Крах Мишки Мухоркина — страница 1 из 3

Ю. Воищев, А. ИвановКРАХ МИШКИ МУХОРКИНА

СУНДУК КАПИТАНА ФЛИНТА

Глава перваяЗНАМЕНИТЫЙ МУХОРКИН

Видели вы когда-нибудь человека, которого тяготила бы слава? Наверняка нет.

А вот четвероклассник Мишка Мухоркин готов был отдать свою славу первому встречному.

Казалось бы, ну что ему нужно?! И в классной, и в общешкольной настенной печати, и даже в стенгазете «Голос учителя», выпускаемой к большим праздникам самими преподавателями, о Мухоркине говорилось самое лучшее. Его называли примерным мальчиком и школьным активистом, круглым отличником, который «высоко держит знамя учебы и является примером для всех лентяев и двоечников».

Но в том-то и дело, что лентяи, уж так повелось, перебиваются себе с двойки на тройку и вовсе не желают брать с кого-то пример, тем более что этот «пример» — не кто иной, как твой сосед-одногодок, живущий с тобой на одной и той же улице.

И ещё: если школа, родители и общественность будут приводить этот пример изо дня в день, то ясно: круглому отличнику не поздоровится. Его не будут принимать в компанию и начнут дразнить подлизой или буквоедом. И всё это окончится тем, что примерный ученик, оставшись один-одинёшенек на всём белом свете, скуки ради ещё пуще приналяжет на учёбу, его слава удвоится, а муки одиночества, соответственно, возрастут.

Чего только не предпринимал Мишка Мухоркин, чтобы стать таким, как все. Однажды он сорвал заметку в стенгазете ЖЭКа «Гвоздь двора», посвящённую ему самому. А за это пострадал Витька Кунин, живущий с ним в одном подъезде. Напрасно Мишка ходил признаваться. «Не выгораживай хулиганов», — сказали ему и долго потом расхваливали Мухоркина: «Он так чуток отзывчив к товарищам, что готов взять чужую вину на себя».

В общем, процветал самый неприкрытый культ Мишкиной личности.

А ведь когда-то Мишка пользовался огромным авторитетом у ребят как большой выдумщик и заводила.

Так, это было давным-давно, он объявил себя Робинзоном Крузо и целый день просидел на крыше дома на самом солнцепёке, испытывая силу воли. И затем единственный из всех мальчишек целой улицы мог с полной ответственностью говорить: «А вот когда я не ел и не пил целый день…»

Или чуть позже, в первом классе, запоем прочитав «Хождение за три моря» отважного путешественника Афанасия Никитина, Мишка сколотил из своих приятелей отчаянную компанию землепроходцев и отправился в Индию. И хотя землепроходцев поймали в тот же день в пятнадцати километрах от города, когда они за неимением компаса шли точно по глобусу, Мухоркина целый месяц провожали завистливые взгляды однокашников.

А задуманный Мишкой дрейф на льдинах до самого моря?.. Он совершил его с Толькой Ануровым. К сожалению, не до моря. Через пять минут после начала дрейфа какой-то ошалелый от страха парень быстрёхонько выволок их на берег, несмотря на то что они брыкались изо всех сил, не желая покидать льдину. Живо собралась толпа, и Мишке с Толькой пришлось благодарить «спасителя». Мало того что парень испортил им всё дело, он ещё получил «Медаль за спасение утопающих».

Но родителей провести было труднее.

«Вот к чему приводит преждевременное умение читать!» — сказала Мишкина мать. «:Выучили на свою голову» — подтвердил отец.

Родители вскоре забыли о своих роковых словах — родители всегда забывают — и взялись за Мишку вплотную: часами просиживали с ним над домашними заданиями, давали взбучку за двойки и приглашали репетиторов, пока Мишка не стал тем, кем есть.

Круглым отличником и живым примером.

То же самое случилось и с Толькой Ануровым. Хотя тому было намного легче. Он дорос всего лишь, что называется, до «сплошного хорошиста».

Глава втораяОТЧАЯННЫЙ ЧЕТВЁРТЫЙ «Б»

Витька Кунин учился в 4-м «Б». Этот класс был на том же этаже, что и Мишкин. О 4-м «Б» тоже шла слава по всей школе. Но какая! Если где разбита лампочка или окно — значит, отличился 4-й «Б». Если в школе ЧП — почти целый класс, вместо того чтобы присутствовать на уроке, присутствовал в кино, — это тоже 4-й «Б». А если какой-то класс схватил за один-разъединственный день пятнадцать двоек, то тут уж и сомневаться нечего: разумеется, 4-й «Б». Больше некому!

— Такой класс, как у нас, поискать, — с гордостью говорил Витька Кунин. — Самый хулиганистый!

Интересное дело — Мишка никогда не слышал ни от одного взрослого, чтобы тот, вспоминая о своих школьных годах, сказал бы, что их класс был самый дисциплинированный, а школа самая передовая. Куда там! Все взрослые говорят, ну совсем как Витька Кунин:

— Наш класс был самый хулиганистый, а школа самая отчаянная! Такое вытворяли!..

Даже Мишкин отец и его друзья не оставались исключением из этого правила. Они, видимо, считая, что Мишка глухой, то и дело с удовольствием вспоминали, как стреляли на уроках скрученными из бумаги «шпонками», играли в «отмерного», «жожку» и «бебе», приносили в школу кошек в портфеле, били стёкла, таскали девчонок за косы и списывали у отличников почём зря.

— Сами-то вы вон какие были! — однажды заявил Мишка отцу, когда тот отчитал его как круглого отличника за случайную четвёрку. — А от нас требуете!

— Время другое было, — уклончиво ответил отец. — А у вас сейчас такие условия, о которых мы и мечтать не могли.

Взрослые всегда любят ссылаться на «другое время». И это понятно. Время тогда действительно было другое, как ни крути.

А вот 4-му «Б» ссылаться было не на что. Время у них было самое что ни на есть сегодняшнее. Один только второгодник, Санька Свечкин, злостный хулиган и прогульщик, любил вспоминать о «другом времени».

— А вот в наше время, — частенько повторял он, намекая на прошлый учебный год, — ребята похрабрее были. Мы ещё не такие штуки отмачивали. Наложим карбиду в чернильницы — как зашипят! Потеха! По-научному — гейзер!

Со Свечкиным никто не мог справиться: ни директор, ни завуч, ни классный руководитель Клавдия Анатольевна. А про пионервожатых и говорить нечего. Они менялись чуть ли не каждый месяц. И всё почему-то 4-му «Б» попадались сплошные Николаи. Ребята их даже пронумеровали, чтобы не путаться. Последним пионервожатым у них был девятиклассник Николай VI — староста школьного кружка изобразительных искусств.

— Ребят надо зажечь, — сказал он Клавдии Анатольевне, — заинтересовать их живым, интересным делом. У меня уже намечен конкретный план.

— Очень хорошо, — обрадовалась Клавдия Анатольевна и, словно извиняясь, добавила — Руки до всего не доходят. Особое внимание обратите на Свечкина. Ужасный тип!

Она была молодая учительница, работала в школе только первый год, и, конечно, авторитет у Саньки Свечкина в 4-м «Б» был немного побольше, чем у неё. К тому же Санька был самым сильным в классе. Чуть что не по его, Свечкин сразу спрашивает:

— А в нос хочешь?

Конечно, никто не хотел.

Да, трудно было бороться со Свечкиным. Сколько раз ему грозили исключением из школы.

— Закона такого нет, чтобы выгонять, — ухмыляясь, отвечал Санька. — У нас обязательное восьмилетнее обучение. Да вы не волнуйтесь, я и сам, как до пятого дотяну, обязательно уйду. Просить будете — не останусь.

Сколько раз учителя ходили к нему домой, но у Саньки не было ни отца, ни матери, а его бабка души в нём не чаяла. Она спокойно выслушивала учителей, кивала головой, вздыхала, всплёскивала руками, обещала заняться вплотную и, конечно, не занималась. А соседкам жаловалась:

— И чем это мой Саня им не угодил?! Культурный такой! Всегда, когда пенсию приносят, расписывается за меня — любо-дорого посмотреть. В магазин ходит, каждый день полы моет, мне-то нагибаться больно, в поясницу стреляет. Нет, — сокрушалась она, — придираются к нему… Уж больно строги стали.

Николай VI тоже нанёс визит Санькиной бабке. Выпил несколько чашек чаю с клубничным вареньем, потолковал о погоде и ревматизме и так и ушёл ни с чем. О Саньке бабка наотрез отказалась потолковать.

— Мне-то он хорош, — поджала она губы, — а уж вам не знаю как…

И тогда Николай VI начал претворять в жизнь свой «конкретный план».

Перво-наперво он написал его красивыми чертёжными буквами на листе ватмана, вставил в рамочку под стеклом и вывесил в классе.

ПЛАН ПИОНЕРСКИХ МЕРОПРИЯТИЙ

ПО 4-МУ «Б» КЛАССУ

1. Экскурсия в краеведческий музей.

2. Беседа на тему «Береги своё дорогое учебное время».

3. Коллективный поход в кино.

4. Обсуждение просмотренного фильма по образам и содержанию.

5. Разучивание (совместно с классным руководителем) новых песен о пионерах, молодёжи и комсомольцах.

6. У нас в гостях — детский писатель (поэт). Обсуждение рассказов (стихотворений) писателя (поэта).

7. Лекция о творчестве выдающегося русского художника Шишкина с просмотром диафильмов на стене.

8. Подготовка к летнему однодневному многокилометровому походу по родному краю: выбираем маршрут, наносим на карту, уточняем необходимое снаряжение.

П р и м е ч а н и е. О дне и часе каждого мероприятия будет объявлено особо.

Объявление произвело на всех потрясающее впечатление.

— За нас собираются взяться всерьёз, — похвастался Витька Кунин. — Хотят нас так загрузить, чтобы ни одной свободной минуты не осталось!

А Санька Свечкин насмешливо сказал:

— В наше время ещё не таких видали!..

Но когда Николай VI вдруг неожиданно объявил, что сегодня после занятий согласно первому пункту плана все идут в краеведческий музей, никто не отказался и даже не удрал по пути. В музей было интересно сходить.

Даже Свечкин снисходительно заявил:

— Музей — это ничего… В наше время нас туда три раза водили. Есть на что посмотреть.

В музее ребята вначале чинно следовали за Николаем VI и слушали его объяснения. Он две недели готовился к роли гида и целыми днями пропадал в музее, скрупулёзно изучая сопровождающие надписи ко всем экспонатам. Но не успел он ещё дать краткого обзора из истории областного краеведческого музея, который «был создан на пожертвования жителей города и раньше ютился в ветхом маленьком домишке, а теперь занимает здание бывшего губернского управления» и т. д. и т. п., как ребята разбежались по залам. Кто куда!

Девочки сгрудились вокруг чучел животных и, тихонько ахая, пытались их погладить, хотя таблички строго-настрого предупреждали: «Руками не трогать!»

Витька Кунин сразу уселся в позолоченное кресло «петровских времен», ограждённое бархатным канатом. На нём даже не висело никакой запрещающей надписи, потому что дирекция музея вполне справедливо считала, что каждому здравомыслящему посетителю и без того ясно, что сидеть на таком кресле — просто преступление.

Несколько мальчишек умчались в самую последнюю комнату, в которой, по слухам, были выставлены бивни, рёбра и зубы самых что ни на есть доисторических животных.

А остальные во главе с Санькой Свечкиным столпились у витрины со старинным оружием.

— Шпага! — с восхищением зачитывал Санька сопроводительные надписи. — Сабля казацкая!.. Стрелецкая пищаль!.. Пистолет одноствольный!.. Мушкет!.. Алебарда!.. Кинжал обоюдоострый!..

— Жили же люди, — завистливо сказал Вовка Сидоров, которого все дразнили Кабасём за пухлые щёки с ямочками.

Вовка был страшный лентяй. Единственное, что он любил по-настоящему, — это читать. И не что-нибудь, а только самые интересные книги! А самые интересные книги, по Вовкиному мнению, писали только три писателя: Александр Дюма (отец), Вальтер Скотт и академик Обручев. Так что уж в чём в чём, а в старинном оружии Вовка разбирался. У него у самого дома был ещё тот склад оружия: семь шпаг, восемь сабель, пять мечей одноручных и четыре двуручных, шесть дротиков и двадцать четыре кинжала. Правда, всё это оружие было деревянным, но зато как оно было сделано! Недаром Вовка часами изучал рисунки к «Айвенго». Летом Вовке ни минуты не было покоя. К нему стекались с досками мальчишки со всей Чижовки — так назывался район, где он жил, — и умоляли его научить их делать шпаги и сабли «совсем как взаправдашние»! Особенно большой наплыв «учеников» у Вовки был в прошлом году, когда по экранам города с триумфом прошёл французский фильм «Три мушкетёра». Две серии!

Раньше Вовка никогда не бывал в краеведческом музее. Уж так получилось. То музей был закрыт на ремонт, то Вовке было некогда. Просто он не мог даже предполагать, что в музее может оказаться настоящее старинное оружие! Само название музея — краеведческий — почему-то всегда приводило Вовку к мысли, что там, наверное, собраны всевозможные гербарии, чучела зайцев — других диких зверей в здешнем лесу не водилось, — ну и фотоснимки дореволюционных улиц города, застроенных покосившимися домишками, — эти снимки часто помещали в областной газете с обязательным примечанием: «Из собрания краеведческого музея».

Обнаружив в музее такую богатую коллекцию оружия, Вовка не стал растрачивать время на пустяки. Он тут же достал из кармана блокнот, с которым никогда не расставался, и принялся зарисовывать с натуры рукоятки шпаг, которые по-научному назывались гордо и звучно — эфесы.

Николай VI метался из зала в зал, безуспешно стараясь собрать класс в чинную группу экскурсантов, но из этого ничего не выходило. В музее в этот день было слишком много девчонок и мальчишек, и пионервожатый, который был прикреплён к 4-му «Б» без года неделю, с ужасом, неожиданно для себя, обнаружил, что плохо помнит своих подопечных в лицо. Вот стоял у макета древней крепости какой-то белобрысый мальчишка. Николай VI даже не сомневался, что тот из 4-го «Б», схватил за руку и потащил за собой. А мальчишка как завопит, будто его режут:

— Дедушка-а! Дедушка-а!

Оказалось — чужой.

Когда Николай VI наконец расстроился и перепугался, что так и не сумеет никого найти, его самого нашли.

— Пионервожатый четвёртого «Б»! — словно заводные, начали поочерёдно выкрикивать смотрители каждого зала. — Пионервожатый 4-го «Б»!..

Первым ему сдали из рук в руки Витьку Кунина, который основательно расшатал «кресло петровских времён». Затем старосту класса Зинку Шестакову, её тоже захватили прямо на месте преступления: она погладила по голове чучело лисы, и у той вдруг на затылке осыпались волосы.

— Это у неё от старости! — голосила Зинка. — Я не нарочно!

Потом привели Вовку Сидорова. Он пытался снять со стены кривую казацкую саблю, чтобы для верности наложить её рукоятку на лист бумаги и обвести карандашом.

Следом за ним доставили Саньку Свечкина. Он поспорил с ребятами, что сумеет выжать одной рукой тяжеленный с виду бронзовый бюст стрельца в сверкающем шлеме. Никто не знал, что бюст был полый внутри и потому очень лёгкий. И Свечкин приложил к нему такие усилия, что бюст подлетел вверх, а затем со страшным звоном обрушился на каменный пол.

— А я не думал, что он пустой! — оправдывался опешивший Свечкин.

А его дружки подняли шум на весь музей:

— Но он же не разбил!.. Всё цело!.. Ни одной царапинки!..

Прибежал директор музея, и собралась такая плотная толпа любопытных, словно здесь показывали самые интересные экспонаты.

Николай VI начал извиняться.

— Больше этого не повторится, — говорил он. — Это в первый и последний раз! Уж я за ними присмотрю! Они не такие, вы их ещё не знаете!..

Директор было уже смилостивился, но тут привели ещё одного мальчишку, который тоже признался, что он из «того самого 4-го «Б». Он пытался забраться по стремянке на высоченное чучело оленя, но его вовремя остановили.

Когда 4-й «Б» с позором выставили из музея, Николай VI построил класс в две шеренги и хотел устроить всем страшный разнос. Но тут мальчишка, тот самый, который пытался влезть на оленя, внезапно вышел из строя.

— Куда? — не на шутку рассвирепел пионервожатый.

— В музей, — невозмутимо ответил мальчишка. — Я же не из четвёртого «Б». И вообще я не из вашей школы. Ей-богу, не вру! — кричал он.

— Верно, верно, — загудели ребята. — Не наш!..

— Что же вы раньше не сказали? — в отчаянии вскричал Николай VI.

— А вы же не спрашивали, — удивился Санька Свечкин.

Пионервожатый безнадёжно махнул рукой и побрёл к автобусной остановке. И даже ни разу не обернулся.

Строй постоял ещё немного — а вдруг это какая хитрость?!

Но когда автобус укатил, увозя с собой Николая VI, все с радостным криком рассыпались в разные стороны.

— Пошли в снежки поиграем! — предложил Санька Свечкин.

— А уроки… надо готовить, — замялась Зинка Шестакова.

Девчонки тоже заныли:

— Опять шум будет!..

— Кто-нибудь сделает, — уверенно заявил Санька. — Спишем!

— Ой, мальчики, — тяжело вздохнула Зинка, — только это в последний раз, ладно?

— Ладно, — пообещал Санька.

По дороге они встретили Мишку. Он шёл из библиотеки и тащил стопу книг.

— Отличник! — сразу завопили все. — Буквоед! Академик!

Четвёртый «Б» не любил отличников.

Глава третьяНАРЦИСС

Мишка Мухоркин и Зинка Шестакова раньше жили в одном доме, в одном подъезде и на одном и том же этаже. И даже балкон у них был общий, разделенный, правда, перегородкой на две секции. Всё это способствовало добрососедским отношениям, тем более что Мишка и Зинка не обращали друг на друга ни малейшего внимания. И лишь изредка они объединялись, чтобы дать отпор Витьке Кунину, который с высоты своего балкона — он жил этажом выше — время от времени брызгал на них из лейки водой, делая вид, что поливает цветы в ящиках. Но такое случалось только летом, а в остальное время у Мишки и Зинки общих интересов не появлялось. Да к тому же полгода назад Зинка переехала в новую квартиру.

Но в эту зиму всё изменилось. Зинка Шестакова увлеклась фигурным катанием. А надо сказать, что Мишка великолепно катался на фигурных коньках. В своё время он три года занимался в секции при СЮПе — Стадионе юных пионеров. Потом бросил, надоело ходить четыре раза в неделю. А кроме того, занятия в секции начинались ещё с октября и не было охоты отрабатывать всякие движения, фигуры и повороты, когда льда ещё и в помине не было. А кто не посещал секцию осенью, тех зимой не принимали. Вот и забросил Мишка занятия, но на каток ходил, только теперь сам по себе, и на зависть новичкам крутил лихие пируэты.

Там он встретился как-то с Зинкой. Она ковыляла на новеньких фигурных коньках и нелепо размахивала руками, пытаясь удержать равновесие. Зинка растянулась прямо перед Мишкой, и ему пришлось помочь ей подняться.

— Всего второй раз на коньках. — смущённо сказала она.

— Оно и видно. — Мишка резко оттолкнулся и, разогнавшись, завертелся на месте волчком, так что у Зинки даже в глазах зарябило.

— Я знаю, ты уже давно катаешься, — с завистью протянула она.

— Пятый год, — пренебрежительно заметил Мишка. — Практика.

Зинка сошла со льда в снег для устойчивости, здесь ноги не подкашивались.

— А ты в секцию запишись.

— Не записывают, — уныло ответила Зинка. — Опоздала.

— Ничего страшного. Сама научишься.

— А может. Может, ты меня научишь? — робко спросила Зинка.

— Неохота мне, — признался Мишка. — Всю зиму с тобой провозишься, а сам и не накатаешься.

— Ну хоть немножко, — взмолилась Зинка. — Я быстро усвою.

— Если б я знал, не поднимал бы тебя. Чего надулась?.. Сюда иди. И прямей держись! Качаешься, как рябина! Только учти, — предупредил он вспыхнувшую от радости Зинку, — больше получаса я тебе уделять не могу. И не каждый день, понятно?

Зинка поспешно закивала головой.

Обучение продолжалось недели две. Зинка старалась изо всех сил. К своему «тренеру» она относилась с уважением и даже как-то подобострастно.

Она ловила его на переменах и поджидала после уроков, спрашивая, когда и во сколько прийти на каток, и рассказывая, какое новое упражнение разучивала дома «посуху».

Своей настырностью Зинка приводила Мишку в еле сдерживаемую ярость. «Связался на свою голову! — угрюмо думал он. — Теперь не отцепится!»

После каждой получасовой тренировки Зинка по пятам следовала за Мишкой и потому мешала ему наслаждаться той свободой и лёгкостью, которую обретаешь, непринуждённо и плавно скользя на коньках. Или стояла в сторонке, следя за ним восхищённо-умоляющим взглядом, надеясь, что Мишка сжалится и уделит ещё хотя бы минутку. И Мишка невольно чувствовал себя так, будто он в чём-то был виноват, и каток сразу становился не в радость.

Постепенно он стал ходить на СЮП всё реже и реже, придумывая всевозможные оправдания: то связку, мол, на ноге растянул, то стенгазету оформлять надо, то родители не пускают — боятся на учёбе каток отразится.

«Ты сама иди, — говорил он ей. — А мы в другой раз наверстаем». — «Нет, я уж лучше подожду, — отвечала она. — А то вдруг начну не так, потом переучиваться труднее».

В таких случаях, зная, что Зинка осталась дома, Мишка тайком посещал СЮП и гонял без всяких помех в своё удовольствие.

Но однажды, считая себя в полной безопасности, он внезапно наткнулся на Зинку. Она сидела на скамейке, зашнуровывая ботинки, и скорбно смотрела на завравшегося «тренера».

— Ты же говорила, не пойдёшь сегодня! — вскипел Мишка.

— А ты?.. — тихо сказала она.

— Что я тебе — нанялся?! Сказала — немножко! А сама рада стараться!

— Я сейчас, я домой. — засуетилась Зинка. — Я пойду. Ты не сердись. Катайся. А когда надо, скажешь. Ладно?

Её великодушие доконало Мухоркина.

— Ну и бестолковая же ты! — выпалил он.

Зинка молча поднялась и скрылась в раздевалке.

Больше они не катались вдвоём. Но Мишке теперь почему-то всегда было не по себе при случайных встречах с нею на СЮПе.

В конце концов он предложил Зинке заниматься снова, не выдержав её гнетущего презрения. Она спокойно сказала:

— Как-нибудь без тебя обойдусь.

— Странная ты какая-то, — промямлил он.

— Зато ты даже очень не странный, — усмехнулась Зинка. — Я тебя раскусила. Нарцисс!

Дома Мишка заглянул в энциклопедию. «Нарцисс» означал самовлюблённого человека. Эгоиста, в общем. Это Мишку, как ни странно, сразу успокоило: «Не знаю, как я, а сама она уж точно эгоистка — только о себе и думает!»

Глава четвёртаяЕСЛИ ГОРА НЕ ИДЁТ К МАГОМЕТУ…

Витька Кунин любил хвастаться своим классом, его скандальной славой. Придёт иногда к Мишке и хвастается. Вначале это мешало Мишке готовить уроки. Не выключишь же Витьку, как приёмник. Приходилось отключаться самому: потому, что хочешь не хочешь, а надо «высоко держать знамя учёбы», раз ты такой «знаменитый».

Вот и сегодня Мишка так «отключился», что совершенно забыл про Витьку. Решил наконец задачку, захлопнул учебник и вдруг смотрит — Витька перед ним.

— Правда, смешно? — хихикнул Витька. А сам искоса заглянул в тетрадку. Собственно говоря, он заходил к Мишке только изредка — лишь для того, чтобы подсмотреть решение задач в особо ответственные дни, когда знал, что обязательно завтра вызовут.

— Что — смешно?

— Глухой, да?! — возмутился Витька. — Я тебе целых два часа рассказываю, как мы в классе доску воском натёрли!

— А зачем вы натёрли? — опять удивился Мишка.

— Нет, вы слышали?! — обратился Витька за поддержкой к Мишкиному отцу. — Мало того, что самое интересное прослушал, так он ещё не знает, зачем доски воском натирают!

— Не знаю, — сказал Мишка. Он и впрямь не знал, зачем классные доски натирают воском. — Чтоб писать лучше?

— Ха-ха! — заржал Витька. — Глядите на него! — И важно разъяснил: — Если доску натереть воском, на ней тогда мелом писать нельзя. Нипочем её мел не берет!

— Шёл бы ты лучше домой уроки учить, — рассердился Мишкин отец.

— Ну вот, — искренне огорчился Витька их непонятливости. — Я же вам о чём говорю? Зачем уроки учить, когда мы доску воском натёрли?! Завтра весь день к доске вызывать не будут, потому что на ней писать невозможно.

Вот и попробуй поговори с таким, докажи ему что-нибудь. Совершенно бесполезно. Уж такой класс!..

Когда Витька ушёл, у Мишки с отцом разгорелся спор. Мишка начал рассказывать отцу, как 4-й «Б» выставили из краеведческого музея, а отец и говорит:

— Слушай, Мишка, похоже, тебе нравится, что у вас в школе есть такой отсталый класс?

— Не-а, — мотнул головой Мишка, — совсем не нравится! Откуда ты взял?

— Да я от тебя только о нём и слышу.

— Все о нём говорят…

— То-то и оно, что только говорят. Давно пора за них взяться!

— Сколько раз брались, — сказал Мишка. — Только ведь с ними ничего не поделаешь.

— Ну-ну, — засмеялся отец.

— Легко говорить. Их кто только не перевоспитывал… Их даже месяц назад в оперу водили на «Князя Игоря», думали, что после этого они исправятся. И всё без толку! А ты говоришь…

— А сами-то вы пробовали?

— А при чём тут — сами? — сказал Мишка. — Наш класс сам по себе, а их класс сам по себе.

— Вот-вот, — вздохнул отец. — В том-то и дело…

Мишка сделал вид, что задумался…

— Папа, я всё понял, — сказал он. — Ты не думай, что я не читаю газет и ничего не знаю про движение гагановцев. Я, пожалуй, смогу перейти в отстающий класс и подтянуть его до уровня передового. Скажем, до нашего: у нас ни одного двоечника, а троечников только семь.

Отец вдруг захохотал. Громко-громко. И всё никак не мог остановиться. А потом только рукой махнул и ушёл на работу. Он явно не принял это всерьёз.

А Мишка подумал: «Здорово я ему сказал — как по-писаному! Моё дело — предупредить… А уж я им устрою развесёлую жизнь».

В разговоре с отцом, как вы поняли, Мишка кривил душой. На самом деле ему нравилась вольготная жизнь 4-го «Б», богатая всевозможными захватывающими событиями и непредвиденными случайностями. А его, Мишкина, жизнь была скучная — как распорядок дня. Каждый день похож на предыдущий, и нет никакого просвета — впереди ещё шесть с половиной лет учёбы. А если опять введут одиннадцатилетку, то вообще конца-края не видать.

Отличник, по Мишкиному мнению, — самый разнесчастный человек на свете. У него только и дела, что учись и учись, словно ты только для этого и на свет родился, и главное — никакого сочувствия: родители считают, что так и следует, а ребята, кому не лень, обзывают: «Отличник! Буквоед!»

Им бы такую жизнь!

Он вспомнил одну пословицу из толстенной книжки поговорок разных народов. Там было сказано: «Если гора не идёт к Магомету, то Магомет идёт к горе». Кто такой Магомет, Мишка не знал, но народная мудрость, несомненно, была права: если мальчишки не хотят знаться с ним, с Мишкой, потому что он отличник, то выход один — во что бы то ни стало сделать их отличниками. Тогда по себе поймут, каково ему!

Надо действовать.

Глава пятаяБОЕВОЕ КРЕЩЕНИЕ

Мишка пришёл в школу рано, почти за час до начала уроков, и всё слонялся и слонялся по коридорам, а потом, когда прозвенел звонок, прошмыгнул и сел на заднюю парту в 4-м «Б». Ребята его сначала не заметили, а потом увидели и подняли дружный рёв.

— Держи-и! Лови-и! — закричал Санька Свечкин. Он решил, что Мишка ошибся классами, после коридорной сутолоки это иногда бывает. — Под парту его! Под парту! А во время урока выпустим!..

Напрасно Мишка пытался всех убедить, что не спутал их класс со своим, а, наоборот, пришёл к ним специально и уходить вовсе и не собирается. На него набросились человек семь, и он живо оказался под партой.

— Ты не дёргайся, не дёргайся. Пошутим и выпустим, — пыхтел Санька Свечкин, связывая Мишке руки за спиной толстой бельевой верёвкой, которую вот уже несколько дней носил в своём портфеле на всякий случай.

В Санькином портфеле вообще-то чего только не было! Не портфель, а переносная мастерская металлоизделий. Он таскал в нём, кроме нескольких тетрадей, мотки проволоки, гайки, подшипники, плоскогубцы, шурупы, осколок от взаправдашней гранаты и моток верёвки. «В большом хозяйстве всё пригодится», — любил повторять Санька. Это, конечно, так. Гильзы, подшипники, проволока и особенно осколок от взаправдашней гранаты, как единодушно считали ребята, безусловно, нужные вещи и запросто могут пригодиться. В любую минуту. И хорошо их всегда иметь под рукой. Всё… кроме этой дурацкой верёвки. «И чего ты верёвку с собой таскаешь? — как-то сказал ему Витька Кунин. — Только место в портфеле занимает». — «Пригодится», — хмуро отвечал Санька. А хмурился он потому, что никак не мог придумать, на что её употребить.

Так что сегодня Санька торжествовал вдвойне.

— Ну что, пригодилась! — восклицал он, насмешливо подмигивая Витьке, когда связывал Мишке руки за спиной.

Витька старался не встречаться взглядом с Мишкой. А всё потому, что они как-никак соседи и хоть, бывает, и дерутся, но руки никогда друг другу не связывали, до этого дело ещё не доходило.

— Вот так, — сказал Санька, когда завязал последний узел. — Сиди под партой и ни гугу, а как только Клавдия Анатольевна сделает перекличку, мы тебя выпустим, и шагай себе на здоровье в свой четвёртый «А».

— Ой, что будет! Что будет!.. — давясь от смеха, сказала Зинка Шестакова. — А может, отпустить его лучше?

— Поздно, — вздохнул Санька. — Сейчас звонок, а я его так завязал, что и через полчаса не развяжешь.

— Так разрезать можно, — вмешался Витька. — У тебя же есть перочинный ножик. Ещё тот ножичек, мой! Помнишь, зажилил?

— Верёвку жалко, — сказал Санька.

Мишка сидел под партой и молчал. Он знал, что разговаривать с ними бесполезно. «Терпи, — говорил сам себе, вспомнив ещё одну народную пословицу. — Лиха беда — начало».

Прозвенел звонок. Все с шумом расселись по своим местам, и в класс вошла Клавдия Анатольевна. Первым был урок английского языка.

— Ху из он дьюти ту дэй? — спросила учительница. На русском языке это означало: «Кто дежурный сегодня?»

Санька встал, придерживая ногами ворочающегося Мишку.

— Я дьюти сегодня, — ответил Санька.

— Ай эм он дьюти ту дэй, — подсказал ему из-под парты Мишка. Он решил на всякий случай задобрить Саньку, с которым, видимо, ещё не раз придется столкнуться.

Санька тут же повторил.

— Хорошо, — удивилась учительница. — Молодец. Вот видишь, Свечкин, и у тебя тоже получается, если подумаешь.

— Сэнк ю вэри мач, — снова подсказал Мишка, что означало: «Большое спасибо».

Санька опять повторил.

— О! — воскликнула учительница. Она была поражена.

Весь класс, тихонечко хихикая, смотрел на Свечкина. А тот стоял и с независимым видом смотрел в окно.

— Сит даун плиз, — благодушно сказала учительница.

Санька сел, и в наступившей тишине явственно разнесся на весь класс отчаянный Мишкин шёпот:

— А теперь развяжи мне руки поскорей!.. Ну! Кому говорю!..

— Я тебя сейчас так развяжу, не обрадуешься! — прошипел Санька.

Клавдия Анатольевна сразу почувствовала что-то неладное, встала и направилась между рядами к задним партам.

— Я не виноват, — ещё издали привычно забубнил Свечкин. — Это он сам!

— И под парту я сам залез?! — послышался жалобный, голос Мишки.

— Сам, — нагло заявил Свечкин.

— Может, я и руки сам себе связал?! — закричал из-под парты не на шутку рассвирепевший Мишка.

— А откуда я знаю, — пожал плечами Свечкин и деловито сказал подошедшей учительнице — Понимаете, забрался ко мне под парту и кричит, как будто свой, а сам из другого класса.

— Мухоркин! — ахнула учительница.

Расправа была короткой. Клавдия Анатольевна не стала выслушивать обе стороны — и совершенно правильно, потому что урок был бы наверняка сорван окончательно. В дневнике Свечкина появилась очередная двойка. А Мухоркин — Клавдия Анатольевна не знала, что с ним делать, — был доставлен в свой класс, где его встретили восторженным гулом.

Глава шестаяСВОЯ ЛИНИЯ

На большой перемене Мишку отправили к директору.

Разговор был коротким.

— Как же так, Мухоркин? — сказал директор. — Круглый отличник, всегда такой дисциплинированный, подтянутый… Надеюсь, этого никогда больше не повторится?

— Повторится… — буркнул Мишка.

Директор растерялся.

— Как?

— Друг у меня там, — как можно жалобней сказал Мишка. — Мы друг без друга жить не можем… Переведите меня к нему!..

— Фамилия? — строго спросил директор.

— Кунин… И живём мы в одном доме. Знаете, такой с башенкой у реки. Понимаете, все ребята в четвёртом «Б» с нашей улицы. А я, как попал в не тот класс, — и сижу.

Последнее было правдой. Так уж получилось.

— Ничего не выйдет, — сказал директор, а сам думал, что совсем неплохо бы перевести отличника Мухоркина в отстающий класс — как-никак живой пример для лентяев и двоечников.

— Ну что ж, не надо, — согласился Мишка, а про себя подумал: это даже неплохо, что директор не разрешает, так как с 4-м «Б» не очень-то просто сладить, как раньше казалось ему, Мишке. А с другой стороны, Мишка не привык отступать от принятого решения, но раз директор запрещает, можно спокойно считать, что дело не вышло по не зависящим от тебя обстоятельствам.

Словом, у каждого была своя линия: и у Мишки, и у директора…

Победил директор. Он разрешил, в порядке исключения, перейти Мишке в 4-й «Б». И почему-то на прощание сказал:

— Смотри, Мухоркин, я на тебя надеюсь.

— А может, не надо?.. — промямлил Мишка.

— Надо, Мухоркин, надо! — заявил директор.

И Мишке пришлось отправиться в 4-й «Б». Там уже всё было известно. Подобные новости распространяются молниеносно.

Все уставились на Мишку с таким любопытством, будто он на Луне побывал. Даже Витька Кунин, который жил ним в одном подъезде, смотрел на Мухоркина с нескрываемым интересом и, пожалуй, испугом. Он не понимал, почему это они с Мишкой «друг без друга жить не могут». Вдруг Мишка про все их проделки директору докладывать будет? С ним лучше не связываться. Мишке все их хитрости отлично известны — вот и рассказывай в следующий раз такому обо всём на свою голову! Ты ему расскажешь как человеку, а он твоего доверия не оправдает, возьмёт и скажет: «Вот и чудесно, больше этого не повторится! Директор вами займется вплотную!»

— Если начнет выдавать, не одна голова с плеч полетит! — сказал начитанный Вовка Сидоров, не отрываясь от «Двадцати лет спустя». Он таскал эту книгу с собой в школу вот уже с месяц и читал её потихоньку во время уроков, положив на колени.

Один Санька Свечкин не унывал.

— Видали мы таких! — презрительно говорил он своему приятелю Лёньке Никифорову, такому же отпетому двоечнику, как и сам.

— Не таких видали! — соглашался Лёнька. Его все в классе дразнили — Эхо Наоборот. Что Санька ни скажет, Лёнька обязательно повторит и только чуть-чуть переиначит— и впрямь, как эхо наоборот. «Пойдёшь в кино?» — скажет Санька. «В кино пойдёшь?» — откликнется Лёнька. «В нос хочешь?» — грозит кому-нибудь Санька. «Хочешь в нос?» — вторит ему Ленька. «Я вчера болен был, потому и не выучил», — оправдывается на уроках Санька. «Я не выучил, — тараторит Лёнька, которого вызвали следом, — потому что болен был. — И, подумав, добавляет — Вчера».

Мишка совершенно не обращал внимания на любопытные взгляды. Он спокойно занял место рядом с Санькой за той же самой партой, под которой совсем недавно сидел связанный по рукам и ногам. Других свободных мест не было.

— Эта парта занята, — хмуро сказал Свечкин.

— Теперь — да, — усмехнулся Мишка.

Все засмеялись.

А Мишка сидел себе, как ни в чём не бывало, и листал учебник.

— Ну, чего столпились? — ревниво сказал Санька окружившим их мальчишкам и девчонкам. — Живого отличника не видали?

— Не-а, — хихикнула Зинка Шестакова, — не видели. В нашем классе первый.

А какая-то девчонка насмешливо пропищала из толпы:

— Серьёзный какой… Правда, девочки?

Мишка смутился и ещё больше уткнулся в учебник.

— Ну, ладно, — внезапно подобрел Свечкин. На то у него были особые причины. — Домашние задания сделал?

— Ну, сделал… — поднял голову Мишка.

— Дай на минутку, я со своими сверю.

— Пожалуйста, — ничего не подозревающий Мишка суетливо открыл портфель и протянул Саньке тетрадки.

Что тут началось! Визг, шум, крик!.. У Саньки эти тетрадки чуть с руками не оторвали. Он был вынужден вскочить на парту и высоко поднять их над головой.

— Чур, я второй, — надрывался Лёнька, безуспешно стараясь пробиться к Саньке. — Чур, я второй!

Началось повальное списывание. Все закончили почти одновременно, потому что списывали по цепочке, сосед у соседа.

Прозвенел звонок, и наконец измятые тетрадки вернулись к своему владельцу, который уже отчаялся их получить.

— У вас всегда так? — угрюмо спросил он коварного Саньку.

— Нет. Только тогда, когда кто-нибудь приготовит, — охотно разъяснил Санька.

Мишка ещё больше стал жалеть, что связался с этим пропащим классом. Но отступать было поздно, тем более что ещё не известно, чем это кончится.

Вот, два года назад, Мишка, прослушав по радио передачу о подземных реках, озерах и морях, стал рассказывать о них заядлому спорщику Витьке Кунину. Поверить в существование каких-то подземных морей Витька наотрез отказался и обозвал Мишку брехуном. Мишка настолько разозлился, что вгорячах сказал, что даже под их двором где-нибудь на глубине залегает ну если не море, то озеро, а если не озеро, то речка наверняка! И со следующего дня начал доказывать. Вышел во двор с лопатой и стал рыть землю за беседкой. А Витька вокруг крутится и незаметно землю щупает, а она, чем глубже Мишка копает, тем сырей и сырей. У Витьки даже сомнения появились: «А может, Мишка и прав?» Но через неделю торжествующий Витька сказал: «Копать тебе — не перекопать до самой смерти!» И только он сказал, как Мишка со злостью ударил лопатой в дно ямы, что-то звякнуло — и вверх ударила струя воды! Она была ржавая-прержавая, и потрясённый Мишка объяснил сбежавшимся зевакам, что под их двором, кроме подземного моря, залегает ещё, видимо, и мощный пласт железной руды. Этот фонтан Витьку совсем доконал. Правда, Мишкин триумф был недолгим. Во двор приехала бригада из «Водоканалтреста» и начала срочно заменять водопроводную трубу, настолько проржавевшую, что Мишка незаметно для себя случайно пробил её лопатой. Ему даже благодарность объявили за то, что он обнаружил повреждение, и разъяснили, что этот отрезок трубы давно пора заменить — он тут с самой «довойны» лежит.

С тех пор у Мишки и появилось твёрдое правило: пока не знаешь, чем кончится любое начатое дело, унывать преждевременно.

Сегодняшний день лишний раз это подтвердил. Клавдия Анатольевна на уроках арифметики и русского языка устроила почти поголовную проверку домашних заданий, и… в классном журнале появилось десять пятёрок. Учительница была поражена!

Глава седьмая«БУКСИР»

Мишка ничего не сказал дома о том, что перешёл в другой класс. Вовсе это не обязательно. А то начнётся: зачем да почему… Всё равно родители никогда в школе не бывают, даже на родительских собраниях. И их, конечно, можно понять. Зачем ходить в школу, если у Мишки всегда безупречное поведение и одни пятерки?

Мишка долго ломал голову: как лучше взяться за 4-й «Б»? И решил заниматься с каждым отдельно. Со всем классом сразу не сладишь, а поодиночке ни один не устоит.

Но с кого начать?

По алфавиту следовало начинать со Светки Яковлевой. И всё потому, что у её отчима была звучная фамилия Анжуйских. Мальчишки прозвали его Герцогом Анжуйским — какой же четвероклассник не читал «Королеву Марго»! Несомненно, на выбор прозвища повлияло и то, что Анжуйских был единственным в городе обладателем полного собрания сочинений Дюма дореволюционного издания.

А раз Светкин отчим Анжуйский — значит, и она Анжуйская. И начинать надо именно с неё.

И Мишка начал. Каждый вечер он ходил к ней домой и учил уму-разуму. Анжуйский это одобрял и всё время подчеркивал: «Ученье — свет!» Этим он, верно, хотел сказать, что «неученье — тьма».

Четвёртый «Б» относился к Мишкиной деятельности неодобрительно, потому что Мишка строго-настрого приказал Светке никому не давать списывать. Так что все были возмущены до предела. Особенно негодовала Зинка Шестакова. Напрасно Мишка объяснял ей, что Светке как самой отстающей надо «подтянуть хвосты». «А другим, значит, не надо хвосты подтянуть?» — говорила Зинка таким тоном, что Мишка всегда тушевался и начинал бормотать: «Ты на букву «Ша», и до тебя дойдёт очередь».

После известных нам событий на СЮПе Зинка вообще странно вела себя с Мишкой. Уставится на него на уроках и смотрит, а стоит Мишке взглянуть на неё, как она тотчас же покажет язык и отвернётся. А то ещё и придирается ни с того ни с сего и даже без всякого повода. Словно он её заклятый враг. А какой он ей враг, если она ему совершенно безразлична?!

Злопамятная она, вот в чем дело!

* * *

…Кнопка звонка была высоко, и Мишке пришлось встать на цыпочки.

— Кто? — раздался за дверью бас Анжуйского.

— Это я! — крикнул Мишка. Дверь была обита клеёнкой, а под клеёнкой лежал толстенный слой ваты, и Мишка всегда опасался, что его не услышат.

Дверь открывали долго. Уныло звякали цепочки, гремели ключи и скрежетали засовы.

— А, Михаил Семёнович! — на пороге возник Светкин отец. Он был такой низенький и широкоплечий, что казался квадратным..

Герцог всегда делал вид, что не ожидал увидеть Мишку за дверью, как будто не слышал его громогласного: «Это я!» и как будто открывал дверь, даже не спросив: «Кто там?»

— Здравствуйте, Кузьма Егорыч. — Мишка так усердно вытирал ноги о резиновый коврик, что по подъезду разносился громкий яростный скрежет.

— Здравствуй, здравствуй, — благодушно ответил Анжуйский. — Добро пожаловать!

А спрашивается, куда пожаловать, если он загораживал дорогу, явно выжидая, когда Мишка сотрет подметки до дыр.

Минуты через две Анжуйский наконец решил, что Мишка вытер ноги достаточно основательно, и пропустил его в переднюю. Здесь Мишка опять заработал ногами. Сначала вытер их о мокрую тряпку, а потом о старый сухой коврик.

Из комнаты выскочила Светка. На голове у неё красовался красный капроновый бант, похожий на огромную бабочку. Пальцы, нос и лоб у Светки были измазаны чернилами.

— У меня ничего не получается… Не сходится с ответом…

— Сейчас сойдется, — пропыхтел Мишка, стаскивая пальто.

Они прошли в Светкину комнату. Эта комната, как и остальные три, напоминала мебельный склад или магазин случайных вещей. Повернуться негде.

«Правда, у нас красиво? — всегда спрашивала Светка. — Вот только кровать не в тон, но мы её скоро продадим. Уже приходили смотреть». И правда, Мишка видел на трамвайной остановке объявление, приклеенное к столбу: «Срочно продается кровать отечественного производства (односпальная) цвета грецкого ореха с матрацем в хорошем состоянии. Наш адрес: ул. Бакунина, дом 14, кв. 56, Анжуйских. Деревянная». Слово «деревянная» относилось к кровати. Это объявление, написанное от руки, висело не только на остановке, но и по всей улице. И поэтому вот уже с месяц вся школа знала, что Анжуйские продают кровать «отечественного производства в хорошем состоянии». «Ну как, продали?» — каждый день спрашивали ребята у Светки. «Нет ещё, — отвечала Светка и, видимо, повторяла слова родителей. — За такую цену пусть она лучше дома стоит!

В комнату вплыла Светкина мать в шуршащем халате.

— Здравствуй, Миша.

— Здравствуйте, — почтительно ответил Мишка. Он её почему-то побаивался. Она была такая высокая и толстая. И, наверное, очень сильная. Она была похожа на борца-тяжеловеса.

Светкина мать поставила на стол зелёную тарелочку с двумя пирожными.

— Занимайтесь, дети, занимайтесь, — нежно сказала она. — Не буду мешать. — И удалилась.

Эти пирожные на зелёной тарелочке стали традицией с того самого дня, когда Мишка появился у Анжуйского и взял шефство над Светкой. Сначала Мишка стеснялся есть пирожное. Но Светка всегда проворно хапала одно их них и бормотала с набитым ртом:

— Ешь, ешь. Чего ты?! У нас их видимо-невидимо! Правда, вкусно?

— Правда, — отвечал Мишка, скромно отщипывая кусочек.

Пирожные и впрямь были очень вкусные. И потом, чего тут плохого, раз тебя угощают?!

Мишка и Светка жевали пирожные и решали задачки.

У Светки действительно никогда ничего не получалось, потому что она ленилась подумать и всё время отвлекалась. Сделает вид, что задумалась, а сама смотрит-смотрит на своё отражение в тёмном окне, а когда Мишка склонится над тетрадкой, рожи корчит.

Или выбежит «на минутку» в другую комнату и незаметно для родителей проторчит полчаса за их спинами, уставившись в телевизор.

Или, ещё хуже, начнет дремать, зевать, тереть кулаками глаза.

— Ну как, сосчитала? — строго спросил Мишка».

Светка вздрогнула и перестала грызть ногти.

— Не сходится, — привычно заныла она.

— Ну и тупая же ты! — не выдержал Мишка.

Светка надулась и отвернулась.

«Ну, я тебе нарешаю», — подумал он. И на радость Светке с ходу решил все задачки и дал переписать. Только вид у него был почему-то очень загадочный.

Мишка возвращался домой поздно вечером. Падал пушистый снег, и на безлюдной улочке не было ни одного следа.

Снег все падал и падал. И казалось, он падает только под фонарями в чётких конусах света.

Глава восьмаяДВА ПЛЮС ДВА — ПЯТЬ

На арифметике Мишка сидел ни жив ни мёртв. Он очень боялся, что сейчас — вот-вот сейчас! — учитель вызовет Светку к доске. И потом… Страшно даже представить!

А Светка чувствовала себя спокойно. Даже слишком спокойно. А чего ей волноваться? Это раньше ей надо было волноваться. А теперь она на буксире. А всем известно, на флоте буксир на то и буксир, чтобы вести баржу против течения. А капитан баржи может себе спать-почивать и вообще даже выключить моторы.

Учительница сделала перекличку и снова склонилась над журналом.

В классе наступила гробовая тишина. Сейчас кого-то вызовут.

«Лишь бы не Светку! — взмолился про себя Мишка, — Лишь бы не Светку!»

И он высоко поднял руку:

— Можно я?

— Мухоркин! — рассердилась учительница, — Сколько раз я говорила, что руку надо поднимать молча!

Все сразу зашушукались, заёрзали, зашелестели тетрадями — незапланированная передышка.

— Садись, — сказала учительница и опять уткнулась в журнал.

Снова наступила тишина.

Мишка взглянул на Светку и ужаснулся. Она изо всех сил тянула руку.

Что делать?

Учительница оглядела класс. Её взгляд задержался на Светке — сердце у Мишки дрогнуло! Затем — на Мишке… Мишка сразу вскочил и направился к доске.

— Ты куда? — опешила учительница.

— Отвечать, — сказал Мишка.

— А я тебя не вызывала. Что с тобой, Мухоркин?

Все засмеялись. И громче всех хохотала Зинка.

— Может, ты болен? — сочувственно спросила учительница.

Она любила у всех по всякому поводу спрашивать о здоровье.

— Здоров…

Учительница покачала головой.

— Кунин, — сказала она, и весь класс облегчённо вздохнул.

У Мишки сразу отлегло от сердца.

Но учительница вдруг снова взглянула на Светку, которая продолжала тянуть руку, и внезапно сказала:

— Погоди, Кунин. Иди, Яковлева, к доске.

Мишка даже застонал. Эх, голова-голова! Ведь спрашивала же учительница русским языком, болен он или нет. Сидел бы себе сейчас в медпункте с градусником под мышкой.

И Мишка поднял руку, словно белый флаг.

— Ты что? — спросила учительница.

— Я вас обманул, — жалобно сказал Мишка. — Я не здоров, а болен. У меня температура так и растёт, упадок сил! Можно выйти?

Весь класс грохнул.

Клавдия Анатольевна сначала засмеялась, а потом нахмурилась.

— Я тебя не узнаю, Мухоркин. Прекрати паясничать.

Мишка сел и плотно зажал уши руками. Теперь всё!

Дальнейшие события происходили перед ним, как в немом кинофильме. Светка, сначала встав на цыпочки и затем присев на корточки, покрыла доску рядами огромных цифр. И всё время заглядывала в тетрадь. Рот у неё то открывался, то закрывался. Очевидно, она, как всегда, повторяла вслух весь ход решения. Что-нибудь вроде: один в уме, умножим три на четыре, вычтем из шести пять… и так далее.

Внезапно у Клавдии Анатольевны округлились глаза и на передних партах у всех начались трястись от беззвучного смеха плечи — и Мишка почувствовал: вот оно, свершилось! Эх, была не была! И он открыл уши. И тотчас же доселе безмолвный мир заполнился звуками: хихиканьем, шёпотом, шелестом, скрипом и стуком мела по доске. Удивительно громкими звуками, как всегда после того, как на время заткнёшь уши.

Это была чепуховая задачка. Номер 880 из учебника Пчелко и Поляк за шестьдесят третий год (издание девятое). В условиях говорилось, что «в течение года в инкубатор 14 раз закладывали по 840 яиц. Из двенадцатой части всех яиц цыплята не вылуплялись».

Требовалось узнать: «Сколько цыплят вывелось за год?»

Эти несчастные цыплята, которые не вывелись — целых 980 штук! — снились Мишке даже во сне. Настолько было ему их жалко!

Вся задачка была решена правильно. Но дальше у Светки ещё стояло совсем уже лишнее: загадочное «2+2=5».

Светка удивлённо смотрела на хихикающий класс.

— Это ты сама решала? — спросила учительница.

— Конечно, сама! — гордо сказала Светка.

— А может, тебе Мухоркин помогал?

— Нет, — соврала Светка. Она была уверена, что Мишка её не выдаст.

— Так, — сказала Клавдия Анатольевна. — А что означает вот это? — И она указала на злополучное «пять».

— Это?.. — растерялась Светка.

Хихиканье в классе усилилось.

— Сколько будет: два плюс два?

Светка тревожно взглянула на доску, затем — в тетрадку: неужели ошиблась? И облегченно вздохнула:

— Пять…

Что тут началось!

— Держите меня! — тоненько вскрикивал Витька Кунин. — Софья Ковалевская!

Учительница обернулась — и сразу наступила тишина. Все глядели на неё серьёзно и сосредоточенно, только несколько девчонок вдруг не выдержали и прыснули.

— Ой! — вдруг жалобно вскрикнула Светка. — Не пять, а четыре! Четыре! Четыре! — И накинулась на Мишку — Это всё ты!.. Решать не умеешь! Даже в первом классе знают, что два плюс два — четыре!..

Этим Светка погубила себя.

— Садись, Яковлева, — сказала учительница. — Два.

— За что? — заныла Светка. — Это он!

— От лени пока лекарства, к сожалению, нет, — вздохнула Клавдия Анатольевна. — И ещё запомни: ложь никого не украшает.

Мишка был спасён.

Домой он возвращался вместе с Зинкой. На уроке она ему передала записку, что им надо поговорить.

— Какая ж я была дура! — сказала она. — Ведь ты и меня мог так подвести! Эх ты, отличник!

И ушла.

И Мишка опять — в который раз! — пожалел, что связался с этим пропащим классом.

Глава девятаяСУНДУК КАПИТАНА ФЛИНТА

Во дворе у Саньки мальчишки из 4-го «Б» азартно гоняли шайбу.

— Здоров, Мишка! — крикнул Санька, завидев у ворот Мухоркина, и уверенно сказал Лёньке — Видишь, с портфелем! Списать принёс, своё дело знает.

— Знает своё дело, — поддакнул Эхо Наоборот. — Списать принёс. С портфелем.

— Ты подожди немного, — деловито сказал Санька Мишке. — Потом спишем. Ответственная встреча!

— Держи карман шире, — сказал Мишка.

— Что-о? — Санька опёрся на клюшку и выразительно подмигнул ребятам: видали, мол, такого!

— А ты на что? — удивился Вовка Сидоров. Толстый и неповоротливый Кабась был рад вынужденной передышке.

Мишка отрицательно помотал головой:

— Сами сделаете.

— Ты в нашем классе свои порядки не устанавливай! — разозлился Санька. — Завтра к нам директор придет, я слышал! А не хочешь — как хочешь. Не у тебя, так у Витьки спишем. Иди, Витька, трудись.

— У меня всегда с ошибками, — заныл Витька. Ему страшно не хотелось бросать игру и идти домой.

— Лучше с ошибками, чем ничего, — мудро заметил Вовка Кабась.

— Вот именно, — подтвердил Санька.

— Именно вот, — тут же повторил Эхо Наоборот.

— Ну, тогда идёмте ко мне, — нарочито равнодушно сказал Мишка. — Каких-то два-три часа посидим, и всё!

Но его «хитроумный» план потерпел крушение.

— Была охота, — хмыкнул Санька.

— Охота была, — хмыкнул Эхо Наоборот.

— Не было охоты, — хмыкнул Кабась.

— Никуда я не пойду, — снова заныл Витька, — я играть буду.

— Ну, что вам стоит? — взмолился Мишка.

— Иди, иди, — сказал Свечкин. — Не мешай.

И Мишка уныло побрел домой.

«Может, все-таки дать им списать? — подумал он. — Нельзя. Ни за что! Потому что ничего от этого не изменится. Они будут наслаждаться свободой, а ты, «буквоед и отличник», гни на них спину. Нет уж. Сами должны убедиться, как тяжело быть отличником. Но как?..

У рыболовного магазина его внимание неожиданно привлекла следующая сцена.

Какая-то женщина извлекла своего непутёвого сына из толпы у входа и выговаривала ему на всю улицу:

— Сил моих больше нет! Ты наконец будешь заниматься? Или мне отцу позвонить?

А он хлюпал носом и настырно повторял:

— Купишь крючки — пойду. Купишь — пойду.

— А ты не обманываешь? — подозрительно спросила мать.

— Честное пионерское! — засиял мальчишка и помчался по улице.

— Ты куда? — растерялась мать.

— Уроки учить! — крикнул он.

Она вздохнула и вошла в магазин.

И тут Мишку озарило. Как же он раньше не додумался?!

Ведь в коридоре у него стоял заветный ящик, который отец называл сундуком капитана Флинта. В нём Мишка хранил свои «драгоценности»; кованые рыболовные крючки с прямым загибом, чешские и немецкие, они отливали синим блеском, и каждый был привязан к длинному поводку; мотки крепчайшей шёлковой лески — настоящий парашютный шёлк, запросто выдерживающий три утюга, Мишка уже испытывал; два тюбика синтетического мотыля, за ними в магазине «Рыболов» такая давка была! — оно и понятно, живого мотыля не достанешь, да и не всегда он в продаже бывает; мешочек с грузилами — дробинки, картечины и просто куски свинца и гайки для донок; несколько гусиных перьев на поплавки и даже одно страусиное из старой прабабушкиной шляпы — большое перо, мохнатое, словно веер, поплавка из него, конечно, не сделаешь, но всё равно может пригодиться; старый веник — из его толстых сухих стеблей на комле тоже получаются отличные поплавки, кто понимает толк в старом венике… А ещё — замечательная книга «Жизнь и ловля пресноводных рыб России» знаменитого учёного и выдающегося рыболова Сабанеева. И хоть она была потрёпанная-препотрёпанная, со всякими твердыми знаками и устаревшими буквами, Мишка её все равно очень ценил и страшно жалел, что плохо умеет читать на дореволюционном русском языке.

О Мишкином богатстве знал весь двор. Да что двор — улица!

«Мишк, покажь снасти», — то и дело приставали к нему ребята, забыв даже о своей неприязни к «примерному мальчику и школьному активисту».

«Пожалуйста», — говорил Мишка. Жалко, что ли? Он сам был не прочь похвалиться.

Мальчишки часами сидели вокруг сундука капитана Флинта, а Мишка показывал им одну вещь за другой, ревниво следил за каждым, чтобы никто ничего ненароком не унёс, и важно похлопывал по дореволюционному тому Сабанеева: «Тут такие клёвые насадочки описаны! Никто о них и не знает! Никогда без рыбы не останешься».

А если кто-нибудь сомневался, Мишка раскрывал книгу, долгое время беззвучно шевелил губами, а потом «переводил» на современный русский язык:

«Во, смотри, что пишут о лучшей насадке для плотвы! Надо тесто сделать, хорошенько смешать со свинцовым суриком и добавить мёду. Поняли?»

Мальчишки только ахали и потихоньку записывали рецепт на обёртке своих дневников.

«А что такое сурик?»

«Сурик, — охотно объяснял Мишка, он уже знал от отца, — это краска такая. Красного цвета».

«Ну, мёд — это понятно. А вот краска зачем?» — допытывались ребята.

«Соображать надо, — наслаждался своей осведомлённостью Мишка. — Рыбу красный цвет привлекает. Она на цвет так и идёт, валом валит».

«Уж и валом?» — сомневались некоторые.

«Не верите, не надо!» — И Мишка захлопывал книгу.

«Ну, что ты, что ты! — пугались мальчишки и спрашивали: — Ну, а ещё что там написано? Другие рецепты есть, а?»

«Здесь всё есть!» — гордо отвечал Мишка.

* * *

…Дома Мишка поспешно «произвёл ревизию» знаменитого сундука. В нём не осталось ничего, кроме потрёпанной книги Сабанеева. Всем остальным Мишка загрузил портфель и карманы и вышел на улицу.

У трамвайной остановки он наткнулся на Зинку. Она возвращалась с катка, на плече у неё болтались белые ботинки с фигурными коньками.

— С катка? — спросил он Зинку.

Зинка хотела было независимо пройти мимо, но Мишка преградил ей дорогу, и поэтому она остановилась.

— А ты опять к Светке задачки решать? Сколько будет два плюс два? — насмешливо сказала она.

— На вопрос вопросом не отвечают! — вспылил Мишка.

— У тебя не спросилась, — отрезала Зинка.

— Говоришь, не спросилась, а сама спрашиваешь! — усмехнулся Мишка.

— Пропусти! Стоит, как пень на дороге.

— И буду стоять. А чего ты ко мне со своей Светкой пристаешь? Она из вашего класса — сами ей и помогайте!

— А ты из какого? — возмутилась Зинка. Она оттолкнула Мишку в сторону, он от неожиданности чуть в сугроб не упал, и крикнула: — Нехорошо, Мухоркин! С таким, как ты, наш класс никогда из двоек не вылезет!

— А это мы ещё посмотрим! — Мишка многозначительно похлопал по портфелю.

— И смотреть нечего, — засмеялась Зинка.

— Фи-гу-рис-тка! — взорвался Мишка. — А сама на коньках стоять не умеешь!

— А ты видел, как я теперь катаюсь? Видел?

— Как падаешь — видел, а как катаешься — нет! — съязвил Мишка.

— Дурак, — сказала Зинка.

— Корова на льду! — крикнул Мишка и решительно направился к дому Свечкина. Уже во второй раз.

Мальчишки по-прежнему гоняли шайбу.

— Ну что, передумал? — сказал Санька.

…Через пять минут во дворе никого не осталось.

Каждый умчался домой готовить уроки.

Каждый после небольшой потасовки унёс с собой что-нибудь из Мишкиных сокровищ: кто крючки, кто грузила, кто леску… А Вовке Сидорову достался старый веник, который Мишка с таким трудом год назад выпросил у матери.

Во дворе остался один только Мишка… с пустым портфелем.

На следующий день 4-й «Б» заработал двадцать шесть пятёрок и четвёрок!

Клавдия Анатольевна растерянно улыбалась и то и дело повторяла, обращаясь к директору:

— Это чудо!

А Мишка с ужасом думал о завтрашнем дне. Сундук капитана Флинта был пуст.

— Ты что, свои снасти перепрятал? — спросил у него вечером отец.

— Я с ребятами поделился, — соврал Мишка. — А то у меня много, а у них — ничего.

— Молодец, капитан Флинт! — похвалил отец.

Если б он знал всю правду… Но признаться Мишка не мог: язык не поворачивался сказать всё, как есть. Отступать было поздно.

Глава десятаяДУРАК

Что делать?

Безвыходное положение.

Если б у него были друзья, то можно было бы посоветоваться. А где их взять, если ты круглый отличник и к тому же пример для всех?! Есть, правда, Толька Ануров, из его прежнего класса, да и тот «сплошной хорошист» — у него забот хватает! Он среди мальчишек своей улицы тоже на птичьих правах!

Ну, что же придумать?

Разве с ними договоришься…

Однажды, когда ещё Мишка не имел никакого отношения к 4-му «Б», он нашёл вместе со Свечкиным на берегу реки старинную монету, и они целый день договаривались: чья же она всё-таки будет? Так и не договорились. Пришлось разрубить её на две половинки, чтобы никому не было обидно. А затем каждый, незаметно друг от друга, бросил свою «долю» в реку — какой толк от половины монеты?!

Вот и сегодня после занятий Мишка и так и этак пытался подольститься к мальчишкам, а они в хоккей гоняют и хоть бы хны. А потом Санька «сжалился» и спросил: «У тебя в сундуке больше ничего не осталось?» — «Ничего», — ответил Мишка. «Ну, тогда не мешай играть, иди уроки учи!» — сказали ему.

Может, обратно в 4-й «А» вернуться? Только теперь уже дороги назад нет… Сам заварил, сам и расхлёбывай.

Нет, что ни говори, а положение и впрямь было безвыходное.

Мишка уныло сидел на лавочке, не зная, что придумать.

К нему подошел малолетний Пашка из 15-й квартиры с хоккейной клюшкой в руках и без всякой надежды спросил:

— Сыграем?

— Иди к Саньке играй! — сказал Мишка.

— Ходил, — уныло ответил Пашка. — Не принимают.

— Ещё раз сходи.

— Что я, дурак? — обиделся Пашка и уныло направился к подъезду, волоча за собой клюшку. У двери он обернулся и крякнул: — Сам ты дурак!

— Верно, — мрачно согласился Мишка.

Пашка, который уже собирался драпать без оглядки, удивленно остановился.

— Поди сюда, — позвал его Мишка. — Да не бойся, бить не буду.

— А я не боюсь, — сказал Пашка, глаза у него так и бегали. — А бить ты меня не имеешь права, у меня на это отец есть!

— Трус, — Мишка презрительно посмотрел на него. — Я же тебе сказал, что бить не буду.

— Не будешь? — недоверчиво переспросил Пашка.

— Ну, не буду! Не буду! — разозлился Мишка. — Мне с тобой поговорить надо.

— А ты оттуда говори.

— Отсюда не могу.

— Почему это не можешь? — подозрительно спросил Пашка, на всякий случай держась за ручку двери.

— Не хочу, чтобы все слышали. Тайна, понял?

Это на Пашку подействовало, и он нерешительно направился к лавочке. Медленно медленно. Да ещё через каждый шаг останавливался и грозил:

— Только тронь!.. Попробуй только!.. Я отцу скажу!.. Он тебя разрисует! Ну? — Пашка остановился напротив Мишки и угрожающе выставил клюшку вперёд.

— Скажи, кто я, по-твоему? — неожиданно спросил Мишка.

— Ты? — оторопел Пашка и уклончиво ответил: — Мишка… А кто ж ты ещё?..

— Нет, — отмахнулся Мишка. — Как ты меня перед этим назвал?

— А говорил, бить не будешь… — заныл Пашка и рванулся к подъезду, но Мишка схватил его за пальто.

— Отпусти-и! — заголосил Пашка на весь двор.

— Ты что, бешеный?! — испугался Мишка. — Сказал, не трону — значит, не трону! Неужели тебе трудно меня дураком назвать?

— Дурак! Дурак! Дурак! — заверещал Пашка.

— Молодец, — похвалил его Мишка и сразу отпустил.

Пашка настолько растерялся, что даже не стал удирать.

А Мишка, больше не обращая внимания на Пашку, сидел на лавочке и растравлял свои душевные раны.

«Дурак и есть, — говорил он сам себе. — Дурак! Связался с этим четвёртым «Б»! В школе проходу не дают. Трижды дурак — вот кто он! Все об этом знают. Даже глупый Пашка знает. Так мне и надо, не будь дураком!»

— Мишк, а Мишк, — прервал его размышления Пашка, — а ещё раз можно?

— Что — можно?

— Ну, это… — засмущался Пашка, — дураком тебя назвать, а?

— Называй, — вздохнул Мишка. — Чего уж там…

И Пашка радостно затараторил:

— Дурак! Дурак! Дурак! Дурак!..

Мишка молчал, уставившись в землю, а Пашка, оседлав клюшку, скакал вокруг лавочки и вопил:

— Мишка — дурак! Мишка — дурак! Мишка — дурак!..

Вдруг раздался чей-то дружный смех, и Мишка поднял голову.

Невдалеке, у ворот, стояли Зинка и ещё несколько девчонок из 4-го «Б». Они о чём-то шептались, смотрели на Мишку и громко смеялись.

А Пашка надрывался вовсю, несколько разнообразив свою программу:

— Дурак — Мишка! Мишка — дурак!

Мишка вскочил — и не успел Пашка опомниться, как воткнулся головой в глубокий сугроб и беспомощно задрыгал ногами.

— Будешь знать, кто дурак!.. Будешь знать!..

Пашка выплёвывал снег и причитал:

— Я и так давно знаю, что ты умный! Я не хотел! Ты меня сам заставил!

Наконец Пашке удалось вырваться, и он, оставив на поле боя клюшку, промчался через весь двор и скрылся в подъезде.

Весь вечер Мишка переживал, что так глупо перед девчонками опозорился. Он на них здорово разозлился. Это всё Зинка… Вместо того чтобы уроки учить, шатаются по городу или дома у неё сиднем сидят и треплются. А иначе чего они у неё забыли? Каждый день собираются!

Девчонки пока особых хлопот Мишке не доставляли, они уверенно тянули на тройки. А теперь только держись — Зинка их нарочно от учёбы отвлекает. Верно, назло. Недаром она ему проходу не даёт!

Глава одиннадцатаяЖРЕБИЙ БРОШЕН

Вся следующая неделя прошла у Мишки, как в страшном сне. Двойки сыпались, словно из рога изобилия. Клавдия Анатольевна совсем расстроилась.

— Теперь-то я знаю, — говорила она, — когда вы хотите учиться, у вас получается. Придётся поставить вопрос на пионерском собрании.

В субботу в классе появился Николай VI и сказал, чтобы все остались после урока.

— А если кто сбежит… — он пристально посмотрел на Свечкина и сделал долгую паузу, видимо, выбирая наказание пострашнее.

Санька даже на парте заёрзал.

А Николай VI так ничего и не смог придумать и наконец сказал:

— …пусть сам на себя пеняет!

— И только-то! — захихикал Санька. Он думал, что пионервожатый скажет что-нибудь вроде: «Как встречу потом в тёмном переулке, своих не узнаешь!» — а тут нашли чем пугать. Он, Санька, и так всю жизнь сам на себя пеняет, потому что больше не на кого.

Но на пионерское собрание остался. Он вообще-то любил разные собрания. Однажды он даже просидел три часа в красном уголке на собрании ЖЭКа, когда решался вопрос об озеленении двора. Взрослые спорили до хрипоты и наконец порешили засадить весь двор липами, потому что они быстрее растут, и уже хотели расходиться. Но тут встал Санька. «Ничего не выйдет, — сказал он. — Нам тогда в футбол играть будет негде». Санькино слово на этом собрании оказалось самым веским. Жильцы решили засадить деревьями только половину двора, а другую оставить для футболистов. И не липами, потому что липы очень хрупкие, а дубами. «Дуб, он всё выдержит», — сказал тогда председатель ЖЭКа. Будь его воля, он бы, не задумываясь, выписал железные деревья из Африки, которым не то что футбольный мяч, но даже топор не страшен.

Пионерское собрание открыл председатель отряда Вовка Сидоров и забубнил по бумажке:

— На повестке дня — текущая успеваемость, помощь отстающим и дисциплина… — Он подумал и почему-то уточнил — На уроках.

— Кто первым выступит? — спросил Николай VI. Он сидел вместе с Вовкой за учительским столом.

Первым выступил Мишка. Он разгромил всех в пух и прах. Он говорил, что ему ещё никогда не приходилось учиться в таком отстающем классе, как 4-й «Б», сталкиваться с такими лентяями, как Санька Свечкин, и жить в одном доме с такими хулиганами, как Витька Кунин.

Мишкина речь вызвала переполох.

— Это кто хулиган?! — закричал Витька.

— Это кто лентяй?! — закричал Санька.

— Мы тебя к себе не звали! — закричали все.

Николай VI начал яростно стучать карандашом по столу, и наконец все успокоились.

— Кто следующий?

Но больше никто выступать не хотел.

— Поактивней, поактивней, — призвал Николай VI.

И все снова зашумели, закричали, заспорили. А Зинка Шестакова подскочила к Мишке и давай его прорабатывать:

— А какое ты имеешь право про нас так говорить? Что ты о нас знаешь? Ты у нас без году неделю!

— А он сам хулиган! — надрывался Витька. — Он неделю назад у нас во дворе пятилетнего Пашку до полусмерти избил, я в окно видел!

Николай VI опять стал яростно стучать по столу, даже карандаш сломался, но все увлеклись спором с Мишкой.

Тогда Вовка Сидоров, вспомнив о своих обязанностях, гаркнул: «Ти-хо!» И гам сразу стих.

— Вот видите, — запальчиво сказал пионервожатый, — о какой дисциплине может идти речь, когда вы себя так на собрании ведёте!

— Так вы же сами нас просили поактивней, — удивился Витька.

Николай VI чуть не задохнулся от возмущения:

— Ну, знаете ли…

Но тут открылась дверь, и вошла Клавдия Анатольевна.

— Ничего, ничего, продолжайте, — сказала она и тихонько, на цыпочках, словно боясь помешать, прошла через класс и села за последнюю парту. Она сидела и напряжённо смотрела на дверь, словно ещё кто-то должен был войти, какой-нибудь большой начальник. Ребята удивлённо переглянулись и стали с любопытством глазеть на дверь, как будто из- за неё вот-вот должно появиться что-то необыкновенное. Даже Николай VI обернулся.

В наступившей тишине послышались за дверью чьи-то шаги, как будто приближалось несколько человек. Затем дверь чуть-чуть приоткрылась, также тихо закрылась и послышался отчаянный шепот:

— Ну, иди-иди… Ну!

— Сейчас…

— Ты ничего не забыл?

— Ничего…

Все прислушались, затаив дыхание. Пионервожатый встал и вопросительно взглянул на Клавдию Анатольевну. Он, видимо, хотел посмотреть, кто там за дверью шепчется. Но учительница незаметно для ребят приложила палец к губам, и Николай VI сел, недоуменно пожав плечами.

— В наше время точно так же было, — позабыв про обиду, Санька толкнул Мишку локтем. — Вот так стояли за дверью трое из соседнего класса и шептались целый час. А мы, дураки, сидели и ждали, что же будет. А те наконец осмелели, ворвались и давай нас зелёными помидорами обстреливать. И всё за то, что мы их в шашки обыграли, класс на класс.

Но тут дверь распахнулась, и в класс вошёл Толька Ануров. Вернее, влетел, видно было, что его втолкнули.

— Меня к вам делегатом из четвёртого «А» послали! — выпалил он и обернулся. Из-за двери высунулись несколько мальчишек из прежнего Мишкиного класса и стали делать Анурову знаки: давай, мол, не бойся…

Толька решительно шагнул к столу:

— Наш класс вызывает ваш на соревнование!

— Какое ещё соревнование? — возмутился Вовка Сидоров. — Ты что собрание прерываешь! Мы сегодня спортивные вопросы не обсуждаем!

— Слышал звон, да не знает, где он, — захихикал Санька.

— Не знает, где он, а слышал звон, — на этот раз совсем невпопад поддакнул Эхо Наоборот.

Все засмеялись: и Клавдия Анатольевна, и пионервожатый, и даже Толька…

А Зинка строго сказала:

— В следующий раз приходи. И сначала постучаться не забудь — дома потренируйся.

Толька нахмурился.

— А вам тоже не мешает кое-чему поучиться…

— Это чему же? — спросила Зинка.

— А тому же: надо научиться выслушивать до конца, а потом уже насмехаться!

— Правильно! — крикнули из-за двери.

— Наш класс вообще вызывает вас на соревнование, — продолжал Толька. — и по спорту, если хотите.

— Верно! — опять закричали за дверью.

Четвёртый «Б» возмущённо загудел.

— А больше вы ничего не хотите?! — разволновался Вовка Сидоров, — У вас в классе пятнадцать четвёрошников! — И обратился за поддержкой к учительнице — Клавдия Анатольевна, что же это такое?

— Вас вызывают, вам и решать, — уклончиво ответила Клавдия Анатольевна.

— Ну, раз нам решать… — вскочил Санька. — Мы ваш вызов не принимаем! Так и скажите своим!

— А вот по спорту можно, — засуетился Витька Кунин. — Мы вам в хоккей таких вклепаем! — И гордо стукнул себя кулаком в грудь. — По всей улице чемпионы!

Но Толька Ануров твёрдо стоял на своем:

— Боитесь, да?

— Струсили! Струсили! — закричали за дверью.

— Это кто струсил? — помрачнел Санька.

— Да ты и струсил, — ответил Толька. — И не по хоккею вы чемпионы, а по пáрам!

Поднялся такой гомон, что Николай VI опять хотел застучать по столу, но Клавдия Анатольевна сделала ему знак — не надо, пусть.

Мишка подскочил к двери и распахнул её:

— Да если мы захотим, вас в два счёта обставим! Неделю назад наш класс только за один день двадцать шесть пятёрок и четвёрок получил! Правда, Клавдия Анатольевна?

— Обставим в два счёта, если захотим, — вторил ему Эхо Наоборот. — Двадцать шесть пятёрок и четвёрок получили за один день неделю назад! Клавдия Анатольевна, правда?

Пионервожатый не выдержал и тоже ввязался в спор.

— Вы ещё плохо наш класс знаете! — горячо доказывал он Тольке. — Верно, Свечкин?

— Верно! — запальчиво воскликнул Санька. — Ещё как верно! Боялись мы их!

— Стоит мне только начать, — хвалился Витька Кунин, — от учебников не оторвёшь!

— Значит, принимаете вызов? — спросил Толька Ануров.

— Принимаем! — крикнула Зинка.

— А мы? — Эхо Наоборот дёрнул Саньку за рукав.

— Принимаем, — неохотно сказал Санька. Отступать было уже поздно.

Глава двенадцатаяВ ДОЗОРЕ

— Ничего не получается, — тяжело вздохнул Санька.

— А ты пойди погуляй, — сказала бабка. — На свежую голову сразу получится.

— Уж если мне выйти погулять, то вообще ничего не получится, — угрюмо ответил Санька. — Я себя знаю.

— А ты на немножко.

— На немножко я не умею. — Он выдрал из тетрадки лист и начал решать задачку сначала.

Бабка просто не узнавала его. Какой-то странный стал. Целыми днями сидит дома. Пишет, читает, читает, пишет. Ему говоришь: «Иди гуляй» — а он: «Некогда», и всё тут.

Приходилось пускаться на хитрости, чтобы он хоть немного бывал на воздухе. Бабка стала чаще посылать его в магазин: то за хлебом, то за сахаром, то за спичками… Санька выполнял её поручения с большой охотой. Ему страсть как хотелось выйти на улицу, а тут такой предлог — старому человеку по хозяйству помочь! — перед самим собой можно оправдаться. Но вскоре он завалил покупками весь кухонный шкаф, набрал запасов на целый месяц. Больше бабка ничего не могла придумать, чтобы хоть изредка выманить его из дому, и ему, хочешь не хочешь, а оставалось только одно — сидеть дома и заниматься. Зато совесть не мучила.

Все теперь старались, будь здоров! Даже осунулись. А тут ещё этот зловредный 4-й «А» объявляет один конкурс за другим: на самый чистый класс, на лучшую самодеятельность, на лучшую стенгазету и т. д. Особенно с мытьём полов пришлось намучиться. Вымоешь — всё так и сверкает, любо-дорого посмотреть. Но комиссия из 4-го «А» глазам не верит. Вынет Толька Ануров из кармана беленький платочек, по полу мазнёт, а потом всем показывает и торжествует — глядите, мол, пятнышко. Но 4-й «Б» им тоже спуску не давал, по три раза заставлял полы перемывать. И к стенгазете Толька Ануров цеплялся. Не понравилось ему, видите ли, что они в своей собственной стенгазете не на свой класс, а на 4-й «А» карикатуры рисуют. «А зачем же мы это будем на самих себя рисовать?! — удивился Вовка Сидоров. — Мы же с вами соревнуемся!» А Толька сказал: «Это нечестно». После этого 4-й «Б» такой номер выпустил, вся школа ахнула! Всех до одного из своего класса раскритиковали: этот тогда-то соврал, тот пожадничал, та не выучила уроки и так далее. Про каждого нашлось что сказать. А чтобы 4-й «А» не зазнался, Вовка Сидоров как ответственное лицо — как-никак председатель отряда! — внизу на газете приписал: «Идеальных людей не бывает».

Санька задумался и уставился в окно. Нет, задачка совершенно не получалась. Ну, никак не мог он высчитать, в какой точке сойдутся два поезда, которые выехали навстречу друг другу из пунктов «А» и «Б». Саньке всё время лезла в голову какая-то чепуха. Он никак не мог сосредоточиться и почему-то раздумывал над тем, зачем это поезда выехали навстречу друг другу — ведь они могут запросто столкнуться, если машинисты не будут смотреть в оба. А потом он наконец понял, что они выехали навстречу друг другу по разным рельсам. Ведь на ином железнодорожном полотне по нескольку путей проложено, так что навстречу друг другу могут выехать не то что два, но даже три, а может, и четыре поезда. Санька вначале обрадовался, когда сделал это открытие, но потом опять приуныл, потому что к решению задачки его открытие не имело никакого отношения.

Но тут, к счастью, прозвенел звонок. Это пришёл Мишка. Санька метнулся, распахнул дверь и втащил его в комнату.

— Ох, и загружают же вас сердечных, — проворчала бабка, когда ребята склонились за столом и заскрипели перьями.

Мишка решал задачку, закрывшись локтём от Саньки, который сидел рядом и всё время пытался к нему заглянуть. Но Мишка, наученный горьким опытом, не давал ему списывать и шипел:

— Сам решай! Сам!

Санька понял, что списать не удастся, и по привычке заныл:

— Помощь называется…

Но Мишка ничего не отвечал.

Санька повертелся немного и миролюбиво спросил:

— Погода хорошая?..

Мишка молчал. Он трудился. У него не было времени разговаривать о погоде — за этот вечер надо было обойти ещё человек десять.

Саньке стало скучно, и поэтому он снова уткнулся в учебник.

— Из пункта «А» в пункт «Б» выехали навстречу друг другу… — забормотал он и задумался.

— Ну, как? — вдруг спросил его Мишка. Он уже решил.

— Сейчас, сейчас… — отмахнулся Санька, покрывая лист столбиком цифр. Он всерьёз увлекся решением задачки.

Прошло около получаса.

Мишка попытался заглянуть в Санькину тетрадь, но Санька машинально закрылся локтем и проворчал:

— Сам решай, сам…

Мишка засмеялся. А бабка ничего не поняла и строго сказала:

— Нечего на других надеяться. Ты подумай сам хорошенько, тогда, может, и у тебя получится. А ты, Саня, не давай ему списывать, не приучай.

— Вышло! — внезапно воскликнул Санька. — Сошлось!

— Так держать, — скупо похвалил его Мишка и деловито спросил: — А по русскому у тебя как?

— По русскому у меня лучше некуда, — заявил Санька.

Мишка проверил у него упражнения, заменил букву «и» на «е» в слове «прекрасно» и начал одеваться:

— А устные как?

— То, как зверь, она завоет, то заплачет, как дитя… — забубнил Санька стихотворение Пушкина, которое задали выучить наизусть.

— Хватит, — сказал Мишка. — Знаешь.

Следующий визит Мишка нанёс Вовке Сидорову. Кабась, как всегда, полёживал на диване и почитывал толстенную потрёпанную книгу.

— Луи Жаколио. «Пожиратели огня». Читал?! — воскликнул он, увидев Мишку, и лихорадочно перевернул страницу.

Мишка хмуро посмотрел на книгу.

— Кофе хочешь? — спросил Вовка. Родителей не было дома, они работали на телецентре и пропадали там целыми днями, и поэтому он сам дома хозяйничал.

Мишка молча вынул у Вовки книгу из рук и поставил на полку. Вовка сразу же засуетился и виновато забормотал:

— Ты, Мишка, пожалуйста, со мной построже, ладно?.. Я способный, но я страшно ленивый. Ты ещё не знаешь, какой я ленивый!..

— Знаю, — сказал Мишка. — Садись.

Вовка поспешно уселся за стол и раскрыл учебники.

Через час Вовка успешно выполнил все письменные задания, и Мишка ушёл, унося с собой «Пожирателей огня», чтобы Кабась не отвлекался.

Мишка зашёл ещё к нескольким отстающим и промучился с ними до самой темноты: один смотрел телевизор и умолял отложить занятия «на потом», наверно, имея в виду двенадцать ночи; другой никак не мог решить задачку и целый час упрашивал дать ему списать, а затем сам решил за пять минут; третий притворился больным и пытался доказать, что у него высокая температура, но переусердствовал, нагрев градусник о батарею до 42 градусов; четвёртый принимал душ и долго не выходил из ванной, оттягивая неприятную минуту… Словом, каждый старался, во что горазд.

К девчонкам Мишка не заходил. Когда он предлагал им помочь, они почему-то отказывались. Ну и ладно. Было бы предложено!

Наконец Мишка вернулся домой и хотел уже сам сесть за уроки — переписать всё с черновиков в тетради, но тут вспомнил, что ещё не зашел к Витьке Кунину.

Найти Витьку не составляло особого труда. Как-никак, живут в одном доме. Он гонял с Пашкой по двору консервную банку, и истошные крики: «Гол! Гол!» — были, пожалуй, слышны на другом конце города.

Только Мишка вышел из подъезда, как на третьем этаже открылась форточка и раздался голос Витькиной матери:

— Вить! А Вить! А ты уроки-то выучил?

— Выучил! — отозвался Витька, но тут увидел Мишку и поспешно закричал: — Нет ещё! Сейчас выучу!

— А говорил, выучил! — рассердилась мать.

— То есть, я выучил, — заголосил Витька, не отрывая взгляд от Мишки. — Но я хочу ещё раз повторить!

У Витьки была удивительная способность врать.

Домой Мишка вернулся поздно. Голова гудела, глаза слипались, и цифры перед глазами расплывались, словно в густом тумане. Страшно хотелось спать.

«Часа два посплю, — решил Мишка, — а потом все сделаю».

Он проснулся утром. Ужас! Уже опаздывал в школу.

Первым был урок арифметики. И надо было случиться, что Клавдия Анатольевна вздумала у всех проверить домашние задания. Только у Мишки, у одного-разъединственного во всём классе, не было в тетради решения задачки. Решать со всеми решал, а у себя записать не успел — закрутился.

Напрасно Витька Кунин защищал его и говорил, что он знает и подготовил лучше всех.

— Нечестно перед четвёртым «А» делать кому-нибудь исключение, — сказала Клавдия Анатольевна. Видно было, что ей самой очень тяжело выводить в журнале перед Мишкиной фамилией жирную цифру «2».

Мишка заулыбался и гордо посмотрел на всех. Надо же, как повезло. Теперь уж никто не посмеет обозвать его буквоедом.

— Весь класс подводишь, — прошипела Зинка. И Мишка сразу скис.

Вот и пойми их!

Тут он ещё подумал, что за двойку здорово влетит дома, и совсем расстроился. Одна надежда, что родители редко дневник проверяют, раз он круглый отличник.

Глава тринадцатаяОРЕЛ ИЛИ РЕШКА?

С Лёнькой и Санькой что-то случилось. Они уже не ожидали Мишку, как раньше, после уроков. И дома их было невозможно застать. А когда Мишка спрашивал, где пропадают, они смущались и уклончиво отвечали:

— Дело было, понимаешь…

— Какое ещё дело? — возмущался Мишка. — Вы уже за эту неделю на двоих четыре двойки схватили.

— Ну, не могу сказать, не могу, — отчаянно говорил Санька. — Веришь?

— Веришь? — поддакивал Эхо Наоборот. — Не могу сказать, не могу.

Так никто у них ничего и не мог допытаться: ни Вовка, ни Зинка, ни Витька…

И 4-й «Б» решил проследить, куда это каждый раз после школы ходят Санька с Лёнькой. Но их не так-то просто было выследить. Вскочат на ходу в трамвай — и поминай как звали.

— От меня не скроются, — самоуверенно заявил Витька. — Я их и под землёй и под водой найду. Вот однажды мы с Санькой играли летом на реке в казаки-разбойники. А он знаешь до чего додумался — нырнул, камень между ног зажал и дышит через соломинку. Я его искал-искал, с ног сбился. Потом вижу — из воды соломинка торчит, а вокруг неё пузыри булькают. А у меня с собой спички были. Нашёл я на берегу окурок, раскурил его как следует, подплыл к соломинке, затянулся и как дуну в неё. А Санька как выскочит, из носа дым валит! А потом дал мне два раза по шее и говорит: «Ты ещё тот следопыт, Витька. От тебя не скроешься!»

— Действуй, — сказал ему Мишка.

И Витька начал действовать… А со следующего дня тоже стал пропадать вместе с Лёнькой и Санькой неизвестно где.

— И ты тоже? — ужаснулся Мишка.

— Тоже… — уныло согласился Витька и плаксиво забормотал — Я не хотел, так получилось…

А чего «не хотел» и «что получилось» — ни за что не говорил и молчал как рыба.

— Может, ещё кого послать? — предложил Вовка.

— Нет, хватит, — отрезал Мишка. — Одного уже посылали! — Он испугался, что с другими произойдёт то же самое.

После Витькиной измены слежка стала бесполезной, Санька теперь всегда был начеку.

И неизвестно, чем бы все это кончилось, если б не Зинка. Однажды она примчалась к Мишке во двор и, задыхаясь, сказала:

— Они с Чинариком в пристеночку играют! Я сегодня с мамой с базара шла, заглянула случайно во двор, что у пожарки, гляжу — играют! На деньги!!!

— Веди, — сказал Мишка.

— Сам найдёшь, — отрезала Зинка. — Командир нашёлся… Да я тебе ни за что не сказала бы. Я только ради класса!

— Вот ради класса и веди! — разозлился Мухоркин. — Чуть что: Мишка, Мишка, Мишка!.. Может, мне больше всех надо?!

— Ну, хватит, — замялась Зинка. — Разнылся. Чего уставился? Идём. Отличник.

* * *

…Они вошли во двор и огляделись по сторонам.

Двор как двор. Гремящее на ветру, замороженное бельё. Сараи. Малыши, сооружающие внушительную снежную бабу… «Игроков» нигде не было видно.

— Здесь они, здесь, — зашипела Зинка. — Спрятались, наверно.

— Чинарика не видел? — спросил Мишка у одного из малышей.

— Там, — малыш показал лопаткой за сараи.

За сараями шла азартная игра.

Чинарик лихо ударил пятаком по стене, и тот со звоном лёг на лёд рядом с монетами Саньки, Лёньки и Витьки.

— За тобой уже пять рублей, — сказал Чинарик Саньке. — А за тобой трояк. — Это уже относилось к Лёньке.

Витька, как новичок, пока что проиграл меньше всех — два рубля.

Серёга, по прозвищу Чинарик, был известной личностью. Ему уже стукнуло лет пятнадцать. Когда-то он учился в ремесленном, но оттуда его, как он говорил, «вышибли за мелкий шухер». За хулиганство, значит. И сейчас он нигде не учился и не работал. А его отец-пенсионер, который торговал яблоками на базаре, ничего не мог с ним поделать. Говорят, участковый Ерошкин строго-настрого сказал Чинарику: «Вот погоди у меня, получишь паспорт, я тобой вплотную займусь!» А Чинарик ему вроде так ответил: «У меня ещё год впереди» — и продолжал слоняться по городу и продавать вдвадорога билеты в кино на вечерние сеансы.

Увидев Мишку и Зинку, ребята испуганно зашептались, а Чинарик радостно сказал:

— Играть пришли?

— Денег нет, — с вызовом ответил Мишка.

— И не надо, — великодушно заявил Чинарик и уточнил — Пока не надо. Они вон тоже в долг играют. Потом отдашь. У нас на честность. Поверим.

— Вот вы, значит, где! — затараторила Зинка. — Играете, да? На деньги, да? — и неожиданно выпалила — А вы их заработали?

— Вы что, пришли играть или мешать? — пронзительно закричал Чинарик, голос у него был тоненький-тоненький. — А ну, давай отсюда!

Санька догнал Мишку и Зинку у ворот и виновато сказал:

— Понимаете… Встретил я Чинарика, а он мне: «Давай сыграем». Ну, я и… До сих пор отыграться не могу…

— Силы воли у тебя нет, — сказала Зинка.

— При чём тут сила воли? — раскричался Санька. — Я бы сам давно бросил! А где я пять рублей возьму? Где? Я слово дал!

Зинка и Мишка молчали. И правда, где?

— А Лёнька с Витькой… тоже? — почему-то шёпотом спросила Зинка.

— Тоже, — вздохнул Санька. — Влипли… — И безнадёжно махнул рукой — Пойду… Может, ещё отыграюсь.

— Нечего было связываться! — вскипел Мишка.

— А я и сам знаю, — Санька опустил голову.

Зинка и Мишка стояли у ворот и смотрели, как Санька медленно бредёт через двор.

— Что делать, а? — тревожно спросила Зинка.

— Не знаю…

— А может… Может, мы деньги соберем?

— Столько не соберёшь.

— Ну, всем. Месяца за три, а?

— За три месяца они знаешь сколько проиграют!..

— Ну, почему ты такой? — вскипела Зинка.

— Какой? — буркнул Мишка.

— Рохля, — Зинка презрительно сощурилась. — Тут надо что-то срочно предпринимать, а ты только и знаешь ныть!

— А тебе бы лишь глупости предлагать! Видали мы таких! Сама ничего путного предложить не можешь!

— Если б я мальчишкой была, дала бы им по шее — и конец! — Зинка ловко вскочила в трамвай на ходу и прокричала с подножки: — За что ни возьмёшься, никогда до конца не доводишь!

Мишка побежал следом, но трамвай догнать не сумел. А она насмешливо смотрела на него — рохля, мол, и есть.

Домой пришлось возвращаться пешком, следующего ждать было долго.

«Нет! Больше с ней ни за что связываться не стану, хоть озолоти! — в ярости решил Мишка. — Кого хочешь доведёт!»

* * *

…На следующий день Зинка зашла к Мишке во двор и ахнула.

Мишка и председатель отряда Вовка Сидоров стояли у забора, а на утоптанном снегу у их ног поблёскивали два пятака.

— И вы?.. — опешила Зинка.

Мальчишки ничего ей не ответили.

— Давай бей, твоя очередь, — сказал Мишка.

Вовка поднял пятак и ударил им по забору. Монета легла далеко от Мишкиной.

Теперь была Мишкина очередь. Он прищурил глаз, примерился — тюк!

— Есть! — ликующе воскликнул Мишка, дотянувшись мизинцем до Вовкиного пятака.

С этого дня Зинка с ними перестала здороваться. И не только она. И не только с ними. Никто в классе не здоровался с Мишкой, Вовкой, Санькой, Лёнькой и Витькой.

Каждый день почти весь 4-й «Б» приходил к Мишке во двор и смотрел, как они с Вовкой играют в пристеночку.

— За тобой три рубля, — время от времени деловито говорил Мишка.

— За тобой — два, — говорил Вовка.

Ребята насмешливо кричали им:

— Игроки!..

— Ну как, корову ещё не проиграли?

— Сберкнижку не забудь завести!

— Вовк, я тебе на день рождения копилку подарю!..

А Зинка больше всех надрывалась:

— Мишк, а Мишк, смотри ботинки не проиграй — домой босиком побежишь!

Приходили любопытные и из 4-го «А». Они тоже вовсю потешались над игроками.

Но Мишка и Вовка продолжали играть, как ни в чём не бывало.

Но самое удивительное было в том, что Мишкин отец несколько раз видел, как они играют в деньги, но ничего им не сказал. Только хмурился.

Прошло несколько дней.

Чинарик, как обычно, играл с Лёнькой, Санькой и Витькой в пристеночку на своём дворе за сараями. Внезапно он прекратил игру и сказал:

— Ну что, может, рассчитаемся? Я больше ждать не могу. Сколько ж это можно: в долг и в долг! Гоните монету!

— Может, ещё отыграемся, — жалобно сказал Санька.

— Нет, хватит, — отрезал Чинарик. — Ты мне и так уже десятку должен. А если дать тебе ещё отыграться, ты столько проиграешь, — и он захихикал, — что и отдать никогда не сможешь. А мне лишнего не надо. Ты мне моё верни.

— А где ж я возьму?..

— А где хочешь. Это уж не моё дело. У нас на честность. Слово — закон. Проиграл — отдай, выиграл — бери.

Санька сосредоточенно ковырял носком башмака ледышку.

— Так, — сказал Чинарик, теперь уже Лёньке, — а ты мне сколько должен, я что-то забыл, семь?

— Ты что? — ужаснулся Эхо Наоборот. — Шесть тридцать!

— Ну пусть шесть тридцать, — великодушно согласился Чинарик и спросил у Витьки — А ты?

— Ты у меня пять двадцать выиграл, — промямлил Витька. — А я у тебя пятак…

— Выиграл — получи, — оживился Чинарик, вынул из кармана пятак и отдал его Витьке. — Вот видите, всё на честность, а вы жилите.

— Мы не жилим, — сказал Санька. — Просто у нас сейчас нету.

— Временные затруднения? — съязвил Чинарик.

— Но мы тебе непременно отдадим, — поспешно сказал Санька. — Вот увидишь.

— Через три года?! — хмыкнул Чинарик. — У нас такого уговора не было — ждать. Я себе на эти деньги джинсы куплю.

Он умолк, наслаждаясь произведенным эффектом, и продолжал:

— Или ласты с подводным ружьем! Лето на носу, мне деньги вот как нужны! — и чиркнул себя ладонью по горлу.

Ребята молчали.

— Ну ладно, — вдруг сказал Чинарик. — Я вам помогу деньги достать. Так уж и быть. Приходите сегодня к «Спартаку», я вам билеты дам, а вы их продавайте. Всё, что сверх цены получите, ваше!.. То есть в счёт долга пойдёт. Глядишь, за несколько дней и рассчитаетесь. Идёт?

Но тут из-за сарая появились Мишка с Вовкой, и он радостно воскликнул:

— Сыграем?

— Сыграем, — сказал Вовка, бренча в кармане мелочью.

— Сыграем, — сказал Мишка. Он демонстративно вынул из кармана три рубля, аккуратно сложил их квадратиком и снова сунул в карман.

— Давай, давай в сторону, — засуетился Чинарик, отталкивая должников от стены сарая. — Только, чур, не уходить. Мы ещё не договорили. А то я прямо домой приду и с ваших родителей потребую.

Игра началась.

Чинарик сразу выиграл десять копеек.

— А может, не по пятаку будем, а по полтиннику? — предложил он. — А если с собой денег нет, поверим. У нас на честность. А так чего по мелкой играть! Здоровье дороже — у меня уже ноги замёрзли.

— По полтиннику так по полтиннику, — сказал Мишка.

— Не соглашайся, — зашипел Санька. — Он у нас двадцать один рубль выиграл!

— А ты помалкивай, — огрызнулся Чинарик. — Игра есть игра. Может, им повезёт!

Слова Чинарика оказались пророческими. Мишке и Вовке действительно повезло.

Их пятаки всё время ложились рядом с монетой Чинарика.

— Холодно что-то, — тревожно сказал Чинарик, когда проиграл рублей десять. — Может, завтра доиграем?

— Ну, что ты, — сказал Мишка, — только начали.

А Вовка не без ехидства добавил:

— Игра есть игра. Может, тебе ещё повезёт.

Но Чинарику явно не везло. Когда Мишка с Вовкой выиграли у него двадцать один рубль пятьдесят копеек, он не выдержал и яростно закричал:

— Я с вами играть не буду! Сами играйте!

— А мы больше и не собираемся, — хладнокровно сказал Мишка. — Нам лишнее не нужно.

— Сколько за вами? — спросил Мишка у трёх дрожащих от холода должников.

— Двадцать один… — растерянно сказал Санька.

— И пятьдесят копеек! — поспешно добавил Витька.

— Считай, что вы в расчёте, — заявил Чинарику Вовка.

Чинарик сплюнул и побрёл к воротам. А потом обернулся и вдруг как закричит:

— Пятак мой верни!

Витька кинул ему пятак. Чинарик поймал монету на лету и погрозил кулаком:

— Теперь меня озолоти, я с вами играть не буду!

Ребята только засмеялись.

— Идёмте ко мне кофе пить, — вдруг сказал Вовка. — У меня никого дома нет.

И все двинулись к Вовке. Санька, Лёнька и Витька тараторили всю дорогу, как заводные, обмениваясь впечатлениями от игры. Посторонний мог подумать, что они разговаривают о какой-то жесточайшей драке:

— А Мишка как даст!..

— А Вовка как даст!..

— А Чинарик как даст — и мимо! Ха-ха!..

У самого Вовкиного дома Санька сказал:

— Здорово всё же вам повезло!

— Это кому повезло?! — возмутился Мишка. — Мы целую неделю, день и ночь, тренировались! Я из-за вас две тройки получил!

— Вот именно! — Вовка тоже обиделся. — Чего стоите? Идите уроки готовьте!

— А как же… кофе? — робко спросил Санька.

— Кофе… как же, а? — поддакнул Эхо Наоборот.

— Обойдётесь, — отрезал Вовка, так он разозлился. — Идите, идите!

— Слушай, Мишк, — вдруг замялся Свечкин, — ты нам, помнишь, свои рыболовные снасти раздарил…

— Ну? — помрачнел Мишка. Этот «великодушный жест» стоил ему тогда бессонных ночей.

— Давай мы тебе вернём, а? Неудобно как-то…

— Да я… — Мишка колебался. — Не надо. Пусть у вас.

— Ну, смотри. А то вернём, чего там.

— Нет-нет, — испугался Мишка. — Мне уже купили.

— За нами не пропадёт, — обрадовался Санька. — Крючки ты мне дал потрясные! Я тебе за это куги дам. На озеро ходил и нарезал. Она прямо в снегу стоит. Высуши получше — поплавков двадцать выйдет.

— А мне отец с работы свинцу принёс, — зачастил Витька Кунин. — Я тебе обязательно половину занесу, на грузила.

Мишка не знал, что сказать, и только глупо улыбался. Его начинали признавать своим!

* * *

…— Ну, как? — спросил Мишку дома отец.

— Полный порядок, — весело ответил Мишка, вернув ему сложенные квадратиком три рубля. — Сначала мы отыграли Саньку, потом Лёньку, а затем Витьку! Знаешь, как мы наловчились!

— Наловчились… — внезапно рассердился отец. — Если ещё хоть раз вздумаешь играть, я тебе так наловчусь!

— Не вздумаю, — поспешно сказал Мишка. — Честное пионерское!

Глава четырнадцатаяА ДЕВЧОНКИ…

Девчонки по-прежнему каждый вечер собирались у Зинки.

Мишке это не нравилось, потому что девчонки отказались от его помощи.

— Тут что-то неладно, — сказал он Вовке. — Мы и так здорово отстали. А они у неё каждый день часа по три сидят, драгоценное время тратят.

И Мишка с Вовкой решили произвести разведку боем — неожиданно нагрянуть к Зинке вечером и выяснить, на что девчонки «тратят драгоценное время».

— Делаем так, — сказал Мишка. — Ты звонишь, Зинка открывает. Ты её блокируешь. Я врываюсь. И смотрю.

Всё шло «четко по плану». Вовка позвонил, Зинка открыла, блокировала Мишку — он чуть с лестницы не слетел! — и захлопнула дверь.

И тут же из её квартиры понеслась музыка, зашаркали подошвы, словно на танцплощадке, и грянула песня:

Придёшь домой, махнёшь рукой,

Выйдешь замуж за Ваську-диспетчера,

Мне ж бить китов у кромки льдов,

Рыбьим жиром детей обеспечивать.

— Всё ясно, — буркнул Вовка Кабась. — Развлекаются…

Тогда Мишка решил поговорить по душам с самой Зинкой и заявился на следующий день к ней домой с большущим букетом бумажных цветов.

— На, а я пошёл, — сказал он ей и протянул букет, когда она открыла дверь и хотела тут же захлопнуть. Насчёт цветов Мишке посоветовал Вовка: «Перед хорошим букетом она ни за что не устоит». Зинка зарделась, машинально взяла букет и пробормотала:

— Большое-пребольшое спасибо…

— Живых сейчас не достать, — оправдывался Мишка. — Но зато эти долго стоять будут…

— Постой, — вдруг опомнилась Зинка. — А зачем ты мне цветы принёс? У меня же день рождения летом.

— Конечно, — торопливо согласился Мишка. — Только летом… Я на всё лето к бабке уезжаю, вот я и решил заранее.

Зинка засмеялась.

«Ну, всё, догадалась, — с ужасом подумал Мишка. — Сейчас она мне швырнёт букет в лицо!»

Но Зинка зачем-то подула на цветы — бумага заскрежетала, словно жесть, — и сказала:

— А они красивые, правда?

— Правда, — согласился Мишка.

Тут в дверях показалась Зинкина мать:

— Что ж ты гостя на лестнице держишь?

— Ой, — сконфузилась Зинка и неохотно предложила — Входи, входи же. Чего стоишь?

В Зинкиной комнате Мишка сразу обратил внимание на радиолу. Она стояла на тумбочке рядом с большим раздвижным столом.

— Чего это ты стол раздвинула? — спросил Мишка. — Всю комнату занял, пройти негде.

— А это мы… — Зинка на мгновение замялась. — Мы с папой на нем в пинг-понг играем.

«Врёт, — подумал Мишка. — Кто ж на круглом столе в пинг-понг играет!»

— Может, пластинки послушаем? — сказала Зинка.

— Нет, — отрезал Мишка. — Я пластинки слушать не люблю.

— Почему?

— У меня на это времени не хватает, — с вызовом сказал Мишка. — А вот у некоторых…

— Это ты про меня? — обиделась Зинка.

— Не только про тебя, — сурово сказал Мишка.

— А про кого же ещё?

— Есть тут такие, — уклончиво ответил Мишка. — Вместо того чтобы делом заняться, они пластиночки крутят.

— Это ты про меня? — опять обиделась Зинка.

— Не только про тебя, — опять сказал Мишка.

Зинка явно нервничала и всё время поглядывала на часы.

— Девчонок ждёшь? — не выдержал Мишка. — Хоть от тебя всего ожидать можно, но этого я от тебя не ожидал! Полкласса от занятий своими пластиночками отрываешь!

* * *

…Вовка сидел на лавочке у дома, с тревогой поджидая Мишку.

Внезапно из подъезда стремительно выскочил Мишка, на ходу надевая пальто. Можно было подумать, что за ним гнались.

— Ну как? — вскочил Вовка.

Не успел Мишка ответить, как ему на голову упал букет.

— Ясно, — страшным голосом сказал Вовка. — Надо было живые цветы принести.

Глава пятнадцатая«ВРАТАРИ»

Четвёртый «Б» подвёл предварительные итоги соревнования. Получилась следующая картина:

— Отстаём… — опечалился Вовка Сидоров.

— Ничего страшного, — весело сказал пионервожатый. — Всё впереди.

— Ну да, — продолжал горевать Вовка. — До конца четверти осталось всего две недели!..

— А кто сказал, что после третьей четверти соревнования закончатся?! — удивился Николай VI. — До конца года ещё три с половиной месяца. Так что нечего вешать нос!

— Так-то так, — согласился Мишка. — Но всё-таки обидно, что они сейчас впереди.

— Не нравится мне, ребята, что вы превращаете серьёзное соревнование в погоню за отметками, — расстроился пионервожатый. — Только и слышу от вас: «Ах, у них опять сегодня три пятёрки получили! Ох, у них по диктанту на две четвёрки больше!»

— Верно, — поддержала его Зинка. — Мы должны за честь класса бороться, а не за отметками гнаться! Соревнование — это испытание силы воли, упорства, настойчивости.

— Ну, поехала. — сказал Мишка. — А чего ж ты вчера по рисованию тройку схватила? По-твоему, это борьба за честь класса?

— Нет, — засмеялся Санька. — Это испытание силы воли, упорства и настойчивости.

Зинка смутилась.

— А разве я виновата, что у меня кувшин не получается?

— А кто, я виноват?! — хмыкнул Санька.

— Я виноват? — вторил ему Эхо Наоборот. — А кто ж?

Разгорелся спор.

Николай VI очень расстроился.

— Я лично считаю так: все мы учимся, конечно, не ради отметок, а ради знаний. Но… — тут он почему-то смутился. А смутился он потому, что подумал: ведь отметки — это, как-никак, показатель знаний, и никуда от этого не денешься. — А вы: отметки — только и мог он сказать.

Ребята задумались.

— Чего там, сказал в наступившей тишине Санька, небывалый случай — получивший сегодня подряд три четвёрки. — Он дело говорит!..

— Дело говорит, — поддакнул Эхо Наоборот. — Чего там!.. — И добавил — Он.

Они вышли на улицу.

Рабочие с мукомольного завода, высившегося напротив школы, прибивали к забору объявление.

— Ну, а если мне только рисование нравится? — заявил Витька, продолжая начатый спор. — Я хочу художником стать. Зачем мне тогда, например, русский язык?

Николай VI даже опешил, затем вдруг оживился и ткнул пальцем в объявление:

— Читай.

На нём было большими буквами тщательно выведено тушью:

— А зачем им… вратари? — изумился Витька.

— У них, верно, команда, — предположил Санька. — «Сельмаш» вон ещё тех футболистов набрал.

— Да при чём тут футболисты! — засмеялся Николай VI. — Отдел кадров имеет в виду охрану.

— Вратари! — хохотнул Витька. — Надо было написать: воротники.

— Эх, ты, презрительно протянул Санька. — Воротники. Может, лисьи? Заворотники — вот как!

Зинка прыснула:

— Не заворотники, а воротщики.

Её тут же осмеяли. Посыпались предложения:

— Заворотники!

— Вратарщики!

— Вратохранители!

— Охрановоротчики!

— Воротилы!

— И чему вас только в школе учат, — остановилась какая-то древняя старушка и осуждающе покачала головой. — Смешно мне на вас.

— А как? Как? — Витька затаил дыхание.

— Привратники, — сказала старуха и важно удалилась.

Все уставились на Николая VI.

Он не спеша достал ручку, зачеркнул слово «вратари» и аккуратно вывел сверху: «Работники охраны», задумался, опять зачеркнул и написал: «Вахтёры».

— Вот так, — Николай VI с усмешкой посмотрел на Витьку. — Кем бы ты ни был, прежде всего ты должен быть грамотным человеком.

— А не дубиной, — подхватил Санька и похлопал Витьку по плечу.

Витька насупился:

— Вот брошу учиться всем назло.

— Ну, и помирай дураком, — сказал Мишка, благоразумно молчавший всё это время, благо никто не приставал с расспросами.

Глубокой ночью Витька позвонил Мишке по телефону и крикнул:

— Ещё чего — сам дураком помирай!

Глава шестнадцатаяРЫБАКИ ЛОВИЛИ РЫБУ…

— У меня посмотрите!

— Нет, у меня!

— У меня, у меня!

Директор школы сидел на лавочке, а вокруг него толпились мальчишки и девчонки с коротенькими удочками в руках.

Завтра должно было состояться необычное спортивное соревнование между 4-м «А» и 4-м «Б». Уже целую неделю в классах висели объявления:

Всем! Всем! Всем!

Состязания по подлёдной рыбной ловле!

Участники состязания: 4-й «А» и 4-й «Б»

Место состязания: Сенной плес.

Судья состязания: Знаменитый рыболов, неоднократный победитель областных соревнований по рыбной ловле, директор школы Валентин Котенкович Шаталов.

Спортивный инвентарь: удочка, одна; пешня или лом.

Первый приз: удочка из стекловолокна — за количество пойманных рыб.

Второй приз: (3 тома А. Беляева) — за самую большую рыбу.

Сбор в воскресенье в 6:00 у школы.

Только один Мишка — старый и опытный рыболов — не приставал к директору. Он сидел на корточках перед сундуком капитана Флинта и горестно смотрел на «разорённое хозяйство».

«Хорошо, хоть всё своим досталось, — успокаивал он сам себя, — отцова удочка есть, и ладно».

Наконец он заснул, и ему приснился удивительный сон. Стоит он, Мишка, с удочкой на берегу огромной реки, то ли в Индии, то ли в Африке. А в реке бегемоты плавают — ну совсем как в кинофильме «Барабаны судьбы», который он смотрел позавчера. Насадил Мишка на крючок червяка, поплевал, как положено, закинул и ждёт. Вдруг поплавок под воду. Здоровая, видно, рыба врубилась! Часа два её Мишка вываживал. Наконец подтянул к берегу — волосы дыбом встали. Оказывается, ему на крючок попался… крокодил! Разинул пасть — а зубов-то у него, зубов, не сосчитать! — и на Мишку. Но тут из зарослей кто-то как даст по крокодилу из автомата: др-р-р-р!

Мишка подскочил на постели, как ошпаренный. Др-р-р-р!.. Это надрывались два будильника, которые он положил под подушку, чтоб не проспать.

До плеса добирались на машинах. Директор достал два крытых грузовика.

— Никто не опоздал, — удивился Николай VI. — Вот это активность! А я думал, проспите.

— Как же, как же! — хмыкнул директор. — Они уже с пяти утра у школы караулили.

— А когда рассвет, Валентин Котенкович? — спросила Зинка.

— Вот приедем, и рассветёт, — сказал директор. — Самый клев!

— Железное ты соревнование придумал! — с уважением сказал Санька Николаю VI. — Это тебе не полы в классе драить…

Девчонки затянули песню:

С утра сидит на озере Любитель-рыболов…

В другой машине тоже подхватили:

Сидит, мурлычет песенку,

А песенка без слов…

Светало. Вначале ребята видели за бортом только серый кусочек дороги, затем стали различать мелькающие мимо деревья и кусты, а потом постепенно всё стало видно далеко-далеко, до самого горизонта.

— Скоро плес, — сказал директор.

Все засуетились:

— Ты что на мой рюкзак уселся!..

— Удочку, удочку! Осторожно, сломаешь!..

— Сядь, не стеклянный!..

— Девочки, а я себя крючком зацепила!..

Мишка давал своей команде последние наставления:

— Значит, так… Насади мотыля на мормышку, опусти в прорубь и всё время подёргивай, подёргивай…

— Знаем, знаем, — отмахивались все. — Нам Валентин Котенкович уже рассказывал!

Машины остановились.

— Ура-а! — ребята с визгом стали прыгать в сугробы.

— Глядите! — закричал Санька. — Опоздали!

Вдоль берега стояло несколько легковых и грузовых машин, а весь плес был усыпан тёмными фигурами рыболовов. Это были, как видно, солидные, настоящие рыбаки. Каждый сидел на складном стульчике за пологом из парусины, защищающим от ветра.

— Захватывай места! — завопил Мишка. — А то другие понаедут!

Рыболовы с ужасом смотрели на орду мальчишек и девчонок, с криком высыпавших на плес.

— Куда? Куда? — испуганно завопил какой-то дядька в мохнатой шапке. — Осади!

— Здорово, Степан! — крикнул ему директор.

Дядька приложил ладонь козырьком ко лбу, снег слепил глаза.

— Привет, Валентин! Салют Шаталову! Здорово, Валентин! — послышалось отовсюду.

— Ловите, — подобрел строгий дядька. — На всех хватит.

— Через четыре часа сбор обеих команд у машин! — крикнул Николай VI.

Ломы звонко застучали по льду. Полетели искристые осколки.

— Ребята, — прошипел Мишка, ловко орудуя пешнёй, — надо нашим девчонкам помочь, а то они и к вечеру не продолбят!

— Точно, — с восхищением сказал Витька. — Четвёртому «А» до этого никогда не додуматься! — Но когда увидел, что соперники тоже начали помогать своим девчонкам, сразу скис — Подглядели… Жентельмены!

Вскоре все сидели на корточках над лунками с удочками в руках.

— А ты что в ботиночках? — сказал директор Зинке. — Все в валенках, а ты словно на танцы вырядилась!

— А у меня их просто нету… — сконфузилась Зинка.

— На, держи, — директор вынул из рюкзака толстые вязанные носки.

— А я в теплых чулках, — затараторила Зинка. — А на чулки я гольфы шерстяные надела.

— Бери, бери, лишние не помешают.

— А как же вы?

— За меня не беспокойся, — усмехнулся директор. — У меня ещё четыре пары есть. Разве на вас можно надеяться, всегда о самом главном забудете. — И он направился к Тольке, который переминался с ноги на ногу в резиновых сапогах.

— Утонул! Утонул! — внезапно завопил Витька Кунин.

Все бросились к нему. Мгновенно собралась толпа.

— Ну, что там? Что там? — испуганно спрашивал Мишка, пытаясь пробиться сквозь стену спин. — Спасли, а? Спасли?

Внезапно рыболовы, ругаясь, повалили назад. Оказалось, что утонул… лом.

Не спеша подошёл Санька, встал на корточки, горестно уставился на чёрный глазок, пробитый во льду:

— Какой лом утопил! — Лом был его собственный, и поэтому Санька расстраивался вполне искренне.

Витька на всякий случай благоразумно отбежал в сторону.

— По местам! — закричал Вовка. — Время-то идет!

Все снова сгорбились над своими лунками и стали подёргивать удочками. Пока никому не везло.

Первым «распечатал счёт» Толька Ануров.

— Поймал! Поймал! — пронзительно закричал он.

Обе команды бросились к Тольке. Опять собралась толпа.

Взрослые выглядывали из-за своих пологов и неодобрительно качали головами. Когда им попадалась рыба, они или равнодушно кидали её в снег через плечо или, подозрительно оглядываясь по сторонам, прятали добычу в рюкзак, опасаясь, что прибегут другие и начнут долбить лунки рядом с их счастливым местом. В общем, они своё дело знали.

— Подумаешь, невидаль, — сказал Вовка Кабась. — Я ловил окуней и побольше!

— Заморыш какой-то, — охотно согласился Санька. — Окунь-рахит.

Но когда Лёньке, не иначе сдуру, попался крохотный сенец, Санька ликующе сказал:

— Смотри какой! Что в длину, что в ширину! Лещ!

— Это тебе не окунь, — авторитетно заявил Мишка. — Лещ — рыба осторожная, не у всякого клюнет!

— Клюнет не у всякого — это тебе не окунь, — радостно соглашался Эхо Наоборот. — Лещ!

Затем клюнуло у самого Шаталова. Он вымахнул на лёд здоровенного судака. Серая рыбина билась на льду, осыпая себя снежной пылью. Даже бывалые рыбаки заерзали, закряхтели, засморкались, нет-нет да почтительно поглядывая на знатную добычу.

— Карп! — с завистью сказал Санька. — Мне бы такого…

— Такого бы мне… — откликнулся Мишка, словно Эхо Наоборот.

После того как директор выудил судака, Лёнька потерял покой. Он всё время бегал по плесу и спрашивал:

— Клюет, а?

Если кто-нибудь отвечал, что клюет, Лёнька тут же принимался яростно долбить лунку — по всему плесу разносился такой гул, будто где-то рядом целая бригада лесорубов валила вековые деревья. После этого на каждом удачливом месте клевать почему-то переставало. И поэтому Леньку отовсюду гнали.

— Иди сюда, — пожалел его Мишка. — Давай ловить в две удочки.

Лёнька подозрительно посмотрел на него. Слыханное ли дело — ловить вдвоём из одной лунки!

— Лески путать? — угрюмо спросил он.

— Балда! — возмутился Мишка. — Почитай у Сабанеева!

Авторитет Сабанеева подействовал. Лёнька закинул снасть в Мишкину лунку. Вопреки его мрачному предсказанию, лески почему-то не путались.

— Испытанный способ, — бормотал Мишка. — Окуни, они стаями ходят и перед двумя мормышками ни за что не устоят. Жадность возьмёт!

И точно. Через несколько минут они стали таскать окуней одного за другим. Правда, добыча была слишком мелковата, чуть больше указательного пальца, но ведь первый приз, как было указано в объявлении, присуждался «за количество пойманных рыб», а не за вес.

— Для счета сойдут, — так и сказал Мишка.

— Сойдут, — ликовал Эхо Наоборот, вытягивая очередного окунька, — для счёта.

— Это ещё только разведчики, — многозначительно сообщил Мишка. — А потом и большие подойдут!

И только он это сказал, леска у Лёньки натянулась.

— Попалась… — еле вымолвил Эхо Наоборот побелевшими губами.

— Не спеши! — заволновался Мишка. — Не спе…

Но Ленька дёрнул — крак! — и леска лопнула. Словно не веря глазам своим, он уставился на жалкий обрывок жилки, болтающейся на кончике удильника.

— Оборвала, — сочувственно сказал Мишка.

— Оборвала, — растерянно повторил Лёнька и, даже не засучив рукав свитера, начал, словно помешанный, шарить рукой в проруби.

— Ты что? — испугался Мишка. И оттащил его подальше от лунки.

— Оборвала!!! — во всё горло завопил Лёнька и помчался к Саньке, на ходу показывая руками, какой величины была рыба. Получалось не меньше метра.

Мишка машинально дёрнул удочкой и внезапно услышал поклёвку — глухой стук, передавшийся руке через леску и удильник. И сразу почувствовал, как. подо льдом, в глубине, заходила у него большая сильная рыба.

— Так… Так… Ещё… Ещё… — бормотал Мишка, осторожно выводя добычу. Вода в лунке забурлила.

Рывок — и как раз вовремя! — здоровенный окунь-горбач сорвался с крючка и упал на лёд. Мишка кинулся на него грудью.

— Ух, ты! — подлетел Лёнька. — У меня ещё не такой сорвался! Раза в три больше! — И вдруг как закричит: — Это мой окунь, мой! Отдай!

И верно, из пасти у окуня торчал длинный кусок жилки с Лёнькиной меченой мормышкой. Жадный был окунище, голодный. Не успел сорваться, как клюнул снова.

— Что в воду упало, то пропало, — глубокомысленно сказал Мишка и поспешно спрятал окуня в рюкзак. — Скажи спасибо, что я тебе снасть вернул.

Но Лёнька всегда отличался неблагодарностью. Он бросился к директору.

— Мишка у меня окуня зажилил! Вот такого! — и широко разводил руками.

Судья состязания выслушал всё, как есть, и не менее глубокомысленно, чем Мишка, изрёк:

— Не мешай. — Тут же резко подсёк и выхватил из лунки второго судака, не меньше первого.

Лёнька сразу же помчался назад, схватил свою мормышку и привязал её к оборванной леске.

— Испытанный способ, — заискивающе сказал он оторопевшему директору, закинув удочку в его добычливую лунку. — У самого Сабанеева об этом сказано. Сейчас, правда, мелочь пойдёт, я знаю. Но потом и большие подойдут, только держись!

Но директору почему-то не понравился «испытанный способ Сабанеева». Он, по-видимому, не любил ловлю в две удочки из одной лунки. Тем более что вторая удочка была чужая. И потому ушёл пробивать другую лунку, чтоб не связываться.

— Если клюнет, обязательно позовите, — поспешно сказал вслед Лёнька.

Неожиданно для всех поймал небольшую пятнистую щучку Николай VI.

— Не может быть! — смеялся он и растерянно спрашивал у строгого дядьки в мохнатой шапке, который сидел неподалеку. — Это щука, да? Щука?

— Щука, — страшным голосом ответил рыболов. У него не клевало.

Состязание подходило к концу. Все мысленно подводили итоги. Трудно было определить, какая команда заработала первый приз, — мелочи и те и другие наловили много. Но насчёт второго приза мнения сходились единогласно — ни у кого не было рыбы больше, чем Мишкин окунь.

Мишка был наверху блаженства. Вот только Лёнька всё время портил ему настроение своими завистливыми криками:

— Чужих ловишь, да?

В конце концов Мишка не выдержал и погнался за обидчиком. И надо ж было случиться, что он угодил в здоровенную, запорошенную снегом лунку — одну из тех, которых Ленька напробивал повсюду видимо-невидимо.

— Караул! — перепугался Лёнька, бросаясь к Мишке.

Но Мишка мгновенно выбрался на лёд и без его помощи. Вода стекала с него ручьями.

— Чего стоишь?.. — растерянно бормотал Ленька. — Гоняйся за мной, согреешься!..

Подскочил директор, набросил на Мишку свой тулуп и потащил к машине.

Сбежались рыбаки, Мишку мгновенно раздели, растерли водкой и переодели во всё сухое.

— Я нечаянно, — виновато бормотал Мишка. — Со всеми могло случиться…

— Со всеми!.. — передразнил его Николай VI. Он до сих пор не мог прийти в себя от волнения и дышал тяжело и часто, словно после забега на длинную дистанцию. — За нечаянно бьют отчаянно!

А Лёнька неожиданно для всех сказал:

— А зато он окуня поймал! Вот такого!

Глава семнадцатаяКАПИТАН ФЛИНТ

Мишка заболел воспалением лёгких. Целую неделю у него была высокая температура. Каждый день приходил врач, прослушивал лёгкие, щупал пульс, выписывал рецепты, затем долго мыл руки и бодро говорил:

— На поправку идёт. Богатырь!

Мишкины отец с матерью криво улыбались и просили врача задержаться и попить с ними чаю с домашним вареньем, но врачу всегда было некогда.

— Большое спасибо, — говорил он. — Как-нибудь в другой раз. Меня больные ждут. У меня таких богатырей знаете сколько!

Утром и вечером приходила из поликлиники сестра и делала Мишке уколы.

Мишка её побаивался. В своих больших роговых очках она была похожа на профессора. И изъяснялась медсестра в отличие от врача строго по-научному.

— Ну, пациент, — говорила она, — переворачивайтесь на живот. Сейчас мы вам сделаем внутримышечную инъекцию.

При слове «инъекция» Мишка вздрагивал.

Часто заходила Клавдия Анатольевна. Каждый раз она приносила Мишке интересные книги о далёких морских путешествиях. Отец читал их Мишке вечером перед сном. Потрясающие книги! У них было удивительное свойство — они помогали забывать про температуру, которая, как известно, всегда подскакивает у больных к вечеру. А кроме того, они помогали Мишке не раскисать. По сравнению с теми муками, которые испытывали все великие путешественники, Мишкины страдания не стоили выеденного яйца. Первооткрывателей мучили жестокий жар и свирепый холод, цинга и лихорадка, невыносимый голод и жажда, ужасные тропические болезни. На них нападали кровожадные пираты и людоеды, в дремучих лесах их подстерегали бесконечные ливни и ядовитые кобры, в морях — ураганы и кальмары, во льдах — пурга и гигантские белые медведи. Но путешественники не хныкали и не падали духом. Они были мужественными людьми — пионерами, как называли их в книгах. Мишка тоже был пионер. А это что-нибудь да значит.

Никого из ребят к Мишке пока не пускали. Но на пионервожатого запрет, разумеется, не распространялся. Николай VI приходил почти каждый день, нагруженный банками с виноградным соком.

— От всех наших, — смущённо говорил он. — Тебе сейчас побольше пить надо. — И рассказывал последние новости.

Оказалось, что первый приз по рыболовному состязанию получил 4-й «А».

— Понимаешь, старикан, — смущённо признался Николай VI, — у них на четыре окуня было больше.

Он думал, что Мишка расстроится, но тот великодушно сказал:

— Правильно. Все равно уже не клевало.

В другой раз Мишка, конечно, начал бы спорить и доказывать, что эти результаты недействительны, так как до конца соревнования тогда оставался целый час и его команда ещё могла отыграться. Но ведь он был сам виноват — и поэтому ничего не попишешь!

Зато второй приз, трехтомник Александра Беляева, по праву достался Мишке и, значит, команде 4-го «Б». А это не пустяки, окунь был что надо! Отец говорил, что из этого окуня получилась изумительнейшая уха — два дня ели! Правда, самому рыболову ничего не досталось, его пичкали куриным бульоном, но он не унывал. Главное — признание!

Наконец, дней через десять, когда температура у Мишки снизилась до 37,5, врач, прослушав его лёгкие, весело сказал, потирая руки:

— Ну, где там ваше домашнее варенье? Теперь и чаю попить можно!

На следующий день к больному повалили ребята. Поток посетителей тянулся беспрерывно.

— Паломничество! — как сказал Вовка.

Как-то к Мишке заявились Толька Ануров и Светка. Толька принёс ему две банки клубничного джема и поспешно сказал:

— Это не я. Мамаша моя передала. Пусть, говорит, поправляется!.. А от меня — вот, — он протянул Мишке новёхонький компас и пошутил — Хорошо быть больным!

А Светка положила Мишке на тумбочку пирожные.

— Не нужны они мне, — отвернулся Мишка, вспомнив про Анжуйского.

— Тогда я их сама съем, — застенчиво сказала Светка. — Ладно?

И съела.

Когда гости уходили, Мишка незаметно засунул Тольке компас в карман.

Но Толька вскоре примчался обратно и начал кричать:

— С ума сошел? Бери, кому говорю! Тебе он нужнее!

— Ну, смотри, — пригрозил ему Мишка. — Как только заболеешь, назад верну!

Можно было подумать, что больные не лежат в постели, а днём и ночью разгуливают с компасом по лесам и долам.

Чаще всех к Мишке заходили Санька и Вовка.

— Ты смотри не залеживайся, — строго предупреждал Санька.

А Вовка заставлял мерить при нём температуру и недоверчиво смотрел на градусник.

— Болеешь, значит… — говорил он. — Отдых себе устроил…

Мишка самонадеянно опасался, что пока он болеет, дела в 4-м «Б» пойдут прахом. Но к его удивлению, всё обстояло неплохо. И Мишка даже чувствовал себя обиженным. Значит, они могут обходиться и без него? А он-то считал себя незаменимым… Ну, это ещё посмотрим!

Однажды к нему пришла Зинка. В руках у неё были цветы. Живые.

С хмурым видом, будто делая одолжение, она сразу развила кипучую деятельность: проветрила комнату, нашла где-то вазу, налила в неё воду и поставила цветы рядом с Мишкой на тумбочку.

— Я тебя что, просил? — проворчал Мишка.

— А ты лежишь и лежи, — вспыхнула Зинка. — Мешают — могу забрать.

— Да пусть. Чего мне…

— Это ж герань. Чтоб ты понимал!

— Парниковые?.. — спросил Мишка.

— Нет, — смутилась Зинка. — Помнишь, у меня на окнах в горшках стояли…

Они помолчали. Мишка сосредоточенно разглядывал потолок.

— Через два дня конец четверти… — вдруг сказал он.

— Да-да, — согласилась Зинка и заторопилась — Мне ж идти надо… Меня девочки ждут. — И словно извиняясь, добавила — Уроки учить надо.

— Так ты… — привстал Мишка и уже совсем по-глупому спросил — А разве ты с ними не пластинки крутишь?

— И пластинки кручу, — ответила, засмеявшись, Зинка уже в дверях. — Чтобы ты не подслушивал.

* * *

…Наступил конец четверти. Мишка с трепетом ждал результатов.

Первыми к нему примчались Санька и Ленька.

— Ура! — тихо воскликнул Санька.

— Ура! — повторил Эхо Наоборот и вопреки своей привычке прибавил кое-что от себя: — Догнали!

— Не может быть! — оторопел Мишка. — Значит, ничья?

— А какая разница? — не понял его Санька. Он решил, что Мишка недоволен результатами. — У них такие парни!.. Они нам, пока ты болел, знаешь как помогали!

— Помогали как! — воскликнул Эхо Наоборот. — Такие парни! У них, знаешь!

— Так они ж с нами соревнуются!

— Ну и что? — рассердился Санька. — Тёмный ты человек, Мишка. Я смотрю, тебе уже полегчало. Сейчас начнём заниматься. Я к тебе приходить буду. А то ещё отстанешь.

— Отличники! Буквоеды! — процедил Мишка и засмеялся.

Он ликовал.

Наконец-то!

И только сейчас Мишка окончательно понял, что затеял всё это дело не для того, чтобы отомстить мальчишкам. Нет, сто раз нет! Просто он не мог быть один, без товарищей.

Глава восемнадцатаяКРАХ МИШКИ МУХОРКИНА

Мишка выздоровел. Быстро пробежали дни, недели, и на дворе появилась весёлая весна, обещая ещё более весёлое лето. И вот наступил торжественный момент.

В актовом зале собрались все учащиеся от первых до четвёртых классов, и директор, поздравив с окончанием учебного года, подчеркнул, что четыре класса — это не шутка, а начальная школа и ребята являются своего рода выпускниками. Ещё он сообщил, что на дворе весна, и не преминул сказать, что дети — весна человечества, цветы жизни и т. д., хотя среди них бывает и немало очень колючих.

Последнее вызвало оживление в зале.

Особенно большое внимание директор уделил 4-му «Б» и лично Мишке Мухоркину, который помогал отстающим.

«Вот оно, — испугался Мишка, — опять обо мне». И покосился на ребят, но 4-й «Б» неожиданно встретил упоминание о Мухоркине аплодисментами, Мишка так и расцвёл.

Затем выступали учителя, тоже поздравляли с окончанием учебного года и желали на «хорошо» и «отлично» провести каникулы.

На задних рядах сидели родители и радостно переживали.

В зале находились корреспондент областной газеты «Молодой коммунар», представители радио — они то включали, то выключали магнитофон, записывая самое интересное, и даже седой спецкор «Пионерки», который впервые снизошёл до их школы. Он сидел, опершись на тяжёлую трость с массивным набалдашником.

Затем дали слово Николаю VI. Он коротко пересказал речь директора, видимо не решаясь добавить от себя ничего нового.

Потом вышел корреспондент «Молодого коммунара» и предложил послушать Мишку Мухоркина:

— Пусть он расскажет нам, как их класс сумел стать передовым и в труде и в учёбе.

Под «трудом» он, вероятно, имел в виду сбор макулатуры.

Мишка, смущаясь, поднялся на сцену и начал заранее подготовленное выступление. Он не ошибся, предугадав, что этого не миновать.

— Мы все учились понемногу, — задекламировал Мишка, — чему-нибудь и как-нибудь. Так воспитаньем, слава богу, у нас не мудрено блеснуть…

Плечи у директора начали вздрагивать от еле сдерживаемого смеха. Ну, а взрослые на «Камчатке», те вообще покатились от хохота.

Мишка растерянно умолк и окончательно сбился.

— Ну, мы… — с отчаянием в голосе забормотал он, — совместно занимались… совместно отдыхали… совместно посещали кино и театры… Один за всех, все за одного…

— Громче! — крикнул кто-то из взрослых.

— Вот и все, — громко закончил Мишка.

Тогда ему на помощь пришёл корреспондент и начал задавать наводящие вопросы.

— Ты расскажи, с чего всё началось. Вот с чего наступил в классе перелом? Когда и почему все всерьёз взялись за учёбу в первый раз? В самый первый.

— Я пришёл… к Саньке Свечкину… — нерешительно начал Мишка. — А они… — И умолк.

— А они?

— Ну, они играли в хоккей… — Мишка потупил голову.

— Вместо того чтоб готовить уроки?

— Ага… Я их попросил: «Пошли заниматься вместе»…

— Не пошли?

— Нет, — Мишка замялся. — Они сами пошли, без меня…

— А почему?

— Я им…

— Ну? — наседал корреспондент. — Дальше… Ты же пионер. Смелей расскажи всё, как есть.

— Я им свои… рыболовные снасти подарил, — с трудом выдавил Мишка и ещё ниже опустил голову.

Корреспондент засмеялся.

Зал зашушукался…

— Саша Свечкин! — выкрикнул корреспондент. — Встань, пожалуйста.

Санька медленно встал.

— Расскажи, что он тебе лично дал? — оживился корреспондент, приготовив блокнот. — Это очень интересно.

— Мне… крючки рыболовные, — промямлил Санька.

— Неправда! Я неправду сказал! — вскричал Мишка.

— Подожди, — корреспондент положил руку на плечо. Но Мишка вырвался и бросился вон из зала.

— Я вас попросил бы уйти, — тихо сказал директор корреспонденту.

— Не понимаю, — возмутился тот. — Мы готовим материал, а вы… А, теперь мне ясно. Вам, конечно, удобней пригладить действительность!

Тогда вскочил спецкор «Пионерки» и пробасил на весь зал:

— Если бы вы были моим сыном, я сломал бы эту клюшку о вашу спину!

Зал забурлил, зашумел. Все повскакивали с мест.

* * *

…А Мишка весь день уныло бродил по улицам и только под вечер заявился домой. Мать уже вернулась с работы — на школьном собрании ни она, ни отец не были, их задержали на производстве, — отец все ещё до сих пор не пришёл.

— Ну как в школе? — спросила мать.

— Ничего, — жалко улыбнулся Мишка.

— Странные вы сегодня какие-то, — сказала она. — Тут к тебе чуть ли не весь класс приходил. Так и не дождались. Сидели, как в воду опущенные. А спросила, в чем дело, — говорят, все в порядке. Ты что-то скрываешь от меня…

Мишка стремглав бросился в коридор, открыл сундук. И замер.

Так он стоял долго. И никогда ещё не чувствовал себя более одиноким, чем сейчас.

Все рыболовные сокровища снова были на месте. Даже старый веник вернулся к своему хозяину. А к венику была приколота записка:

КАПИТАНУ ФЛИНТУ

БЛИЖЕ НА ПЯТЬ КИЛОМЕТРОВ