колени передо мной. Взял за запястья, отводя руки от лица, будто хотел смотреть, как я плачу.
– Алина, – обратился он. Я продолжала смотреть на ступеньки, слезы застилали глаза. Я не стану на него смотреть! – Алина, – повторил Дарклинг.
– Почему? – слово больше походило на вой, детский плач. – Почему ты это сделал? Как ты мог это сделать? Ты что, совсем бесчувственный?!
– Я прожил долгую жизнь, щедрую на горе. Мои слезы давно иссякли. Если бы я до сих пор чувствовал все, как ты, страдал, как ты, то не вынес бы этой вечности.
– Надеюсь, Боткин убил двадцать твоих гришей, – сплюнула я, – сотню!
– Он был выдающимся мужчиной.
– Где все ученики? – выдавила я, хотя сомневалась, что выдержу ответ. – Что ты с ними сделал?
– А где ты, Алина? Я был уверен, что ты придешь, когда я напал на Западную Равку. Думал, этого потребует твоя совесть. Мне оставалось лишь надеяться, что хотя бы это выманит тебя на встречу.
– Где они?! – взвыла я.
– В безопасности. Пока. Они будут на моем скифе, когда я снова войду в Каньон.
– В качестве пленников, – мрачно произнесла я.
Он кивнул.
– На случай, если ты задумаешь атаку, вместо того чтобы сдаться. Через пять дней я вернусь в Неморе, и ты поплывешь со мной – ты и следопыт, – или я расширю Каньон до самого побережья Западной Равки, а этих детей одного за другим отдам на милость волькр.
– Это место… эти люди, они были невиновными.
– Я сотни лет ждал этого момента, твоей силы, этой возможности. Я заслужил ее потерями и страданиями. И я воспользуюсь ей, Алина. Любой ценой.
Мне хотелось расцарапать его, пообещать, что я еще посмотрю, как его собственные монстры разорвут его на кусочки. Хотелось сказать, что я обрушу на него всю мощь усилителей Морозова, армию света, порожденную скверной, идеальной в своем отмщении. Возможно, я действительно буду на это способна. Если Мал пожертвует своей жизнью.
– У меня ничего не останется, – прошептала я.
– Нет, – ласково ответил Дарклинг, заключая меня в объятия и целуя в макушку. – Я уничтожу все, что ты знаешь, все, что ты любишь, пока у тебя не останется другого пристанища, кроме меня.
От горя, от ужаса, я позволила себе расщепиться на мириады частиц.
Я по-прежнему стояла на коленях, пальцы впивались в подоконник, лоб прижимался к деревянным планкам стены пансиона. Снаружи доносился тихий звон молитвенных колокольчиков. Внутри не раздавалось ни звука, кроме моего учащенного дыхания и хриплых всхлипов, все еще напоминавших удары хлыста. Я сгорбилась и расплакалась. В таком состоянии меня и нашли.
Я не слышала ни как открылась дверь, ни приближающихся шагов. Просто почувствовала, что меня обхватывают чужие руки. Зоя посадила меня на край кровати, а Тамара устроилась рядом. Надя взяла гребень и осторожно начала распутывать все мои колтуны. Женя умыла мне лицо, а потом и руки прохладным платком, предварительно смочив его в тазике. От него слабо пахло мятой.
Так мы и сидели в молчании, все девочки скучились вокруг меня.
– Ученики у него, – произнесла я без каких-либо эмоций. – Двадцать три ребенка. Он убил преподавателей. И Боткина. – И Ану Кую, незнакомую им женщину. Женщину, которая меня вырастила. – Мал…
– Он рассказал нам, – тихо перебила Надя.
Думаю, часть меня ожидала обвинений, упреков. Вместо этого Женя опустила голову мне на плечо. Тамара сжала руку.
И я осознала, что они не просто меня утешали. Девочки опирались на меня – а я – на них, для поддержки.
«Я прожил долгую жизнь, щедрую на горе».
Были ли у Дарклинга друзья? Люди, которых он любил, которые боролись за него, заботились о нем, заставляли смеяться? Люди, которые стали не более чем жертвами мечты, пережившей их всех?
– Сколько у нас есть времени? – спросила Тамара.
– Пять дней.
Кто-то постучал в дверь. Это был Мал. Тамара освободила ему место рядом со мной.
– Все плохо? – спросил он.
Я кивнула. Не могла пока говорить о том, что я увидела.
– У меня есть пять дней, чтобы сдаться, или он снова воспользуется Каньоном.
– Он сделает это в любом случае, – возразил Мал. – Ты сама говорила. Он найдет повод.
– Я могу выиграть нам немного времени…
– Какой ценой? Ты была готова отдать свою жизнь, – тихо сказал он. – Так почему не дашь мне сделать то же самое?
– Потому что я этого не вынесу.
Его лицо ожесточилось. Мал схватил меня за запястье, и я снова почувствовала тот разряд. Под веками замелькал поток света, словно мое тело было готово отпрянуть от него. За этой дверью пряталась неописуемая сила, и смерть Мала ее откроет.
– Ты вынесешь это, – сказал он. – Или все те смерти, все, чем мы пожертвовали, все это будет впустую.
Женя прочистила горло.
– Э-э… Тут такое дело. Возможно, ей и не придется. У Давида есть идея.
– Вообще-то это была идея Жени, – сказал Давид.
Мы собрались вокруг стола под навесом таверны, находившейся чуть дальше по улице от нашего пансиона. В этой части поселка не было достойных закусочных, но на месте сгоревшего дома построили ветхую таверну. Над шаткими столиками висели лампы, рядом стояла деревянная бочка со сладким ферментированным молоком и жарилось мясо в двух металлических барабанах, таких, как мы видели в первый день на рынке. Воздух полнился можжевеловым дымом.
За столиком рядом с бочкой двое мужчин играли в кости, пока еще один наигрывал мелодию на старой гитаре без какого-либо ритма. Это сложно было назвать музыкой, но Миша остался доволен. Он исполнил сложный танец, который, судя по всему, требовал активных хлопков в ладоши и сильной сосредоточенности.
– Мы непременно нанесем имя Жени на памятную доску, – съязвила Зоя. – Ближе к делу.
– Помнишь, как ты спрятала «Выпь» из виду? – спросил Давид. – Как преломила свет вокруг корабля, чтобы тот не отражался от поверхностей?
– Я подумала, – вмешалась Женя. – Что, если ты провернешь этот фокус на нас?
Я нахмурилась.
– В смысле…
– Принцип остается тем же, – поспешил объяснить Давид. – Это огромное испытание, поскольку тут больше переменных, чем просто голубое небо, но преломить свет вокруг солдат равносильно тому, чтобы преломить свет вокруг объекта.
– Погоди минутку, – встрял Хэршоу. – Хочешь сказать, мы станем невидимыми?
– Именно, – кивнула Женя.
Адрик подался вперед.
– Дарклинг будет отплывать от доков в Крибирске. Мы сможем проникнуть в его лагерь. И увести учеников. – Его кулаки сжались, глаза загорелись. Он знал этих детей лучше любого из нас. Некоторые из них, наверное, были его друзьями.
Толя нахмурился.
– Нам ни за что не пробраться в лагерь и не освободить их, чтобы нас никто не заметил. Некоторые из этих детей младше Миши.
– В Крибирске будет слишком сложно, – помотал головой Давид. – Много людей, плохая линия видимости. Будь у Алины больше времени на подготовку…
– У нас пять дней, – повторила я.
– Значит, мы атакуем в Каньоне, – подытожила Женя. – Свет Алины сдержит волькр…
Я покачала головой.
– Нам все равно придется драться с ничегоями Дарклинга.
– Нет, если они не смогут нас увидеть, – возразила Женя.
Надя улыбнулась.
– Мы будем прятаться прямо у них перед носом.
– Еще у него будут опричники и гриши, – напомнил Толя. – В отличие от нас, у них боеприпасов в достатке. Даже если они не увидят свои мишени, это не мешает им просто открыть огонь и надеяться на удачу.
– Тогда будем держаться вне пределов досягаемости, – Тамара подвинула свою тарелку к центру стола. – Это – стеклянный скиф. Мы поставим стрелков по периметру и используем их, чтобы проредить ряды Дарклинга. А уже потом подойдем достаточно близко, чтобы пробраться на скиф и, доставив детей в безопасность…
– Взорвем его на мелкие кусочки, – закончил Хэршоу. Он чуть ли слюной не истекал при мысли о взрыве.
– И Дарклинга вместе с ним, – подытожила Женя.
Я покрутила тарелку Тамары, обдумывая их предложение. Без третьего усилителя моя сила не составит конкуренции при прямом противостоянии с Дарклингом. Он доказал это со всей определенностью. Но если подкрасться к нему незаметно, используя свет для прикрытия, как другие использовали темноту? Это подло, даже трусливо, но Дарклинг давно забыл о значении слова «честь». Он копался у меня в голове, объявил войну моему сердцу. Меня не интересовал честный бой, особенно если это даст шанс сохранить жизнь Малу.
Словно прочитав мои мысли, он сказал:
– Мне это не нравится. Слишком многое может пойти не по плану.
– Решение не только за тобой, – отозвалась Надя. – Ты месяцами боролся и истекал кровью вместе с нами. Мы заслуживаем возможности хотя бы попытаться спасти твою жизнь.
– Даже если ты всего лишь бесполезный отказник, – добавила Зоя.
– Осторожнее, – предупредил Хэршоу. – Ты все-таки говоришь с… подожди, а ты кем приходишься Дарклингу? Двоюродным братом? Племянником?
Мал пожал плечами.
– Понятия не имею.
– Ты теперь тоже начнешь носить черное?
– Нет, – отчеканил он.
– Ты – один из нас, – сказала Женя, – нравится это тебе или нет. Кроме того, если Алина тебя убьет, она может полностью съехать с катушек, при этом владея всеми усилителями. Тогда Мише придется остановить ее силой ужасных танцев.
– Она довольно угрюмая, – заметил Хэршоу и постучал себя по виску. – Не до конца в себе, если вы понимаете, о чем я.
Они шутили, но в их словах была доля правды. «Тебе было предначертано стать моим противовесом». Мои чувства к Малу были беспорядочными, упрямыми, и в конечном итоге могут разбить мне сердце, но они абсолютно естественные.
Надя дернула Мала за руку.
– Хотя бы подумай об этом. А если все пойдет наперекосяк…
– Алина получит новый браслетик, – закончила Зоя.
Я насупилась.
– Может, мне разрезать тебя