В чем обвиняют евреев? И на чем замешана нелюбовь к ним, как к виду? Не будем называть это затасканным словом антисемитизм. По двум причинам. Во-первых, оно затаскано, во-вторых, оно не отвечает самой генетике этой не любви.
Представление об еврее как о «чужаке», сложилось во всех странах, где бы они не были изначально. Это мы подробно рассматривали в книге «Средневековая империя евреев» и слегка коснулись здесь. Но именно это слово «чужой» (греч. xenos) и дало название самому явлению ксенофобия.
«КСЕНОФОБИЯ (от греч. xenos – чужой и phobos – страх, боязнь), навязчивый страх перед незнакомыми лицами; ненависть, нетерпимость к кому-либо или чему-либо чужому, незнакомому, непривычному». (Энциклопедия Кирилл и Мефодий).
Вот что удивительно, как замечают и показывают два известных исследователя Прагер и Телушкин, ни один из других видов ксенофобии не достигал той степени универсальности, глубины и постоянства, которым отличается отношение к евреям. К этому можно добавить, что оно уникально своим парадоксальным совмещением представления о евреях как о низшей расе или нации с представлением об их необычайном могуществе и уме. Постарайтесь вообразить, скажем, расиста, толкующего о всемирном заговоре негров и их фактическом господстве над белой расой. Таким образом, попытки свести отношение к евреям к разновидности ксенофобии или расизма игнорируют существенные и уникальные характеристики, засвидетельствованные на протяжении всей мировой истории. Это явление sui generis – «единственное в своем роде», как говорили «античные философы».
С. Лурье показывал в своих работах, что как экономические и политические соображения, так и ссылки на враждебность евреев чужим религиям, их якобы чуждость иным культурам и «китайскую стену партикуляризма», которой они будто бы отгораживают себя от окружающих, не объясняют такого отношения. Действительно, отрицание других религий всегда на практике было слишком мирным, чтобы его можно было считать причиной этого. Далее, полномасштабное восприятие евреями культур стран проживания (как пассивное, так и активное) хорошо известно не только по новому времени, но и по любой эпохе. Это не позволяет говорить ни о какой «китайской стене отчуждения». Может быть легендарный «еврейский партикуляризм» может считаться такой причиной?
Строго говоря, Лурье в начале своей работы отмечает, что «причины, вызывающие антисемитизм в древности и ныне – одни и те же. В этом мы убедимся из изолированного изучения обоих рядов явлений…». Взгляд Лурье на причины антисемитизма, как он называет это явление, заслуживает подробного цитирования. «Как я уже сказал, я определенно примыкаю к той группе ученых, которые, исходя хотя бы из одного того, что везде, где только ни появляются евреи, вспыхивает и антисемитизм, делают вывод, что антисемитизм возник не вследствие каких-либо временных или случайных причин, а вследствие тех или иных свойств, постоянно соприсущих еврейскому народу…».
«Постоянной причиной, вызывающей антисемитизм, по нашему мнению, была та особенность еврейского народа, вследствие которой он, не имея ни своей территории, ни своего языка и будучи разбросанным по всему миру, тем не менее (принимая живейшее участие в жизни новой родины и отнюдь ни от кого не обособляясь) оставался национально-государственным организмом. Действительно, всякого рода «конституции» и «законодательства» – только внешнее закрепление ряда явлений чисто-психологических, и не эти «клочки бумаги» определяют наличность национальности и государства, а ряд чисто-психологических социально-нравственных переживаний. А эти переживания налицо у евреев не в меньшей, а в большей степени, чем у народов, обладающих своим языком и своей территорией; эта особенность евреев, как мы увидим, удовлетворительно объясняется своеобразием древней истории евреев. Однако, эта особенность осталась непонятой не только «хозяевами» евреев, но и учеными исследователями из среды самого еврейства…Фрейденталь готов считать основой национальной самобытности – язык…Р. Г. Леви категорически заявляет, что нет еврейского народа, а есть только граждане различных государств, исповедующие Моисеев закон («как нет ни «католического народа», ни «протестантского народа», так нет и «еврейского народа»»)… Точно так же для не-еврееев этот факт остался непонятным: любопытно, что, например, Блудау характеризует чувство, связывающее евреев разных стран, как «земляческое» (landsmannschaftliche). А между тем, те психологические переживания, которые налицо у каждого нравственно-здорового еврея, могут быть охарактеризованы только как государственно-национальные».
«Естественно, что не-евреи не могли ни понять, ни признать этого факта. Если язык и территория – conditio sine qua non (необходимое условие) всякого национального чувства, то свое еврейское национально-государственное чувство у живших внутри эллинского общества евреев диаспоры должно было представляться им как преступность, как нравственное вырождение».
Резюмируя отношение нееврейского населения (термин Лурье) к анализируемым им характеристикам евреев, Лурье пишет: «Взгляды древних, будто еврейство проникнуто враждой к иноземцам (misoxenia, misanthropia), сопоставлены много выше… Не менее обычен в древней литературе взгляд, по которому всемирное еврейство представляет собой, несмотря на свою скромную внешность, страшный «всесильный кагал», стремящийся к покорению всего мира и фактически уже захвативший его в свои цепкие щупальца», а далее следуют ссылки на Страбона, Цицерона, Сенеку, книгу «Юдифь». Очень точно отметил автор, что отношение евреев ко всем окружающим было как к «иноземцам», а отношение окружающей среды к ним как к «всесильному кагалу, захватившему мир в свои щупальца». Это и есть отношения между государственным служащим в колониях и местным населением. Они с годами нисколько не изменились.
Однако у ряда перечисленных Лурье авторов, начиная с Гекатея из Абдер, мы напротив находим положительный отклик на тенденцию евреев следовать «национальным традициям» и «законам предков». Не случайно Иосиф Флавий, обращавшийся в основном к не еврейскому читателю, с гордостью пишет об этой особенности евреев. Страбон упоминает о допущении автономии еврейских общин властями Египта и области Kирены. При этом, как мы видим, отношение к евреям действительно формируется на основе «фобического мистифицирования» (выражение П. Шефера) представлений о евреях, проистекающего из иррационального страха перед ними, как господствующей общностью.
В кругу историков общеизвестно, что в эпоху традиционного христианства не национальный, а религиозный аспект принадлежности к еврейству был основным «раздражающим фактором». Лурье в ответ на это, справедливо указывает, что само по себе «своеобразие еврейской религии не могло, при веротерпимости общества, служить причиной антисемитизма» и приводит ряд примеров, подтверждающих, что «евреи сплошь и рядом делали все возможное, чтобы избежать обострения религиозного антисемитизма». Если, например, евреи не принимали участия в не еврейской трапезе из-за не кошерности пищи, то такая их черта, конечно, не вызывала восторга и рассматривалась как варварски-ксенофобическая, но и не приводила в тупик, ибо ограничения такого рода наблюдались и у других народов. Если же евреи, ради «дружбы и сотрудничества», приходили на не еврейскую свадьбу, но со своей пищей, то и это не должно было вызывать недоумения, подозрения и недоверия. Кроме того, среди евреев было немало «вольнодумцев», пренебрегавших любыми ритуалами включая даже обрезание (об этом с негодованием пишет Филон Александрийский). Так что и, так называемый «религиозный фактор», тут не причем.
Рассмотрим еще одну версию «не любви» к евреям, как к «чужакам». Как не покажется это парадоксальным, но причина такого отношения к касте финансистов в их просветительской миссии.
Это объяснение можно найти уже в книгах Иосифа Флавия. Указывая на приоритет египтян в измышлении наветов на евреев, он пишет (Против Апиона): «У них было много причин для ненависти и зависти. Первоначально это было то, что наши предки управляли их страной и впоследствии вновь процветали, вернувшись на родину. Далее, их противоположность нам вызывала в них глубокую враждебность, так как наше богопочитание настолько отличается от их установлений, насколько природа Бога отстоит от неразумных животных. Ибо этих последних они почитают за богов, согласно обычаю своих предков… Будучи людьми пустыми и лишенными всякого здравого соображения, издревле усвоившие ложные представления о богах, они были неспособны перенять возвышенность нашей религии и, видя, как многие нами восхищаются, прониклись завистью».
М. Фридлендер, в своей книге «Еврейство в дохристианском греческом мире», называл еврейскую диаспору «общиной апостолов» и связывал древнее негативное отношение к ней именно с «апостольской», то есть, выражаясь языком государственного чиновника, пропагандистской деятельностью евреев.
Идея нравственной миссии евреев используется наиболее экстенсивно в работах Прагера и Телушкина: «Для этого есть четыре основания, и в центре каждого из них – тема вызова, бросаемого евреями нееврейским ценностям.
1. Враждебность к евреям дополняло то, что они жили по своей собственной всеобъемлющей системе законов, в дополнение к законам их нееврейских соседей или даже вместо этих законов. И, упорно держась своей национальной принадлежности, в добавление к национальной принадлежности народа, среди которого они жили, или вместо нее, евреи вызывали или усиливали антисемитские страсти.
2. С первых же дней существования иудаизма его raison d’être было – изменить мир к лучшему (как говорится в древней еврейской молитве, читаемой ежедневно и поныне, «сделать мир совершенным под владычеством Бога»). Это старание изменить окружающий мир, бросить вызов богам его религий или его светским богам и навязать другим нравственные требования (даже когда все это не делается явно во имя иудаизма) было постоянным источником напряженности между евреями и не евреями.