На лестнице появляется Тэруко в пижаме, крадучись спускается вниз и, никем незамеченная, потихоньку сзади подходит к Сэцуко.
Тэруко (подражая голосу матери). Чем это вы тут занимаетесь?
Все ошарашены. Особенно Кавасаки, он даже вскакивает. Тоёдзи смеется.
Сэцуко. Это ты, Тэру-тян? Как ты меня напугала!
Тэруко. Успокойся, мама во флигеле. С тетушкой.
Тоёдзи. Что это ты явилась заспанная, в такой час?
Тэруко (с восторгом). Хорошо у вас тут… Уже полночь, кажется?
Тоёдзи. Не смей дерзить… Принеси-ка лучше воды.
Тэруко. Ладно, сейчас. (Берет кувшин, идет направо, толкает дверь, но дверь не открывается.) Сэцуко. Двери заперты.
Тэруко с понимающим видом кивает, поворачивает ключ и выходит.
Тоёдзи (хлопает Кавасаки по плечу). Ну что, арендаторский сын? Здорово ты струхнул.
Кавасаки. Условный рефлекс. (Наливает вино, залпом выпивает и тяжело вздыхает.)
Появляется Тэруко с кувшином в одной руке, бутылкой сидра и стаканами – в другой.
Тоёдзи. Вот это да!
Тэруко с гордостью ставит стаканы перед женщинами. X ару ко. Спасибо. (Чокается с Тэруко.) Молодчина!
Кавасаки (делает несколько неверных шагов, хватается за стул, падает, но тут же встает на ноги). Тоё-сан… Сегодня выпьем как следует…
Тоёдзи. Давай-давай…
Кавасаки (поднимает и разглядывает пустую бутылку). Что, больше нет? Пойду куплю… Мне весело, Тоё-сан, весело… (Расхаживает по комнате, поет.) «Товарищи, ряды теснее сдвинем, нам вместе жить и вместе умирать!»
Пошатываясь, направляется к Сэцуко, которая наигрывает на пианино какую-то классическую пьесу.
Послушай, Сэцуко… Ты совсем меня не понимаешь… Ты должна порвать с матерью и с этим домом, не то погибнешь. Да ты и сама это знаешь… Раньше я не представлял, что нам делать, но сейчас все по-другому. Я вижу путь, по которому надо идти. А ты вдруг ударилась в мистику. Нет, не понимаешь ты меня, совсем не понимаешь… (Обнимает Сэцуко.)
Сэцуко. Оставь! Противно!
Кавасаки. Что ж, поступай как знаешь. Погибшая ты душа. Держись за маменькин подол. Дуреха!.. (Смеется.) Мне весело. Очень весело! (Пошатываясь, выходит в сад.)
Доносится его пение: «Товарищи, ряды теснее сдвинем, нам вместе жить и вместе умирать. Не дрогнут пред врагом рабочие бойцы…»[5] Голос постепенно удаляется. Сэцуко продолжает играть на пианино.
Тэруко, шепнув что-то Харуко, уходит.
Харуко (кладет голову Тоёдзи к себе на колени). Как мне их жаль! Несчастные люди. Послушай, а то дело, как, по-твоему, выгорит?
Тоёдзи. Ты о чем?
Харуко. Об участке на побережье Мацусимы. Достанется он тебе, точно?
Тоёдзи. Угу.
Харуко. Но если отец окажется в затруднительном положении…
Тоёдзи. По-твоему, я не способен обойтись без помощи отца?
Харуко. Вовсе нет. Ты – человек деловой. Корпеть в лаборатории – это не для тебя. Уж кому-кому, а мне это хорошо известно. Просто использовать отца, конечно, неловко, но…
Тоёдзи. Вчера вечером я допустил большую оплошность. Пока все вокруг него суетились, надо было под шумок стащить его личную печать.
Харуко. Но ведь это может сразу обнаружиться.
Тоёдзи. Да я поставил бы печать только на две или три бумаги и положил бы на место. Никто бы и не узнал. Даже если потом и спохватились, было бы уже поздно.
Харуко смотрит на Сэцуко – та с безразличным видом продолжает играть.
Харуко. А чтобы построить этот санаторий, сколько примерно потребуется денег?
Тоёдзи. Здание обойдется в пятьдесят тысяч, ну, и на оборудование – столько же… В здешних краях слишком большой санаторий не требуется.
Харуко. Лучше скромней, да уютней. Большое помещение всегда выглядит казенно и скучно.
Тоёдзи. Если начать строительство осенью, к весне уже можно будет принимать пациентов.
Харуко. Поставить в сосновом бору небольшие белые домики и соединить их галереями… Просто прелесть… Я, в домашних туфельках, обхожу комнату за комнатой. Я с этим отлично справлюсь, хозяйничать в пансионате – это как раз то, что мне по душе… Неловко так говорить, но твоей бывшей жене это вряд ли бы удалось…
Тэруко (входя с коробкой печенья). Я проголодалась.
Неожиданно слышен стук в дверь. Сквозь стекло в лунном свете виден силуэт человека.
Тоёдзи (подходит к двери, открывает). Как, это ты?
Кавасаки с бутылкой пива уныло входит и тяжело опускается прямо на пол.
(Смеется.) У тебя дьявольски серьезный вид… Видно, ты тоже заражен мистицизмом… О… Смотри-ка, он плачет Что случилось?
Кавасаки. Я в тупике…
Тоёдзи. Что это еще за тупик?
Кавасаки. Это не пустые слова. Я в тупике.
Тоёдзи. Вот я и спрашиваю, в каком именно?
Кавасаки. Тоё-сан, мне уже двадцать семь. Мои товарищи по борьбе – моложе. У них головы не забиты всяким хламом, как у меня.
Тоёдзи. «Хламом» – это ты хорошо сказал.
Кавасаки. Сейчас, когда я услышал звуки пианино, я.
Тоёдзи. Пианино? При чем тут пианино?
Кавасаки. Эта музыка просто невыносима. Когда я слышу ее, у меня появляется полное безразличие ко всему Дьявольская флейта, навевающая мелкобуржуазные настроения… Если даже я порву со всеми вами и начну новую жизнь, стоит мне услышать эти звуки, я все равно вспомню прошлое и снова начну сходить с ума… Когда я думаю об этом, то…
Тоёдзи. Ну-ну, встряхнись…
Кавасаки. Я в тупике… Я насквозь прогнил. Я опустошен. Я… (Плачет.)
Тоёдзи. Ну-ну, сын арендатора-бедняка! Куда это годится? На, выпей!
Кавасаки ложится ничком на пол и стонет. Сэцуко массирует ему плечи.
Кавасаки. Я в тупике…
Сэцуко. Сейчас ты так говоришь, а завтра снова будешь твердить свое… Тэруко, дай воды, пожалуйста.
Звонит телефон. Все переглядываются. Сэцуко выходит. Из-за сцены доносится ее голос: «Алло. Слушаю… Да. Так… Так… Ч-что? Папа?… Так, так.» Возвращается бледная Сэцуко.
Тоёдзи. Откуда звонили?
Тэруко. Что случилось, сестрица? Говори же!
Сэцуко (через силу). С курорта…
Тоёдзи. С курорта? С отцом удар?
Сэцуко кивает, с трудом сдерживая рыдания.
О-Маки (входит, на секунду онемела при виде беспорядка). Что вы здесь делаете?!.. О, и Тэру-тян здесь? (Устремив негодующий взгляд на пьяного Кавасаки.) Кажется, звонил телефон? Кто-нибудь подходил? Не от папы ли звонили?
Тэруко. Это… Папа…
Тоедзи. Понимаешь, отец… (Жестом поясняет, что с отцом случился удар.)
Тетушка (входит). Что такое с отцом?
Тоедзи. Он без сознания.
Тетушка. Ч-что? Что ты сказал? Где он сейчас?
Тоедзи. У своей содержанки. На горячих источниках.
Тетушка. Боже мой, что я слышу… Умпэй-сан без сознания!
Какой ужас!
Тоедзи (осененный какой-то мыслью, с усмешкой смотрит на Харуко). Мама, надо поехать к отцу, прямо туда. Сегодня поездов больше не будет, так что на машине.
О-Маки. Который час?
Харуко. Час ночи.
Тетушка. Так поздно? Ужас!
Тоедзи. Вызови такси!
Харуко уходит.
Тетушка. Ты отправишься один?
Сэцуко. Я с тобой!
Тоедзи. Я должен ехать.
Тетушка. Ну правильно, ведь ты врач!
О-Маки (опускается на стул). Мне что-то нехорошо…
Тетушка. Нехорошо? Ох…
Сэцуко. Что с тобой, мама?
Тоедзи (короткий смешок). Ладно. Я один съезжу Надеюсь, все обойдется. Хотя это уже второй удар, да и общее состояние у отца неважное…
Харуко (возвращается). Сказали, что машина сейчас будет… Что с вами, матушка?
Тоедзи. Ничего, ничего… Неприятно встречаться с содержанкой, вот и нехорошо стало… Принеси портфель.
Харуко поднимается на второй этаж.
Наступает неловкое молчание. Слышен шум подъехавшего такси.
(Надевая пиджак.) Возможно, что несколько дней отцу придется там полежать, ему нужен покой. Но ты, мама, не волнуйся и оставайся дома. Надо же мне хоть раз в жизни выполнить сыновний долг.
Харуко приносит портфель. Тоедзи идет к выходу. Остальные его провожают. Слышно, как отъезжает машина.
Тем временем проснувшийся Кавасаки ползком добирается до стола и пьет воду из кувшина. Как только все возвращаются, он снова притворяется спящим.
Тетушка. Может, его разбил паралич? А ведь он еще не так стар…
О-Маки, вдруг что-то вспомнив, поспешно идет направо, но тут же останавливается, сообразив, что все равно уже опоздала. Она в смятении.
Сэцуко. Что случилось, мама?
Харуко. Забыли о чем-то сказать Тоедзи?
Тетушка. Тоедзи? Так ведь он же уехал…
О-Маки (после небольшой паузы обращается не то к Сэцуко, не то к Харуко). Вызовите по телефону гостиницу курорта Наруго, пятнадцать.
Харуко. Сейчас позвоню.
Сэцуко. Зачем, мама?
О-Маки. Очень странно! Чтобы Тоедзи сам предложил ехать…
Сэцуко (вспоминает недавний разговор Тоедзи и Харуко и невольно содрогается). А-а, в самом деле…
Тетушка. Как-никак родной сын… Болтать-то он болтает, но в такую минуту…
Возвращается Харуко.
(Переводит разговор на другое.) Что поделаешь, Умпэй-сану пришлось немало поволноваться. Давеча на нем лица не было.
Харуко. Что же это с ним произошло?
Звонит телефон.
Кажется, телефон. (Встает, но О-Маки ее опережает.)
Сэцуко растерянно смотрит в пространство.
Действие четвертое
Поздняя осень следующего года. Погода ясная. Дом тот же, что и в предыдущем действии, только с противоположной стороны. Справа, впереди – веранда, в глубине – уже знакомая нам большая комната. За верандой – тент от солнца, под тентом – плетеная мебель, стол и несколько стульев. На веранде – упакованные вещи. Печальные лучи вечернего солнца освещают обрывистый берег вдали.