«Именно те элементы, которые государственная система так долго фиксировала в их совмещенности, будут разделены и поменяются непредсказуемым образом. Вместо одной Европы с узнаваемыми границами смежных единиц, дискретными и определимыми популяциями будет много Европ, сосуществующих и сменяющих друг друга. Вместо еврократии, аккумулирующей вокруг одного центра решение отдельных, но политически координированных задач, будут многочисленные региональные институты, сравнительно автономно решающие общие проблемы и производящие разные общественные блага (public goods). Более того, рассеяние и перекрытие их сфер – не говоря уже об их неконгруэнтном составе (членстве) – будут порождать конкуренцию и даже конфликтные ситуации». (Gustavsson S., Lewin L. 1996. The Future of the Nation State. Stockholm). А это именно то, что произошло после развала Великой Империи в средневековье.
Особенно интересно, какие же именно территориальные единицы являются в этой теории участниками такого кондоминиума. Многое указывает на то, что на месте нынешних национал-государств первоначально были субнациональные (субрегиональные) образования. Действительно, перед нами вырисовывается сложная картина.
Образ этого осложняется еще и тем, что государство государству рознь. Современное государство оказалось очень успешной организацией, эффективной и стабильной, но это уже заслуга времени. Как пишет Георг Соренсен: «Мыслимы несколько направлений этой эволюции: 1) изменение международного легального контекста, в котором будет возможен суверенитет, не достигающий степени конституционной независимости; 2) превращение слабой эмпирической государственности в более субстанциальную государственность. При этом будет происходить либо (а) возвращение к более конвенциональным формам межгосударственного сотрудничества, либо (б) движение в сторону настоящих федеральных структур». (Sorensen G. 2001. Changes in Statehood. The Transformation of International Relations. Palgrave).
В сущности, все это суммируется таким образом: как государство имярек согласно определить содержание своего суверенитета и собственные границы и как при этом оно решает проблему своей идентичности.
Большинство формально существующих государств взяло себе за образец «современное государство», то есть осуществило вариант, который обозначен под номером 2 в схеме Соренсена. На слабой базе создало собственную государственность и все-таки, хотя бы в области экономики, вернулось к формам межгосударственного сотрудничества.
Неопределенность с идентичностью – симптом и феномен неопределенности с типом государственности. Например, что касается России, то теперь широко распространено мнение, что она так и не оформилась в нацию вместе со своими партнерами по новейшей истории. Типично для этой системы взглядов рассуждение Ричарда Пайпса. Он считает, что территориальное национал-государство, существующее, например, в Англии с 1600 года, в России только теперь начинает функционировать. Европа, соглашается со многими Пайпс, начинает возвращаться к средневековой аранжировке, но Россия не способна перепрыгнуть через «modern period». Пайпс уверен, что на ту сторону «модерна» можно попасть, только пройдя через этот период. Он просто не понимает, что Россия не проходила стадию сепаратизма, то, что он считает «modern period».
Так или иначе, но стабильность мирового порядка, если она вообще не была иллюзией, продолжалась очень недолго. Можно допустить, что дестабилизация представляла собой кризис, который, в конце концов, сменится новым порядком. Эта ситуация неустойчивости произошла два с половиной века назад, когда появились современные государства. Эпохи падения Рима, краха китайских династий, Ренессанса и Реформации, изучаемые в учебниках истории, по сути, совершенно одинаковы и дублируют развал Великой Империи. По мнению Лонгхорна, в ходе таких реорганизаций «проигравшей стороной будут государства – и как структуры, и как элементы более обширных систем. А выиграют разные сферы человеческой деятельности – и светлые, и темные». (Longhorn R. 2001. The Coming of Globalization. Palgrave).
Все-таки упомянутые нами кризисы прошлого были пространственно ограничены и кончались возвращением к системам (каковы бы ни были их элементы), которые по нынешним меркам выглядят статичными.
Вирус сепаратизма, национализма, децентрализма или партикуляризма, называйте его, как хотите, развился в затяжную болезнь развала Великой Империи. При всем при этом развал этот был постепенным и занимал достаточно длительное время, пока не перешел в стадию лавинного обрушения. Краха. Первоначально Великая Империя была разделена на Восточную часть – Великую (Монгольскую) Империю и Западную (завоеванную) часть – Святую Римскую Империю. Затем Западная часть распалась на Западную Римскую и Восточную Римскую. Затем цепная реакция усилилась. Но об этом позже.
А сейчас о носителях этого вируса. Питательную среду он нашел в касте евреев, финансово-экономической касте Империи. К моменту массовой эпидемии ситуация развивалась двумя путями. С одной стороны, каста усиливала финансовый контроль и вследствие этого централизацию всей экономики в Ойкумене, что влекло за собой ужесточение центральной власти. С другой стороны, именно это приводило к усилению сопротивления на местах, особенно в среде касты кормильцев, начиная с горожан и буржуа и кончая людьми в короне – имперскими наместниками. Усиление сопротивления требовало опоры на идеологию, в основу которой был положен именно сепаратизм и национализм. Деятельность еврейских финансистов была сосредоточена на этот момент в кругу так называемых «придворных евреев». Стремление к абсолютной власти на властной вершине Империи только усиливало их положение в обществе, как проводников идей этой власти. Вмешательство дворянства и сословных представителей в государственные дела казалось касте евреев неуместной помехой, впрочем, как и самой верховной власти, которой они служили. Поэтому и власть и ее исполнители евреи искали для хозяйственных и дипломатических постов лояльных исполнителей своей политики, то есть лиц, целиком зависящих от их милости, которые не были бы в состоянии опираться на те или иные сословия или касты в государстве. Правители Империи были заинтересованы в быстром экономическом развитии всех провинций и в увеличении своих доходов. Они ссылались на господствовавшую в то время теорию меркантилизма, согласно которой следовало оказывать действенную помощь торговле и купечеству, а также способствовать накоплению капитала и драгоценных металлов и развитию промышленности повсеместно. В результате этого подхода увеличилась роль евреев, способных проявить инициативу в области финансов и торговли, в управлении на местах. Им были пожалованы широкие привилегии без всяких ограничений. Значение еврейских коммерсантов постепенно увеличивалось и при правящих дворах. Они занимаются всем: традиционными еврейскими отраслями торговли, финансовыми сделками и поставкой провианта двору и армии. Наиболее важной отраслью деятельности «придворных евреев» становятся военные поставки, так как правительства не были в состоянии создать соответствующий аппарат для снабжения своих армий. Польские евреи становятся одним из главнейших экспортеров селитры (необходимой для производства пороха), лошадей и сельскохозяйственных продуктов на все европейские рынки. Каста финансистов подошла вплотную к столу власти, и остался один шаг, для того чтобы за него сесть. Однако имперская власть после того, как она уже пустила к этому столу касту кормильцев, после конфликта на Куликовском поле, больше поблажек давать не желала. Тогда именно в среде экономических советников зародилась мысль о доступе к власти, скажем так, регионально, постепенно отбирая ее на местах. Зародилась мысль о Перестройке или, выражаясь языком средневековья, о Реформации. Исполнителями этой программы на местах стали члены касты финансистов, при том именно применяя экономические рычаги.
Вот некоторые примеры того времени.
Судьба еврея Шмуэля Оппенгеймера, видного военного поставщика императора Леопольда I характерна для всех членов касты финансистов того времени. Император несколько раз удалял его с этого поста и отказывался возмещать его расходы. Но когда турки стояли у ворот Вены, император был вынужден снова его призвать, и согласился на его условия для урегулирования долга. Шмуэлю Оппенгеймеру удалось доставить провиант и военное снаряжение многочисленной действующей армии, и даже в осажденные крепости.
Число «придворных евреев» постоянно росло, и скоро не было почти ни одного, ни то, что королевства, даже княжества, в котором не было бы «придворного еврея». Соломон Медина был поставщиком армии английского герцога Мальборо. В годы, предшествовавшие Французской революции, Герц Серфбер снабжал французскую армию лошадьми и фуражом, а в некоторых случаях, например, когда Эльзасу грозил голод, ввозил значительное количество зерна из Германии для раздачи населению.
Деятельность «придворных евреев» постепенно расширялась, и они стали значительным фактором в формировании государств в Европе. Правителям удобно было пользоваться ими для укрепления своей власти, так как у них не было никаких видимых политических амбиций. К тому же евреи не старались использовать свою службу государству для получения дворянских званий или приобретения земельных угодий. Когда борьба между новыми государствами обострялась и страны старались путем денежных субсидий заручиться поддержкой сильных соседей, дипломатические переговоры велись зачастую через посредство евреев, и через них же производились платежи. Этим занимался по поручению австрийского императора «придворный еврей» Самсон Вертгеймер. Другой «придворный еврей» Лефман Беренс развил многостороннюю дипломатическую деятельность, имевшую целью возвести ганноверского герцога в сан курфюрста. Саксонский «придворный еврей» Беренд Леман сыграл исключительную роль в политической борьбе, закончившейся избранием на польский престол саксонского курфюрста Фридриха Августа (как польский король он известен под именем Августа II Сильного). Для достижения этой цели Леман пользовался поддержкой евреев, арендаторов и управляющих имениями влиятельных польских магнатов. Самым известным из этой плеяды новых сыновей старой касты был Иосеф Зюс Оппенгеймер («еврей Зюс»). В недолгие годы правления Карла Александра, герцога Вюртембергского Зюс предложил и провел в жизнь ряд радикальных реформ, имевших целью увеличить доходы герцогства и таким образом дать ему возможность содержать сильную армию и стать активным фактором в германской политике.