ом дал круг по городу большой, стали поворачивать домой.
Не доходя Ундинского моста наводчик увидел издалека фигуру, похожую на Мишку Самойлова, но не был уверен, что он. Я ему посоветовал преследовать эту фигуру, а сам ушел домой, но походку той фигуры я хорошо заприметил. Около двух часов все вернулись домой.
Наводчик рассказал, что это был Мишка, и он возвращался из города через мост в лес, т. к. он жил в палатке в лесу. И говорит наводчик, что он будет в 7 часов опять в городе и принесет для продажи маузер, который должен купить наводчик. Я, узнав об этом, не мог дожидаться этой покупки и продажи и посоветовался с Мироновым взять его на мосту. Так и решили.
Наводчик с агентом Угрозыска пошли на место назначения – на базар, а я и Миронов пошли на мост, т. к. я надеялся, что хорошо его заприметил. Так мы и простояли на мосту до 7 час. вечера. Тогда со стороны Заудинской станицы я увидел Самойлова и сказал Миронову, что это Мишка.
Он шел с двумя цыганами, которые, заходя на мост, остановились с др. цыганами разговаривать, а Мишка тихонько продолжал свой путь, положа руки назад.
Мы тут же решили взять его не оружием, а на него наброситься силой и схватить ему руки для того, чтобы он не мог сам себя и в нас стрелять. Так и было сделано. Пошли за ним, а как догнали, так Миронов обхватил его, прижимая руки, и в этот момент я подбежал с оружием и скрутил ему руки за спину, вытащил из-за пазухи маузер и патроны, три обоймы…»
С двух сторон на мост уже вбегали таившиеся неподалеку сотрудники ГПО и уголовного розыска.
Салин закричал, тыча отобранным у Самойлова пистолетом:
– Цыган! Вон тех цыган хватайте!
Впрочем, это было лишним. Агенты угрозыска уже крутили руки перепуганной чернявой компании, только что разводившей тары-бары на предмостье. Госполитохрановцы крепко спеленали и Мишку. Всех задержанных повели в местный отдел ГПО.
Самойлов не ожидал такого необычного и внезапного захвата. Был настроже, постоянно проверялся: нет ли слежки. И такой провал! Куда подевались ставшие уже привычными наглость и бесцеремонность, высокомерное отношение к окружающим… Это увидели и чекисты.
– Ну и подружку, Самойлов, ты себе выкопал! – смеясь, присел на край стола Салин. – Мало, что страхолюдина баба, так ещё и цыганка! Да ты не вскидывайся, не вскидывайся! И зенками не зыркай, а то забоюсь! У баб водичка – будто не знаешь! – в одном месте не держится, а уж у цыганского отродья…
Салин повертел у Мишки перед носом изъятым «маузером».
– Ленка-то, как узнала, чей этот «маузер»… Мозгов хватило! Вот она на тебя и навела! А сама-то на волюшке прохлаждается! Небось уже обжилась в местном таборе, а, Самойлов? И плевать ей на тебя! Такое облегченье…
– Там она, сука!.. – Мишка заскрипел зубами от злости.
Вскоре Салин и Миронов привезли в отдел и Гроховскую.
Увидев подругу, Мишка сжал и без того тонкие губы, в тонкую ниточку вытянулась полоска некогда щегольских усиков.
– Так-то ты мне за ласку отплатила, тварь! Продала с потрохами!
– Я?..
– А кто же, змеюка! Штоб у тебя и вовсе морда сгнила!
Гроховская инстинктивно поднесла руку к платочку, под которым скрывалась провалившаяся и гниющая от сифилиса переносица, бросила на Самойлова испепеляющий взгляд. Чекисты напряглись, ожидая, что сейчас «Курносая» бросится на Мишку, но Ленка вдруг раздвинула в кривой усмешке изъявленные губы.
– Моя морда при мне останется, а вот тебе-то в лобешник пульку свинцовую вскорости закатают, полюбовничек ты мой драгоценный! Ха-ха-ха-ха!
Она истерично захохотала, откидываясь на стуле назад и сотрясаясь всем телом.
– Пылинки с тебя, паскудного, сдувала! Гоголем ходил! А гоголя-то и не было! Пузырь сдутый! Да кабы не я – так бы и болтался стручок твой вялый! Какой ты мужик – одна фанаберия! Ха-ха-ха!!
Мишка покраснел, сжимая грязные кулаки, и, грязно матерясь, кинулся на Ленку. Миронов только и успел кулак подставить, опрокидывая Самойлова обратно на табуретку. Тот схватился за подбитый глаз, зашипев по-змеиному, отвернулся всем телом к полураскрытому окну. И вдруг заорал, вытянув голову:
– Яшка! Тикай, Яшка! Тикай!!
Салин кинулся к окну и увидел застывшего посреди улицы дюжего молодого мужика, бестолково крутившего головой.
– Миронов! За мной! – скомандовал Салин, выхватывая из кармана револьвер. И уже у дверей – конвоиру:
– Держи эту парочку на мушке! Дёрнутся – вали, не раздумывая!
Салин, Миронов и один из агентов местного угрозыска, Антипьев, выскочили из здания отдела. Увидев их, «Яшка» бросился прочь.
– На базар побежал! – крикнул Антипьев чекистам.
– Сань, среди толпы затеряться хочет! – тяжело дыша на бегу, ткнул «наганом» в сторону улепетывавшего мужика Миронов.
– Ни хрена, не уйдёт! – зло откликнулся Салин.
– Давайте проулком – как раз ему в морду зайдёте, ежели он меж рядами кинется! – выкрикнул Антипьев. – А я – за ним, со спины, чтоб не потерять!..
Так и вышло. На два револьверных ствола среди завизжавших торговок и опешивших бородатых мужиков выскочил чесавший в обе лопатки «Яшка». Ну, тут – куды с добром!
Когда задержанного завели в комнату, Мишка выругался:
– Черепаха ты, Яшка, бестолковая! Чево, дурень, возле «Господи, помилуй» шаришься? От, лапоть чубатый!
– Сам ты лапоть! – обиженно шмыгнул носом «Яшка». – Откель мне знать, что тут за контора расселась! Слышу – вроде ты кликашь, а не пойму, чево…
– Но теперича, Мишенька, ты свово друженька фараонам спроворил! А всё на меня бочку катишь, милёночек! – снова щербато рассмеялась Гроховская.
– О, бля, и ты здеся?! – изумился «Яшка».
– Конвой! Уведите-ка покуда эту парочку! – скомандовал Салин. – А с этим гражданином, – он указал на «Яшку», – мы немного побеседуем.
Самойлова и Гроховскую вывели за двери, препровождая в арестантское помещение, но в гулком коридорчике ещё некоторое время слышалась их злобная перебранка, усыпанная матами и цветистыми цыганскими проклятиями, которую не могли прервать и грозные окрики конвоиров.
– Ну-те-с, гражданин, как вас звать-величать? – спросил Салин, посадив задержанного на табуретку перед столом.
Миронов зашел «Яшке» сзади, демонстративно перехватив револьвер рукояткой вперед и угрожающе постукивая ею по лопате левой ладони.
– Певченко. Яков Семёнов. А не хотите Певченко, так величайте Шевченко! – осклабился задержанный.
– Не многовато фамилий? – насмешливо спросил Салин.
– В самый раз, господин сыскарь…
– Цыть! – Миронов приложил слегка наглеца рукояткой по уху. – Не в цирке-шапито. Выворачивай нутро, гнида бандитская! Кто таков?
– Конешна… Коли у вас власть, так и револьвертом заехати можно, – угрюмо покосился на чекиста Яшка, потирая ухо. Испуга у него не наблюдалось. – А ежели тебе, сыскарь, анкета моя нужна, так на – получи.
Певченко-Шевченко перекинул ногу на ногу, устраиваясь на табуретке поудобнее.
– Три десятка годков от роду. Урожденный Ишимского уезда Тобольской губернии.
– Эва, занесло перекати-поле! – покачал головой Миронов. – Ну, расскажи, душегуб, откуда тебя знает арестованный Самойлов?
– Да не просто знает, а такое тебе сопереживанье высказывает – диву можно даться! Мол, беги-тикай во всю прыть, Яшка, от мильтонов и гэпэо, а то как бы чего не вышло… Чего это он об тебе такой заботливый, а? – ехидно осведомился Салин.
– А почём я знаю… – пожал плечами задержанный.
– Сань, давай я ему по загривку съезжу пару раз, – задумчиво предложил Миронов, по-прежнему постукивая револьверной рукояткой по ладони.
– Не будет говорить – видимо, так и придётся, – подыграл Салин.
– Прав таких у вас нетути! – напрягся, хорохорясь, Яшка.
– Ты глянь, Сань, умности-то каки вкручивает! – засмеялся Миронов. – Истинный крест, врежу по кумполу!
– Конешна, власть у вас… – монотонно пробубнил задержанный, кося глаза на мелькающую справа – вверх-вниз, вверх-вниз! – рукоятку «нагана» с массивной головкой вкрученного в неё винта-скобы для револьверного шнура.
– Власть, безусловно, у нас. А ты бы хотел, чтобы она к вам перекочевала? Не будет этого никогда! – сказал Салин. – Ну что? Может быть, гражданин нам поведает про свои бандитские делишки? Глядь, – следствие и подойдёт с пониманием.
Салин подмигнул Яшке.
– Давай, мужичок, выворачивай нутро, а то и впрямь в распыл пойдёшь.
– В распыл так в распыл, чо теперя-то… – сгорбил плечи Певченко-Шевченко.
– Э… паря… Да на руках-то, видать, кровушки у тебя… – протянул Салин, качая головой. – Что ж, дело хозяйское… Охрана! Заберите-ка субчика в тёмную, пусть отдохнет от беготни по базарам! А мне этого стручка, полюбовника цыганки, приведите.
Самойлов уже не выглядел сникшим. Понимал, что выслеживали его персонально, взяли со «стволом». Теперь в его глазах светилось неприкрытое желание попытаться выкрутиться из столь щекотливых обстоятельств.
– Ну-те-с, гражданин Самойлов, давай, рассказывай, как здесь, в Верхнеудинске, очутился? – Салин пододвинул стопку линованной бумаги, тщательно проверил ручку с пером-вставочкой, заглянул, на предмет отсутствия дохлых мух, в стеклянную чернильницу. Перевёл взгляд на Мишку.
– Слушаю, красавчик.
Скрипнули двери. На пороге появилась подтянутая, в ремнях, туго перепоясывающих темную коверкотовую гимнастерку, фигура заместителя начальника Прибайкальского отдела ГПО Ибсена.
– Это и есть Самойлов?
– Так точно, – почти хором ответили Салин и Миронов, вытягиваясь во фрунт.
– Присаживайтесь, товарищи. Хочу послушать, что петь будет наш орёлик. Продолжайте допрос, – скрипнув ремнями, уселся за стол Ибсен.
– Завсегда готов ответить на все интересующие следствие вопросы! – отрапортовал, по-собачьи заглядывая в глаза чекистскому начальнику, Мишка.
Салин и Миронов переглянулись, усмехаясь.
– И прекрасно, – кивнул Ибсен. – Вы, товарищ Салин, ведите протокол. А у меня к вам, гражданин Самойлов, первый вопрос. Расскажите, как вы организовали убийство секретаря Дальбюро партии большевиков товарища Анохина и товарища Крылова?