите, а потом перебрались на Хитрый остров в дом другого знакомого – Петрова, где Яшка-цыган и был 19 мая арестован угрозыском.
Узнав об этом на очередном допросе, Коська Баталов перестал давать показания, впал в угрюмую нервную сумрачность – куда монотонное равнодушие и многословие делись! Поначалу ещё повторял, что только в деле на Витимском тракте замешан, не более оного, но вскоре и от этого стал отнекиваться.
Бердников же показал, что Самойлов может скрываться в Кадахте у цыган или в Бальзое, а в бега с ним ударилась и сожительница – Ленка Курносая. О Кешке-Крылёнке – Иннокентии Крылове, четвертом участнике убийства – Яшка ничего сказать не мог, не знал, где тот может затаиться.