Само собой разумеется, что лук, в особенности тяжелый, требующий немалой физической силы и двух ничем не занятых рук, был мало подходящим оружием для закованных в броню рыцарей.
Однобокое развитие кавалерии на Западе неизбежно вело к небрежению боевым луком. Или наоборот, невозможность широкого боевого применения лука, в силу его запрета для туземных боевых частей, привело к однобокому развитию кавалерии на западе с уклоном в тяжелую конницу. Различие между тяжелой и легкой кавалерией в регулярных и дисциплинированных войсках армии нашествия было менее выражено, ибо там было принято вооружаться полностью за свой собственный счет, а какие-либо государственные субсидии на вооружение отсутствовали, исключая личную гвардию воевод. Поэтому самые дорогие предметы экипировки (например, кольчуга) были достоянием немногих.
Нам уже приходилось говорить о религиозно-символической роли лошади у тех же завоеванных народов, до момента экспансии и прихода конных масс завоевателей, являвшейся скорее знаком харизматических и командных функций, чем средством ведения боя. К тому же высокая стоимость лошади приводила к положению, при котором мало кто мог позволить себе ее приобрести. Лошадь применялась чаще для парадов, чем для войны. Обычай передвигаться верхом и сходить с боевого коня во время сражения объяснялся не только тактическими и техническими соображениями, но и элементарными экономическими обстоятельствами. Считалось нецелесообразным рисковать жизнью столь благородного и дорогого животного.
Учитывая этот факт, общий разговор о вооружении воинов мы предварили рассмотрением более частного вопроса, в центре которого конь и рыцарь, и выявили, что до прихода армии «конных варваров» ни о каких людях на коне, рыцарях, шевалье, всадниках и прочая, и прочая… речи и быть не могло.
Теперь еще раз об оружии. Лук, как мы уже отметили, был характерен только для летучей конницы – собственно Орды и венгров (угров). Остальное конное войско главным оружием боя использовало саблю, или как упорно его называют историки «длинного меча», являвшегося «типичным оружием эпохи Великого переселения народов». «Наряду с мечом также и другие виды оружия, как наступательные, так и оборонительные, развились в эпоху раннего средневековья», – уверенно говорит Франко Кардини один из главных специалистов в военном деле древности. Надо понимать, что длинная череда войн, тянувшаяся сотни лет, в отношении развития оружия была не эффективна и не дала ощутимых результатов, дожидаясь средневековья. Может быть это произошло потому, что согласно тем же изысканиям историков, «центром производства высококачественных изделий был Норик, унаследовавший древнюю кельтскую традицию. Начиная с VIII–IX вв. кузнечное дело получает особенное развитие в Рейнской области. В связи с перемещением промышленных центров происходит и миграция специалистов из Норика на берега Рейна по Дунайской долине. Первоначально речь шла о целых общинах, специализировавшихся на добыче и обработке железа. Однако еще накануне VI в. уже можно констатировать увеличение производства при одновременном рассредоточении производственных центров. Этот факт наводит на мысль о том, что древний способ племенного производства по какой-то причине, быть может, под воздействием Великого переселения народов, как бы «взорвался» изнутри». Предположить, что технология работы с железом, причем с высококачественным железом, пришла на цивилизованный Запад, вместе с дикими азиатскими Ордами просто не возможно, поэтому способ племенного производства «взорвался изнутри».
Постепенное удлинение клинка, объяснимо использованием тесака конными воинами. Короткие мечи, о которых говорилось у Тацита, очевидно, были оружием пехоты, а, скорее всего, просто обыкновенными ножами партизан. Langsax, как принято называть тесак в научной западной литературе, получил распространение в войсках Аттилы. Это типичное сабельное оружие, способное наносить ужасные раны. Как его форма, так и односторонняя заточка клинка указывают на то, что это оружие не только было в обиходе народов всадников, но и использовалось исключительно конными воинами.
Хотя, если быть объективными в нашем расследовании, для сабельного оружия клинок длиной около полуметра недостаточно эффективен, и, кроме того, чтобы сообщить наибольшую силу удару, конный воин должен был иметь точку опоры для всего тела, то есть опираться на стремена, которые на Западе появились, согласно общепринятому сегодня мнению, не раньше VIII века. Это не может не вызывать удивления. И соблазн опровергнуть его исключительно велик, а соблазн согласиться еще больше. Почему?
Как бы то ни было, давайте исследовать все объективно. Не исключена возможность, что, у стремени была какая-то замена, например особая техника верховой езды. Даже если допустить, что стремя на Западе было неизвестно вплоть до столь позднего времени, то неужели из этого следует делать вывод, что вообще отсутствовали какие-либо аналогичные приспособления? Отметим только, что тесак или «длинный меч» по своим размерам вполне подходил для конного воина, участвующего в кавалеристском сражении. Против пехоты такое оружие не годилось, здесь нужна была длинная сабля, при помощи которой конный воин мог обрушивать на пехотинцев мощные удары, не рискуя при этом потерять равновесие и вывалиться из седла. Тем не менее, подчеркнем еще раз, вопрос об аналогичных стремени приспособлениях остается открытым. Без стремени никакое оружие, колющее или сабельное, не могло сколько-нибудь эффективно применяться конным воином. Таким образом, совокупность косвенных улик заставляет нас сделать вывод, что вторжение конных масс могло быть только в период после изобретения стремян и сабли, и что лук, как основной вид оружия, применялся только особо доверенными войсковыми соединениями, состоящими из дружинников первичных родов экспансии. Если принять утверждение историков, что стремя это технологическое новшество средневековья, то и становление Империи как Империи экспансии с опорой на конного всадника находит свою временную нишу и определяет точку отсчета для ее образования. Вернемся к оружию.
Мы рассмотрели оружие нападения, теперь рассмотрим оружие защиты. Данные археологических находок говорят, что по всей Европе ограниченное распространение имели шлемы и латы. Среди шлемов различного типа своего рода археологической загадкой является "банденгеймский шлем", получивший свое название по имени эльзасской деревушки. Ношение шлема было характерно для эпохи «Великого переселения народов». Его стрельчатая форма, сам материал-бронза, усиленная железом, указывают на персидское происхождение. Считается, что шлем был привезен из района Каспия или Египта через Италию. Другие шлемы тоже весьма напоминают восточных своих братьев.
Появление степных конных воинов привело в военном плане к двум результатам. Во-первых, возникла необходимость интенсифицировать организацию ведения войны силами кавалерии с тем, чтобы дать адекватный отпор неприятелю. Во-вторых, следовало утяжелить оборонительное вооружение таким образом, чтобы оно служило более эффективной защитой от стрел, так как степные конные воины были еще и лучниками. Однако потребность в эффективной кавалерии, скоростной и маневренной, способной к совершению быстрых ретирад и преследований, вступала в противоречие с необходимостью снабдить конника тяжелым оборонительным вооружением. Выдержать их вес могли лошади более сильные и выносливые, чем те, которые имелись в распоряжении. Кроме того, таким лошадям был необходим и соответствующий фураж. Да и скорость их с увеличением веса резко шла на убыль. Отсюда сложная взаимосвязь между изменениями в военной технике и в металлургии, прогресс в которой приводил к улучшениям как наступательного, так и оборонительного вооружения, с одной стороны. Земледелием, от которого требовалось качественное и количественное улучшение производства фуражных культур, и животноводством, призванным решить селекционную задачу – создать такую породу, которая одновременно обладала бы хорошими скоростными данными и выносливостью, с другой стороны.
Постоянный прогресс в изготовлении сбруи и упряжи показывает, что лошадь все более функционально входит в военную, равно как и производственную сферу. А вот отсутствие аналогичного прогресса в «теоретической» гиппологии, быть может, было вызвано только одним. Технологии выведения боевого коня не тиражировались из метрополии в колонии, так же как и технологии и умение обращаться с луком. Каноны классического коневодства, отраженные в сочинениях Ксенофонта, Варрона, Вергилия и Аппиана, являются канонами коневодства рабочей лошади. Разрыв между боевым конем и рабочей лошадью в Европе не только сохранялся, но со временем увеличивался. В связи с разделением функций между Востоком и Западом Европа оказалась лишенной массового притока лошадей из мест традиционного производства наиболее ценных пород. В этом одна из причин слабого развития кавалерии у не воинских соединений. Несомненно, только благодаря экспансии конных воинов на Западе появилась небольшая и выносливая лошадь германо-дунайской породы и не менее выносливая фракийская лошадь. Павел Диакон вспоминает, что Гизульф, герцог фриульский, когда лангобарды появились в Италии, обратился к королю Альбоину с просьбой о приобретении стад лошадей. В дальнейшем те же лангобарды, «быть может, подражая аварам, ввезли в Италию «диких лошадей» с целью выведения новых пород». Но это не касалось боевых коней.
Человек на коне не воин, если у него нет стремени. Стремя принесла с собой Орда, стремя это изобретение скифов, как бы не силились многие ученые доказать его происхождение от изобретателей всех времен и народов китайцев. Известно, что слово, которым персы, соседи китайцев называют стремя – rikab, арабского или арамейского происхождения. Можно сделать вывод, что стремя вошло в повседневный обиход в то время, когда правящий класс персов стал использовать арабский язык, то есть после исламизации. Однако столь поздняя хронология вызывает немало сомнений ученых мужей. Тем не менее, подобные предположения имеют весьма относительную ценность, так как мы слишком многого не знаем ни о технике верховой езды, ни о специальной подготовке древнего конного война. Наших познаний, ограничивающихся только областью собственно технических средств, бывших у них в распоряжении, явно недостаточно, чтобы с исчерпывающей полнотой оценить, на что в действительности были способны конные воины. Усовершенствование самого седла, когда второй арчак постепенно превратился в своего рода спинку, быть может, было вызвано необходимостью предоставить всаднику опору, благодаря которой он не опрокидывался назад. Всадник, действуя копьем, луком или длинной саблей и опираясь при этом на стремена, потеряв равновесие и опрокинувшись назад, рисковал жизнью. Ведь не всегда он успевал выхватить ногу, запутавшуюся в стремени. Лошадь могла проволочь его по земле.