Карл захохотал.
— За кого ты меня принимаешь, деточка? Фрау Ирма — не для меня… Ей бы сбросить этак лет пятнадцать… А ты хитра, — погрозил ей пальцем, — но я все равно ничего не скажу. Хочешь разузнать о наших делах с группенфюрером, не так ли?
— Глупенький, иди сюда, — кивнула ему Эмми.
Карл плюхнулся на тахту рядом с ней. Снова погрозил пальцем.
— Я нни-ичего тебе не скажу…
— На хочешь — и не нужно, — прижалась к Кремеру девица, — меня это и не касается. Хотя я не верю, чтобы фон Вайганг так просто симпатизировал тебе…
— А кто говорит, что просто так? Группенфюрер у меня вот где! — Крамер хвастливо сжал кулак.
— Ну!.. — недоверчиво вскинула брови Эмми. — Ни за что не поверю…
— Точно! — словно в запальчивости выкрикнул Карл. — Но это се-екрет… Тсс!.. — приложил палец к губам.
У Эмми так и вспыхнули глаза.
Кремер придвинулся к девице, прошептал на ухо:
— Группенфюрер оч-ч-чень зависит от меня. У нас… деловые отношения и…
— А-а… — махнула рукой она, — это неправда.
— Ей-богу, — поклялся Кремер. — Он понимает, что бриллианты — лучше всяких ценностей.
— Мне так хочется иметь перстень с бриллиантом. — Эмми заглянула Карлу в глаза, и он понял: девица поверила ему.
А вот поверит ли Шрикель? В конце концов Карл сделал все, что мог. Осталось только доиграть роль. Что бы сделал на его месте настоящий Кремер?
Карл поморщился и пообещал:
— Будет тебе перстень, милая…
Протянул руку, чтобы обнять девицу.
— Погоди, я сейчас…
Эмми легко выскользнула, соскочила с тахты. Кремер пробурчал что-то нечленораздельное, ткнулся лицом в подушку, закрыл глаза и притворился, что сразу заснул. Эмми щелкнула выключателем, села на тахту, погладила Карла по щеке. Но он не шелохнулся, а когда девица прижалась к нему, недовольно буркнул что-то и повернулся лицом к стене.
Снова щелкнул выключатель.
— Пьяная свинья!.. — выругалась Эмми. Хлопнула дверь.
Карл заворочался на тахте, устраиваясь поудобнее, и вскоре уснул.
Утром его разбудил Шрикель. Карл захлопал глазами, озираясь вокруг, и спросил:
— Где я?
— У нас в гостях… — засмеялся Шрикель.
— Голова болит… — пожаловался Кремер. — У вас нет таблетки?
— Не лучше ли это? — гауптштурмфюрер потянулся к бутылке с вином.
Карл с отвращением поморщился.
— Не могу даже смотреть, — признался. — Дайте таблетку.
Шрикель вышел. Карл внимательно осмотрел себя. Все как надо: брюки помяты, галстук развязался, пиджак валяется на полу. Услышав шаги гауптштурмфюрера, сгорбился, уткнувшись лицом в ладони.
— Ну и вид у вас! — усмехнулся Шрикель.
— Ничего не помню, — промямлил Карл. — Напился, как свинья.
— Пустое. Все вчера перебрали.
— Я не скандалил?
— Наоборот, были очень галантным кавалером, и фрейлейн Эмми просила…
— Постойте, — перебил его Карл, — кажется, я начал ухаживать за ней?
Гауптштурмфюрер смерил его изучающим взглядом.
— Она почему-то рассердилась… Что случилось?
Кремер провел ладонью по лицу.
— Ничего не помню, — ответил задумчиво. — Полный провал памяти. Может, я позволил себе лишнее…
— Неважно, — махнул рукой гауптштурмфюрер. — Компания своя, и девочки без претензий. Плюньте.
Карл видел: Шрикель держится с ним совсем по-иному. Уже проинформирован. Вот она — власть денег. Стоило гауптштурмфюреру узнать, что Кремер занимается крупными денежными операциями, — и совсем другое обращение.
— Хотите взглянуть на шедевры искусства? — предложил Шрикель.
Кремер не колебался и секунды. Безнадежно махнул рукой.
— Мне глубоко противны все шедевры мира, — произнес плаксивым голосом. — В другой раз.
— Здорово же вы нахлестались, — захохотал гауптштурмфюрер.
Возвращаясь домой, Карл начал анализировать события вчерашнего вечера. Шрикель, готовя яму для Кремера, сам попал в нее. Оставалось выяснить, не врал ли он, говоря об эвакуации произведений искусства. Ясно только одно: пи он, ни Мюллер, ни Дузеншен — эсэсовец с физиономией убийцы — не смыслят в живописи. Правда, они могут заниматься только лишь организационными делами. Не зря же Шрикель предлагал Карлу посмотреть на какие-то шедевры — значит, картины есть…
Кремер вдруг остановился. А что, если картины — лишь для отвода глаз?… Откровенность Шрикеля подозрительна. Гауптштурмфюрер изо всех сил старается, чтобы Карл поверил ему, даже приглашал посмотреть шедевры. Во всяком случае, следует делать вид, что не сомневаешься в искренности Шрикеля.
День прошел в ожидании. Карл никуда не выходил из своей комнаты, валялся на диване, притворяясь больным. От обеда отказался. Догадывался, что Шрикель интересуется им, и делал все, чтобы у гауптштурмфюрера не возникло никаких сомнений.
Около пяти Кремер выскользнул на улицу. Не пошел к остановке автобуса, а побродил в роще, которая начиналась за виллой Вайганга. Немного подмерзло. Опавшая листва шуршала под ногами, на лужах звенели тонкие льдинки. Убедившись, что никто за ним не следил, Карл остановил автобус и сел в него уже за остановкой. От сегодняшней встречи с Ульманом зависело очень многое, а береженого и бог бережет…
Не успел еще Крамер спрятаться в закоулке, как услышал шаги на ступеньках. Ульман, спускаясь, опирался на скользкую кирпичную стену. Старик знал этот путь так, что свет был ему не нужен: восемь ступенек, пятая и седьмая разбиты. Поворот, и еще десять. Груда битого кирпича, узкая щель вместо прохода, еще четыре ступеньки… Не вздрогнул, когда Карл осветил его фонариком. Убедившись, что перед ним Кремер, поздоровался, крепко пожав руку, и сказал шепотом:
— Могу вас порадовать… Завод можно взорвать. Но нужно до черта динамита.
Карл задумался. Он не только не имел ни грамма взрывчатки, но и не знал, когда она будет и будет ли вообще. А Ульман ждал прямого и точного ответа.
— Взрывчатка будет, — ответил Карл. — Но вы сами понимаете, что раздобыть ее не так-то просто. Придется немного подождать.
— Подождем, — согласился старик. Он рассказал Кремеру, как вместе с Людвигом Гибишем по наполовину заваленному вентиляционному штреку и подземной пещере вышли под галереи завода. Установить это было нетрудно: сверху, сквозь трехметровую толщу земли, доносились глухие звуки, которые подтверждали расчеты Гибиша.
Самым сложным, по мнению Ульмана, было доставить взрывчатку к пещере, ведь сразу же за дорогой начиналась запретная зона…
Карл и радовался, слушая Ульмана, и кусал пальцы от досады. Отдал бы полжизни за взрывчатку! И надо же именно теперь провалиться Марлен Пельц!
Ульман торопился в ночную смену, и они быстро разошлись. Карл договорился, что Ульман будет время от времени звонить ему, но ни слова не говорить в трубку. Встретятся, когда будет взрывчатка, — Карл выругается в ответ на молчание.
Народу в театре было немного — половина партера. Это поразило Кремера: вспомнил Большой театр, умоляющие взгляды стоящих у входа — нет ли лишнего билетика? — вспомнил Катрусю, как сидела в темном простеньком платье, опершись на барьер третьего яруса…
Катря, Катруся!
Карл закрыл на мгновение глаза, вызывая в памяти дорогой образ.
Открыв глаза, увидел все тот же незаполненный партер, а рядом с собой, в ложе, девушку в вечернем платье с бриллиантами на некрасивой длинной шее. Она приветливо смотрит на него, улыбается, прикасаясь к его руке, и он улыбается ей в ответ. После, представления он отвезет ее домой, поцелует на прощание холодные пальцы и договорится о следующей встрече — так нужно, у него нет другого выхода. Эрнестина будет выжидательно смотреть на него: каждый раз надеется, что он наконец скажет то, о чем она мечтает. А он избегает этого разговора. Потому что Кремер в глубине души жалеет Эрнестину Краузе. Она совсем неплохая девушка — умная и добрая, — и не виновата, что природа обделила ее…
Карл знал, что фрейлейн Краузе влюблена в него. Если бы Эрнестина была злой, капризной, ему было бы легче. Тогда он давно бы «ответил ей взаимностью». Глядя же в печальные и влюбленные глаза девушки, не решался взять грех на душу и предлагать ей руку и сердце. Собственно, в этом пока не было необходимости. Все и так хорошо знали о характере их отношений: у Карла всегда был повод свободно распоряжаться своим временем, возвращаться домой когда угодно, не вызывая подозрений.
Сегодня давали «Фауста». Кремер не был разочарован. Фауст был неплохой, а Маргарита даже растрогала его. Не так часто встретишь на оперной сцене певицу, у которой профессиональное мастерство органично связано с глубоким чувством.
В перерыве Карлу захотелось побыть одному. Устроился в темпом углу курительной комнаты. Курил, а перед глазами стояли мастерски сыгранные сцены.
«Неужели и эсэсовцев волнует трагедия Маргариты? — подумал внезапно. — Парадокс? Возможно».
— Позвольте прикурить… — Над Карлом склонился высокий мужчина в прекрасно сшитом костюме. Карл потянулся к карману. Мужчина проговорил быстро:
— Могу продать бриллиант чистой воды, шесть с четвертью каратов.
Кремер уронил спичечный коробок. Мужчина наклонился за ним, прикурил.
— Если чистой воды, могу посмотреть, — наконец ответил Кремер.
— Благодарю вас, — протянул спички человек. — Завтра днем вы свободны?
— Да.
— В два у Дрезденского банка…
Карл кивнул, и человек, вежливо поклонившись, отошел. Кремер смотрел ему вслед и не верил. Но пароль назван правильно. А пароль этот знают лишь трое — подполковник Левицкий, он, Карл Кремер, и кто-то третий. И этот третий только что подходил к нему…
Эрнестина тревожно взглянула на Карла.
— Что случилось? Вы чем-то взволнованы?
— Меня всегда волнует истинное искусство, — уклонился от ответа Кремер. — А «Фауста» я к тому же люблю…
Но опару он уже не слушал. Смотрел на сцену, однако сосредоточиться, как ни заставлял себя, не мог — мысли были далеко…
…Возле Дрезденского банка стояло несколько роскошных автомобилей. В таких ездят владельцы больших предприятий, банкиры, коммерсанты, министры… Кремер медленно вышел из банка, остановился, разглядывая прохожих. Тут же подъехал автомобиль, из него выскочил новый знакомый Карла, услужливо открыл дверцу лимузина.