Зная заранее о приезде раввина с семьёй, одноглазый тархан организовал в Самкерце пышную, нарядную встречу. На причал постелили множество персидских ковров и усеяли их лепестками роз. Воины в парадных одеждах образовывали естественный коридор и стояли навытяжку, все как на подбор крепыши, красавцы. Под цветастым шёлковым балдахином ожидал дорогого гостя сам глава гарнизона — в длинном белом облачении типа римской тоги, золотистом плаще и расшитой золотой нитью круглой плоской шапке — наподобие тех, что сегодня носят в Афганистане. Рядом с ним в деревянных креслах восседали члены его семьи — мать, два брата и жена с дочерью. Чуть поодаль играл оркестр — струнные, деревянные духовые и барабан. Сзади стояло несколько увитых цветами колесниц, и арабские тонконогие лошади, запряжённые в них, изредка взмахивали длинными, хорошо расчёсанными гривами и хвостами.
Подойдя друг к другу, Песах и Ицхак церемонно раскланялись.
— Рад приветствовать вас, учитель, на Хазарской земле, — произнёс тархан; явственный тюркский акцент отличал его греческую речь, как у Мара Яакова; он смотрел на высокого, статного раввина снизу вверх. — Как вы провели эти дни на море? Не было ли качки?
Сар представил своих родных, в том числе супругу — Лию бат Мириам, доводящуюся царю Хазарии сводной сестрой, и единственную дочь — восьмилетнюю Юдифь. Девочка была удивительно хороша — с тонкими, нежными чертами лица и огромными карими глазами.
Разместившись на колесницах, пёстрая процессия двинулась к воротам Самкерца. Улицы города оказались вымощенными битой керамикой вперемешку с костями домашних животных. Стиль построек был скорее мусульмано-арабский — глинобитные стены, толстые, глухие; полукруглые крыши домов над ними; сточные канавы. Конные воины разгоняли прохожих, очищая путь для аристократов. Подъезжая к дворцу тархана, миновали небольшую мечеть с минаретом. Сам дворец, окружённый ещё одной крепостной стеной и рвом, выглядел снаружи достаточно мрачно. Но внутри открывался чудесный вид — цветники, кустарники в ягодах, множество фруктовых деревьев, даже фонтан с бассейном. Несколько рабынь подметали ступени перед уважаемыми приезжими. Плавная восточная музыка доносилась с галереи на втором этаже. Пахло мускусом и дурманящим дымом из высоких курильниц на железных треногах.
После омовений с дороги и короткого отдыха гости и хозяева встретились за пиршественным столом. Тот ломился от персиков, дынь и винограда. За холодными и горячими блюдами, кубками с вином потекла беседа. Песах сообщил:
— До приезда царя в Итиль — целый месяц времени. Он проводит лето у себя в имениях — либо в Семендере, либо в Беленджере. А затем возвращается только к осени, чтобы встретить Новый год — Рош-га-Шану — вместе с царицей и наследниками, уезжавшими сами по себе, в собственные владения.
— Кто же встретит нас? — удивился Коген.
— О, не беспокойтесь, учитель, есть кому. Неизменно на месте в столице сафир — правая рука государя. Он отдаст все необходимые распоряжения.
Помолчав, священнослужитель сделал комплимент:
— Ваша дочь Юдифь — сущий ангел, глаз не отвести.
Сар ответил той же монетой:
— Ваша Ханна — воплощение материнства. Правда, что она лишилась супруга?
— Зять погиб во время пожара год назад. Был поджог нашей синагоги, мы тогда бросились тушить, кровля рухнула, погребя под собой десять человек, в том числе и его.
— Ах, какая жалость! Искренне сочувствую. В этом юном возрасте сделаться вдовой! Но, я думаю, что в Итиле ваша дочь снова выйдет замуж. Породниться с Ицхаком Когеном — честь великая для любого благородного человека, в том числе и джинса.
— Кто такой «джинс»?
— Так у нас называют представителей царского рода.
— О, благодарю! — улыбнулся константинополец и огладил бороду. — Кстати, есть ли у царя сыновья?
— Трое, с вашего позволения. Но они малы — старшему пятнадцать, среднему — одиннадцать, младшему — только восемь.
— Значит, не судьба мне сделаться свойственником хазарского самодержца! — рассмеялся раввин. — Ханне уже за двадцать.
Опустив загадочно свой единственный глаз, Песах пробубнил:
— Будущее покажет... Кто кому станет родичем...
— Я не понимаю, о чём вы? — посерьёзнел гость.
— Так, невольно вырвалось. Не в моей власти — выдавать планы его величества... Скоро вы узнаете сами...
2
Сделаем небольшую паузу. Прежде чем описывать все последующие события, все перипетии судеб героев, надо пояснить рядовому читателю, что же представляло собой Хазарское государство в середине X века нашей эры? Кем оно управлялось? И каким образом иудеи заняли в нём ключевые позиции?
Древние хазары — северокавказское племя, близкое адыгейцам и осетинам. Жили они с незапамятных времён на западном побережье Каспия, где теперь — Дагестан, разводили скот и ловили рыбу, славились обширными виноградниками и садами и, не будучи особо воинственными людьми, без конца страдали от набегов агрессивных соседей — степняков-буртасов, камских булгар и арабов. Чтобы не подвергаться опасности в дальнейшем, племенные вожди (ишханы) заключили в VII веке союз с кочевыми тюрками — храбрыми воинами, подчинившими себе всё пространство в низовьях Волги (по-тогдашнему — Итиль-реки). Тюрки охраняли хазарские границы, удовлетворяясь вначале одними подарками, а затем захватили и все ведущие посты в государстве. Во главе Хазарии встал каган (или хан) — представитель тюркского рода Ашина.
Но владычество тюрок длилось менее века. Вскоре в Персии началась гражданская война, и оттуда на север, к Каспию и Волге, хлынули беженцы-евреи, жившие до этого бок о бок с персами несколько столетий. Обстановка в Хазарии им безмерно понравилась, и они занялись торговлей, вытеснив купцов других наций на Великом шёлковом пути — из Китая в Европу и обратно, посреди которого находилась как раз Хазария. Первое время коренные хазары, тюрки-воины и купцы-евреи мирно сосуществовали, дополняя друг друга. Но по мере того как евреи богатели, им захотелось большей власти. Впрочем, смещать кагана-тюрка они не стали. Просто в конце VIII века учредили такую систему правления, при которой каган, будучи формально главой государства, стал фактически всего лишь номинальной фигурой (вроде нынешней английской королевы). А реальным царём (по-хазарски — каган-беком) сделался еврей. Так иудаизм перешёл в Хазарии в ранг государственной религии. И сюда, на берега Итиля-Волги, в главный город, названный тоже Итилем, потянулись евреи со всего света.
Царство стремительно набирало силу. В подчинении у него оказались и Северный Кавказ, и Крым, и восточные славяне по Днепру и Оке, и булгары с Камы, и степные гузы. Иудеи неплохо уживались с мусульманами, христианами и язычниками. Развивалась торговля. А в X веке хазарский царь по могуществу и силе мог уже соперничать с императорами Константинополя и правителями Хорезма...
Отчего же этот колосс вскоре затрещал по швам и обрушился в одночасье? Что явилось причиной? Как сложилась судьба населявших его народов? Попытаемся рассказать непредвзято и убедительно, возвратившись опять в конец августа 958 года от Рождества Христова (или в месяц Элул 4718 года по календарю иудеев)...
...Сон покинул царицу Ирму на рассвете. Первые лучи утреннего солнца ласково играли на блестящих тканях грандиозного балдахина, вышитых серебряной ниткой. У окна, в ячеистое стекло, билась муха.
«Интересно, а какой подарок привезёт мне Иосиф в этот раз? — думала супруга каган-бека, сладостно потягиваясь на шёлковых простынях. — С прошлого кочевья преподнёс чудесного скакуна, на котором я могу обгонять ветер! С позапрошлого — верхового верблюда, к сожалению, павшего у меня в имении от кишечных червей... Может быть, борзую собаку? Или сокола? То-то поохотимся, отведём душу в гонке за каким-нибудь диким зверем! Мы, аланы, рождены в седле, с луком и стрелами в руках!»
Да, царица была аланкой. В 932 году в битве под Магасом царь Хазарии Аарон захватил в плен её отца — самодержца Алании Негулая, но казнить не стал, потому что тот обещал отречься от христианства и принять иудаизм. И тогда два монарха закрепили на радостях единение их народов брачными узами детей: дочку Негулая — царевну Ирину — выдали замуж за сына Ларона — Иосифа. После посвящения в новую религию ей присвоили имя Ирмы...
Ирма встала с ложа и в чём мать родила (спали в то время обнажёнными), утопая но щиколотку в ворсе шерстяного ковра, подошла к окну и раскрыла створки. Толстая зеленопузая муха, радостно жужжа, вылетела на волю. Лёгкие царицы глубоко вдохнули утреннюю прохладу. Бледное рассветное солнце медленно выкатывалось из-за Волги-Итиля, из-за островерхой крыши дворца кагана, находившегося на острове посреди реки, из-за белозубой стены царского дворца — Сарашена, — где и ночевала аланка. Смуглая её кожа чувствовала мягкие дуновения шаловливого ветерка. В тридцать четыре года Ирма выглядела свежо и молодо: крепкое, не по-женски мускулистое тело, совершенно плоский живот и высокая небольшая грудь. Вроде и не рожала четыре раза! Вроде не находилась в замужестве более семнадцати лет! Только две незначительные детали говорили о её возрасте: неглубокие, но заметные поперечные морщины на шее и недевичьи руки — сильные, с рельефно выступавшими венами на тыльной стороне ладони. Но глаза были живы, щёки бархатны, а на тонких упрямых губах расцветала улыбка уверенного в себе человека; привлекательное лицо не могли испортить ни излишне тяжеловесная нижняя челюсть, ни, пожалуй, много ниже, чем нужно, набегавшая на лоб линия волос — темно-каштановых, чрезвычайно густых...
Несколько озябнув, женщина отошла от окна и подёргала за шёлковый шнур с колокольчиком — призывая к себе прислугу. Торопливо подоспевшие девушки-рабыни начали, как положено, приводить государыню в порядок — обрядили в хламиду и сопроводили в купальню, вымыли, натёрли дорогими маслами, промассировали каждый участок тела, наложили согревающие компрессы и питательные маски, перед бронзовым зеркалом тщательно причесали, закрепил и волосы костяными гребнями, шпильками и заколками, нанесли краски на лицо, облачили в дорогие наряды, надушили ароматными жидкостями... Терпеливо снося все манипуляции, Ирма беседовала со своей наперсницей, так сказать — «главной фрейлиной» (по-хазарски — «хо-мефеин»), не рабыней, но благородной — из аланской аристократии; звали её Тамара, и она, в целом симпатичная молодая женщина, отличалась безобразным красно-фиолетовым родимым пятном на щеке и шее; из пятна росли волосы, и оно пугало.