Гибель империй
Случайность, фатум или злой рок?
Введение
Феномен империи в истории человечества возникал неоднократно. При этом статус «империи» впоследствии присваивали столь разным государственным образованиям, что в настоящее время в русском языке присутствует сразу два определения империи.
Первое значение слова «империя» касается классических имперских государств, которые существовали в античности и средневековье и, как правило, имели монархическую природу. В случае такой узкой трактовки термина «империей» называется монархическое государство во главе с монархом, имеющим неограниченную власть — императором. Такими образованиями, например, были античные Римская империя, Византия, Китай, Македонская империя или средневековый Китай и Священная Римская империя.
Однако в новое и новейшее время миру был явлен совсем иной формат империй, которого касается второе значение русского слова «империя» и английского empire. Как оказалось, формальное наличие всесильного монарха-императора является лишь атрибутивной функцией, в то время, как возникновение, существование и гибель империй диктуется совсем иными, внутренними законами.
В рамках второго определения империи таковой считается любое сложное по форме собственного устройства государство, состоящее из метрополии (центральной части) и колоний или провинций (периферийных частей), при этом данное государство имеет чётко выраженную, экспансионистскую природу. Под такое определение уже легко попадают Французская империя XIX-ХХ веков, имевшая большую часть времени своего существования республиканскую природу, современная и историческая Британская империя, представляющая собой конституционную монархию, и даже СССР, называвшийся в мире «Красной империей».
Столь же уместно определение «империи» применительно к глобальной системе американской гегемонии, основанной на контроле над мировой финансовой системой, и восприятие современного нам Евросоюза, как «бюрократической империи»: и глобальная империя США, и имперский проект Евросоюза являются сложными по форме своего устройства межгосударственными объединениями, состоящими из метрополии и зависимых колоний или провинций, а также имеющими чётко выраженную, экспансионистскую природу, часто именуемую «глобализмом».
Расширение определения империи на второй, более высокий уровень абстракции, уже не считающий монархическую форму правления обязательным фактором, позволяет нам рассмотреть феномен империй с использованием универсального математического подхода. Такой подход позволяет не просто накапливать и учитывать исторические факты, но и, что гораздо важнее, — делать значимые выводы и даже уверенные прогнозы. Такой системный подход позволяет сомкнуть историю с футурологией и дать объяснение массе наблюдаемых в истории и неизбежных в будущем феноменов. К числу которых, безусловно, относится и главный феномен — рождения, расцвета, упадка и гибели империй.
Рождённые, чтобы жить. И чтобы умереть
Цикл рождения, становления, расцвета, упадка и гибели империи стал настолько узнаваемым сюжетом, что укоренился не только в исторической науке, но и в культуре, искусстве и даже массовом бессознательном. Картины вселенского апокалипсиса и армагеддона стали одной из культурных доминант ещё во времена раннего христианства. Откровение Иоанна Богослова (греч. Αποκάλυψη του Ιωάννη, часто в русском сокращаемое до «Апокалипсиса»), будучи последней книгой Нового Завета, повествует именно о «конце времён», сопровождающемся крахом существующего миропорядка, многочисленными катаклизмами и бедствиями, и имеет четко выраженную визионерскую, предсказательную природу.
Как считается сегодня, Апокалипсис был написан Иоанном между 81 и 96 годами н. э., во времена спокойного правления императора Домициана, но после кровавого «первого междуцарствия», закончившего римскую династию Юлиев-Клавдиев и начавшего династию Флавиев. Ощущение «конца света» во времена наивысшего расцвета империи может представляться смысловым парадоксом — но именно в момент наивысшего подъёма империи в ней уже можно обнаружить смертельные язвы, впоследствии приводящие к неизбежному упадку. И Иоанн Богослов, сочиняя в пещере на острове Патмос свой религиозный текст, фактически предвидел — пусть и на своём религиозно-художественном уровне — события II–III веков, когда Римская империя угодила в длительный цивилизационный кризис, из которого так и не смогла выбраться.
Столь же интересно и другое художественное произведение — цикл из пяти картин известного американского художника Томаса Коула «Путь империи», который был написан им в 1833–1836 годах. На картинах изображены взлёт и падение воображаемого города, расположенного в нижнем конце речной долины, где река впадает в морскую бухту. Долину, несмотря на массу изменений, связанных с течением времени, легко узнать на всех полотнах. В частности, этому помогает большой камень, который неустойчиво покоится на вершине далёкого утёса, нависающего над долиной. Многие комментаторы серии «Путь империи» считают, что эта деталь картин была введена Коулом в серию намеренно, чтобы символически показать контраст между неизменностью земли и мимолётностью жизни человека и хрупкостью творений его рук.
Интересно то, что Коул создавал свою серию как художественный памфлет на классические античные и средневековые империи, а также на современную ему Британскую империю, но американский истеблишмент воспринял цикл картин Коула, как предупреждение в свой адрес. В частности, министр финансов Леви Вудбери, ставший позднее судьёй Верховного суда США, ответил Коулу, что в Соединённых Штатах не будет разрушения — а будет лишь «восхождение вверх» по спирали. Символично, не правда ли: министр финансов отвечает художнику по поводу краха империи — за добрую сотню лет до расцвета «империи доллара» и за 150 лет до возможного «краха доллара», который является одним из сюжетов современного мира?
Переходя от художественных и культурных феноменов к реальной истории, мы видим, что империи следовали этому циклу практически всегда. Даже если формально империя существовала несколько столетий, она за это время успевала несколько раз «пересобраться» из руин и пепла, пройдя через разрушительные кризисы. Так, в истории Римской Империи таких кризисов за неполные пять веков было восемь, Священная Римская Империя получила те же восемь кризисов за девять веков своего существования, Китайская Империя «пересобиралась» 13 раз за свою более чем двухтысячелетнюю историю, а рекордсменом по кризисам оказалась Византия — за тысячу лет своего существования Восточная Римская Империя угодила в целых 14 кризисов, в том числе — связанных с временной утерей практически всей имперской структуры.
При этом имперский кризис часто был не просто «апокалипсисом», «концом света» — но и являлся точкой нового «рождения» империи, когда старые принципы государственного устройства, идеологии и общественного договора вынужденно менялись на новые, которые позволяли старой империи возродиться буквально «с чистого листа». Наиболее близким к нам примером будет связка Российская Империя-Советский Союз-Российская Федерация, которую стоит воспринимать, как двойную «пересборку» русского имперского проекта, а не как три отдельных государства. Тогда становится понятной историческая преемственность СССР от Российской Империи и Российской Федерации от СССР, и возможным — системный анализ тех изменений, которые произошли после кризисов 1917 и 1991 годов.
Учитывая кризисы, сопровождавшие, казалось бы, «тысячелетние» империи, можно увидеть, что реальный «имперский жизненный цикл» составляет всего лишь 150–200 лет, а иногда — и того меньше, около века. Тринадцать китайских кризисов за более чем две тысячи лет — это ещё достаточно стабильное, «нормальное» развитие имперского проекта, которое соответствует классическому аграрному демографическому циклу, составляющему от 200 до 300 лет. В том же случае, если имперская система выходит из равновесия в гораздо большей мере, нежели в случае стабильного и устойчивого Китая, имперские кризисы могут стать перманентными, пока не будет найдено новое решение для развития проекта. Например, в истории Римской империи восемь её кризисов разбиты на четыре чётко различимые группы, каждая из которых приводила к практически полному переформатированию внутренней структуры и внешней политики. При последнем из этих кризисов Западный Рим просто не выжил — хотя Восточная империя, переформатировав себя в том же кризисе V века нашей эры, смогла просуществовать ещё тысячу лет, опять же, получив свои пять кризисных периодов, последний из которых она также не пережила.
Что же является основой роста, расцвета, упадка, кризиса и возможной гибели империй?
Имперский интеграл
Для исторического анализа феномена империи нам необходимо получить некий математический аппарат, абстрактно, но точно описывающий процесс имперского развития. Пока в какой-либо отрасли знания нет математики — она представляет собой только механический процесс накопления массы разрозненных фактов, которые часто интерпретируются весьма вольно и бездумно, а в случае с историей или с геополитикой — ещё и в угоду существующей политической или общественной конъюнктуре.
С другой стороны, даже простейший график, на котором уложены в унифицированном виде те или иные параметры сложной системы, даёт картину некоего исторического процесса, в котором, например, уже нет «плохих» Тони Блэра с Маргарет Тэтчер, шаг за шагом загоняющих Англию в историческое безвременье, или же «хорошей» королевы Виктории, при которой над Британской империей буквально не заходило солнце. Сталин в рамках такого анализа должен быть лишён эмоциональной оценки, точно так же, как Николай II, Ленин, Горбачёв или Пётр I. Мы должны анализировать сухой график, а не погружаться в споры о «страстотерпцах», «тиранах», «деспотах» или «помазанниках божьих». Так как уже определили, что в силу каких-то сугубо внутренних причин проблемы конституционной монархии, республики или государственного коммунизма оказываются разительно похожими.
Поэтому проиллюстрировать такой подход к анализу «пути империи» стоит простым и наглядным графиком, который условно можно назвать «ресурсы/структура/расходы». Потому что именно в нём обычно наглядно показан сюжет любого крупного цивилизационного кризиса, без разницы — происходит ли он во времена краха Римской Империи, войны за «испанское наследство» или же нынешнего длительного процесса увядания английского, европейского и, частично, русского геополитического влияния.
Вот этот график. Сначала его стоит рассмотреть в полном виде, а затем — возвращаться к нему по мере развития того или иного исторического сюжета:
Поскольку история и общественные науки ещё только учатся пользоваться математикой, то вид этого графика весьма условен. Понятная координата этого графика пока что одна — это время. Любое человеческое общество развивается во времени — и рецепты, которые подходили для условий Российской империи образца 1904 года, ещё не проигравшей войну с Японией, никак нельзя было применять для СССР 1941 года, ещё не выигравшего войну с фашистской Германией и Японией. Просто потому, что СССР находился в ином состоянии, нежели поздняя Российская империя. А вот крах Рима или же нынешнее увядание Великобритании, Евросоюза или США могут оказаться чрезвычайно схожими, так как эти системы попадали (или в ближайшее время — попадут) в одни и те же условия и испытывали (испытают в будущем) на себе влияние сходных факторов.
Поэтому, выбирая на временной оси некую условную точку «начала империи», можно строить параметрические графики. А вот с вертикальной осью ситуация посложнее. Тут отображены сразу три функции: создание первичных ресурсов, создание инфраструктуры того или иного общества и затраты на поддержание такой инфраструктуры.
Понятное дело, определение некоей абстрактной «мощности» этих трёх функций на одном графике весьма условно. Миллион кирпичей можно превратить в Колизей, а потом этот Колизей разобрать на тот же миллион кирпичей и сделать из них, например, 1000 домов на развалинах Рима. Но с точки зрения исторического процесса все эти сущности взаимосвязаны: сначала определённые ресурсы тратятся на создание некоей сложной сущности, важной для людей, а потом эта сущность постепенно ветшает и приходит в негодность, а люди в это время пытаются её спасти и сохранить. Как мы упоминали, часто этот процесс заканчивается весьма печально — сложная, построенная людьми система попадает в кризис и, не получая подпитки свежими ресурсами извне или за счёт внутренних резервов, неизбежно разрушается и распадается на более простые компоненты.
При этом, что интересно, часто сами по себе первичные ресурсы в такой создающейся, а потом — разрушающейся системе вроде бы никуда не деваются, каменные блоки сначала «собираются» в Колизей, а потом — распадаются, порождая на руинах старого мира новые организационные формы, обычно более простые и менее требовательные к ресурсам. По сути дела, в таком варианте человеческое общество и представляющая такую общность людей видимая империя ведут себя как биологический супер-организм, который тоже проходит в своём развитии естественные этапы рождения, роста, старения и смерти. Отсюда, кстати, и образы «дряхлой» Римской Империи V века нашей эры, «больного человека Европы» — поздней Османской империи или же навязчивый образ старой английской девы в качестве образа современного Британского Содружества. Мы интуитивно понимаем, что «золотой век» Рима — это первый, а не пятый век нашей эры, Стамбул проиграл не в XX веке, а ещё в XVII и так далее.
Конечно же, такой сверхорганизм, как мировая в прошлом держава, гораздо сложнее какой-нибудь амёбы — точно так же, как римский Колизей много сложнее любого каменного блока, но тут в любом случае приходится оперировать неточными аналогиями. Всё-таки история и социология пока только учатся пользоваться математикой, а приведенные в статье графики носят оценочный характер. Тем не менее, при желании ресурсный график можно построить с большей точностью, а график расходов того или иного государства столь же просто почерпнуть из его бюджетов, цифр ВВП и отраслевого баланса.
«Время бури и натиска»: благостная экспонента
Начальный этап развития любой империи, будь то государство Александра Македонского, классического Рима или же колониальной Британской империи, — более-менее одинаков. Обычно в это время все три кривых растут по экспоненте, хотя и с небольшим отставанием друг от друга. В этот удивительный момент времени всё кажется безоблачным, и ещё «ничто не предвещает скорого конца». Современники и потомки воспринимают это время, как «время бури и натиска», в котором безудержный рост и взрывное развитие являлись привычной и обыденной ситуацией, а все насущные проблемы решались буквально по мановению некой «волшебной палочки».
Что интересно — суммарные значения наличных ресурсов или абсолютные объёмы создаваемой имперской инфраструктуры не играют на данном графике никакой роли. Важен сам принцип империи, в котором всё доступное количество ресурсов тратится не на гомеостатическое, равновесное поддержание некоего «скромного» существования, а на пространственную, технологическую, культурную или экономическую экспансию имперского общества и государства.
Как следствие этого процесса количественного и качественного роста имперского сверхорганизма, который очень напоминает математическую функцию экспоненты, начальные количества ресурсов оказываются отнюдь не столь важны, как возможность последующего вовлечения в процесс роста новых, доступных для освоения свободных ресурсов. Для примера, на приведенном графике в условных единицах показана «прожорливость» экспоненты к ресурсам: увеличение ресурсной базы в 2 раза продлевает период экспоненциального роста всего лишь в полтора раза (с условных 40 до 60 лет), а увеличение в целых 4 раза — и того меньше, с 60 до 75 лет.
Отсюда мы можем сделать интересный вывод: рост империи — не просто некая историческая прихоть или же несгибаемая воля того или иного абсолютного монарха, но это «альфа и омега» любого имперского организма. Любая империя в чём-то похожа на хищную акулу — пока она находится в движении, подразумевающемся как развитие, — она живёт, а её условные «жабры» получают столь важный «кислород»: внешние или же внутренние ресурсы, которые она мобилизует на своё развитие, вырывая из гомеостазиса обыденности и повседневности.
В качестве исторического примера к данному графику очень показательно использовать Англию, Британскую Империю и современную Великобританию. Просто потому, что для неё этот график уже полностью закончился — и дошёл до своего логического конца. Да и история всего британского могущества пришлась на XVIII–XX века, которые всем современным людям более известны, нежели античность I–V веков и связанная с ней история Римской Империи, или же две тысячи лет истории имперского Китая с династиями Цинь, Хан, Тан, Чжао (Сун), Юань, Мин и Цин, каждая из которых проходила свой собственный имперский цикл. История же имперской Англии — это лишь один цикл имперского могущества, практически модельная система взрывного роста, расцвета, упадка и весьма вероятной скорой гибели имперского организма.
Что говорит нам математика о прошлом Великобритании? Например, об эпохе королевы Виктории, которую сегодня справедливо почитают пиком английского могущества? У нас есть три функции: ресурсы, инфраструктура и стоимость её поддержания. Все три функции в этот период времени уверенно растут. Ресурсов в избытке хватает на любые, самые смелые проекты, они реализуются и приносят зримую выгоду всем людям империи: начиная от королевской семьи и английской аристократии, через Ост-Индийскую компанию и английский бизнес — и вплоть до последних моряков английского флота и бедноты из лондонских трущоб. Любая имперская авантюра стоит неимоверно дёшево: расходы на содержание всей культуры, торговли, промышленности и, в целом — цивилизации викторианской эпохи находятся на весьма низком уровне. Тогдашний герой Великобритании — отнюдь не скромный американский художник Томас Коул, но поэт Редьярд Киплинг, поющий о «бремени белого человека» и одновременно декламирующий:
Осушим наши стаканы
За острова вдали,
За четыре новых народа
Землю и край земли.
Ведь наша любовь — это пушки,
и пушки верны в боях!
Бросайте свои погремушки,
не то разнесут в пух и прах —
бабах!
Тащите вождя и сдавайтесь,
все вместе: и трус, и смельчак;
Не хватайся за меч, не пытайся утечь,
нет от пушек спасенья никак!
Империя идёт вперёд, идёт железной поступью — и ничто, кажется, не предвещает её ближайшего упадка и краха.
Черчилль в молодости, Черчилль в старости: что-то пошло не так…
Снова посмотрим на наш график. Вот как выглядит второй этап исторического процесса на нашем графике:
Во-первых, в системе уже начинается кризис ресурсов. Их добыча падает, либо же превращается, как в случае высококачественного английского кардиффского угля, в «хождение за три моря», когда за каждый килограмм тогдашнего «чёрного золота» приходилось платить всё дороже и дороже.
Кардиффский уголь — это высококачественный, малозольный антрацит, залегающий в Уэльсе, на западе Британских островов. Залежи кардиффского угля были хорошо известны, так как местами выходили на поверхность, в силу чего кустарным способом разрабатывались ещё со средневековья.
Однако по-настоящему массово добыча кардиффского угля стартовала после начала расцвета цветной и чёрной металлургии в Уэльсе, так как рядом с этим качественным углём удачно обнаружились и богатые медные, никелевые и железные руды. Уже в 1891 году добыча кардиффского угля составила 30 млн тонн. Но еще более стремительно росла (практически по той же экспоненте) начала расти и численность уэльских шахтеров — дошло до того, что местные металлурги даже заключали с рабочими договора о том, что те не перейдут на работу в шахты, где разнорабочим стали платить больше, чем квалифицированным работникам на заводах. И это было плохим признаком, означавшим что «угольные сливки» в Уэльсе уже сняты, и добывать качественный уголь становится вся тяжелее и тяжелее. Если в 1883 году производительность труда в Уэльсе составляла 309 тонн на человека, то в 1900 году она упала до 266 тонн, а к 1912 году снизилась до 222 тонн на каждого рабочего.
Предвоенный, 1913 год стал пиком добычи угля для Уэльса, когда на горá было поднято 56,8 млн. тонн кардиффского «чёрного золота». Но это далось неимоверно высокой ценой — число занятых в угольной отрасли достигло четверти миллиона человек!
Для сравнения: американская Западная Вирджиния в том же 1913 году добыла сравнимую цифру похожих качественных углей — 62,7 млн тонн, только вот число шахтеров там составило лишь около 70 тысяч человек. Как говорится — почувствуйте разницу в производительности труда.
Кроме того, высококлассные валлийские специалисты, знающие угледобычу, были к тому времени нарасхват по всему миру. Например, ещё в 1869 году уроженец Уэльса Джон Хьюз (Юз) начинает строительство завода в российской Юзовке — будущем Донецке. И здесь мы видим второй момент, связанный с кризисом ресурсов, — в этот период времени чётко выстроенная и централизованная структура имперского организма начинает распадаться и «дрожать»: большая часть насущных проектов, которые обеспечивают ресурсные потребности империи, переносится из метрополии и исторически связанных с нею провинций на далёкую периферию (в колонии), а то и далеко за пределы имперских границ.
В частности, именно за это ругали поздний СССР, который по столь же объективным причинам развивал ресурсно-богатую Среднюю Азию — или даже «помогал» странам Африки и Азии, но при этом весьма скупо вкладывал в собственные, исторически российские регионы. Причина такого подхода при отстранённо-математическом взгляде на динамику империй становится очевидной: в колониях или отдалённых провинциях ресурсы обычно стоят дешевле и более доступны, нежели в хорошо освоенных внутренних провинциях и, тем более, в метрополии.
Третьим фактором, который сопровождает пиковое состояние империи, является то, что нарастающий недостаток ресурсов побуждает имперскую цивилизационную систему уменьшать расходы на создание инфраструктуры, в то время, как сумма расходов на поддержание существующей инфраструктуры продолжает рост — вслед за числом храмов, дворцов, кораблей, авианосцев, армий или торговых караванов.
А что нам говорит история? Есть ли у неё подтверждение — или же опровержения нашей математической модели? Да есть. Как пример, стоит привести историю всё той же «Англии — владычицы морей» и грустный сюжет деградации её морского могущества.
Последняя «гонка вооружений», которую Англия смогла всё-таки с честью выиграть, была «дредноутная гонка», которая пришлась на период назначения будущего премьер-министра страны, Уинстона Черчилля Первым лордом Адмиралтейства. Уже в тот момент было ясно, что на море Британии предстоит соперничать не только с Францией и Германией, но и с США. Расходы на военно-морские силы к началу ХХ века стали самой крупной затратной статьёй британского бюджета. Черчиллю было поручено проведение реформ при одновременном повышении эффективности затрат — всё в той же логике «роста любой ценой», но уже с оглядкой на то, что казна империи всё-таки не «резиновая».
Инициированные молодым лордом перемены находились где-то на грани чуда, совмещенного с авантюризмом: Черчилль разогнал все старые структуры Адмиралтейства, унаследованные ещё от парусного флота, организовав главный штаб военно-морских сил. Им была учреждена морская авиация, спроектированы и заложены военные корабли всех новых типов, включая линкоры-дредноуты, эскадренные миноносцы и подводные лодки. Несмотря на наличие кардиффского угля, Черчилль инициировал массовый перевод английских военных кораблей на жидкое топливо. Кроме того, в строительстве линкоров он и вовсе пошёл на авантюру — по первоначальным планам, кораблестроительная программа 1912 года должна была составлять 4 улучшенных линкоров типа «Айрон Дьюк», с проверенными 13,5-дюймовыми орудиями. Однако новый первый лорд Адмиралтейства приказал переработать проект под главный калибр в 15 дюймов — при том, что даже проектные работы (!), не говоря уже об испытаниях этих орудий, ещё даже не были завершены. В результате были созданы весьма удачные линкоры типа «Куин Элизабет», которые современники назвали «кораблями из будущего», прослужившие во флоте Великобритании вплоть до 1948 года.
Но даже гений и здоровый авантюризм молодого Черчилля не смог спасти «владычицу морей» от цивилизационного поражения. Хотя формально Великобритания закончила Первую мировую войну в ранге победителя, её экономика и морское могущество были окончательно подорваны. Уже в 1922 году Великобритания была вынуждена подписать невыгодное для неё Вашингтонское соглашение по ограничению морских вооружений, которым де-факто признавала право США и Японии создать военно-морские силы, сравнимые с британскими. Согласно условиям этого соглашения, линейные флоты этих трёх ведущих морских держав фиксировались в отношении 5:5:3, а Великобритания утрачивала сохранявшееся весь XIX век состояние, когда её флот превосходил по мощи военно-морские силы двух других ведущих мировых держав, вместе взятых.
Окончательную точку в уходе с мировой арены британского военного флота, как ни печально, пришлось ставить тому же Черчиллю. Именно он был вынужден подписать позорный для Великобритании договор «Эсминцы в обмен на базы», который подразумевал передачу США 50 американских эсминцев британскому флоту в обмен на ряд заморских территорий империи. Договор был заключён 2 сентября 1940 года между США и Великобританией. Американские эсминцы времён Первой мировой войны, находившиеся на консервации уже четверть века, передавались британской стороне в обмен на долгосрочную аренду (на 99 лет) ряда английских колониальных земель. Британская империя «увяла» за каких-то 25 лет: столь стремительным был её взлёт и столь же молниеносным — её падение.
От Маргарет Тэтчер до Терезы Мэй: умирание длиной в полвека
Хорошо известна крылатая фраза экономической теории: «прилив поднимает все лодки». В самом деле, говоря о фазе роста в имперском цикле, мы часто употребляем слова «бум», «железная поступь», «лихорадка» или даже «взрыв».
Именно так люди, оказавшиеся современниками этой фазы, называют явления экономического, военного, культурного и социального роста. Когда египетское зерно покупает всё восточное Средиземноморье, римские легионы маршируют вплоть до Парфии, а над вечной Британской Империей никогда не заходит солнце. Ну, или когда российские газ и нефть покупают и в Европе, и в Китае, а богатства Сибири и Арктики кажутся неисчерпаемыми.
Но метафора «взрыва» сама по себе задаёт и пределы роста. Невозможно расти по экспоненте вечно — рано или поздно параметр, вроде бы являющийся в начале процесса несущественным, вдруг оказывается определяющим и ограничивающим этот «вечный» рост.
Именно такой сюжет и играет определяющую роль в последней, острой фазе любого кризиса: недостаток ресурсов превращается в катастрофу, которая не просто останавливает рост инфраструктуры, но и ставит перед обществом простой вопрос: а как всё это великолепие можно содержать дальше? «Туман будущего» в этот момент времени уже полностью развеялся, абстрактная «армия Венка» так и не пришла спасать осаждённый Берлин, а варвары со всех сторон, подобно падальщикам, окружают умирающую империю:
В математике ситуация совершенно ясна — функция условных ресурсов империи незримо определяет поведение двух других функций: создания инфраструктуры и процесса поддержания «на плаву» уже созданного. Легко создать, как пример, одну ветку столичного метро — все ресурсы будут брошены на строительство. А в тот момент, когда в городе действует уже больше сотни станций метрополитена, большую часть ресурсов вы будете тратить не на рытьё тоннелей, а на такие тривиальные вещи, как ремонт эскалаторов или же уборку мусора на уже построенных станциях. Это — правда жизни.
Поэтому-то любая система, попавшая в ресурсный кризис, действует совершенно однообразно: сначала она сокращает инвестиции во всё новое и рискованное, потом останавливает даже текущее развитие, а затем — начинает просто «поедать саму себя», когда под видом «экономии» или же «борьбы с издержками» происходит просто разрушение существующего общественного цивилизационного уклада.
Именно такой процесс мы наблюдали — и продолжаем наблюдать в современной нам Великобритании. При этом речь уже идёт не просто о судьбе её военно-морского флота — там-то всё уже практически понятно: британские военно-морские силы ещё со времён ракет «Поларис» являются «филиалом» U.S.Navy. Речь идёт о полной и окончательной деградации всей британской инфраструктуры, которая происходит у нас на глазах.
Например, спецслужбистам, которые работали в английской МI6/SIS времён Черчилля, наверное, и в страшном сне не могло привидеться «дело Скрипалей». С непонятными нестыковками, ляпами, убиенным котом и морскими свинками, бомжами, находящими «духи Новичок», с «изготовлением» готовой отравляющей смеси в общественном туалете, с якобы «загадочным» бегством «агентов ГРУ» в Россию… И это всё — в непосредственной близости от лаборатории химического оружия Портон-Даун, где накануне «что-то взорвалось», да еще с человеческими жертвами…
Но столь поверхностный и ироничный взгляд на Великобританию — это лишь часть общей картины. В реальности же анализ её решений, и поведения на международной арене даёт совсем иную картину: даже если действия Лондона иногда и выглядят комично и непоследовательно, в целом английская элита вполне уверенно борется за своё место под солнцем, хотя и вынуждена сегодня довольствоваться малым.
Образ «гадящей англичанки», который обычно сопутствует вульгарному прочтению английской тематики, достаточно адекватен — нынешние успехи английской дипломатии, бизнеса или военной машины достаточно скромны. Можно сказать, что «англичанка гадит», но всё чаще — «под саму себя», как иногда бывает с дамами почтенного возраста. При этом у старой леди остается еще немало тайных связей и рычагов, которые используются для того, чтобы даже в такой прискорбной ситуации если не сами продукты её геополитической жизнедеятельности, то, по крайней мере, непрямые последствия (фигурально выражаясь, «вонь и брызги») достигали незадачливых адресатов и решали насущные проблемы самой Великобритании. И такое поведение, в общем-то, имеет под собой объективную основу, продиктованную нынешними возможностями Туманного Альбиона.
При оценках текущей геополитической обстановки фактор Великобритании обычно воспринимается, как некий «промежуточный кубик» между США и Евросоюзом. Наихудший член Евросоюза, да ещё и покидающий его в результате злополучного «Брексита» — или же столь же смешной «51-й штат США», чьи претензии стать неотъемлемой и основополагающей частью евроатлантического сотрудничества уже стали притчей во языцех, но чьё реальное состояние уже гораздо ближе к злополучному Пуэрто-Рико, чем к преуспевающим Калифорнии или Техасу.
Это — участь старой, умирающей империи. Имперская структура, кроме своей внешней атрибутики, имеет ещё и глубинный, скрытый слой, который используется старыми империями для своей самозащиты, а также пусть и жалкого, но выживания.
Например, Византия смогла найти такое чудесное, пусть и оригинальное спасение в православном прозелитизме, с помощью которого смогла успешно распространить восточную ветвь христианского учения на «варварские» народы: болгар, сербов, румын, грузин и все ветви русского народа. Такой «экспорт религии» отчасти спас Византию, так как умирающая империя смогла организовать на своих границах пояс дружественных государств. И только приход новой, мусульманской веры, которая противостояла византийскому православию, окончательно сгубил «вечный город» Константина.
Точно также сегодня Великобритания продолжает использовать «пояс дружественных империи стран», под которым подразумеваются бывшие британские колонии и доминионы. Конечно, сегодня эта зависимость имеет, скорее, противоположный знак: пакистанские и индусские кварталы в Лондоне — вместо колониальной администрации в Карачи или Бомбее. Но для умирающей империи это тоже вопрос получения хоть какого-то ресурса, в данном случае — человеческого.
Россия: стоит ли нам смотреть на английскую «старушку»?
Как уже отмечалось выше, имперский цикл абсолютно не связан с формой правления или с господствующей идеологией в имперском государстве. Суть империи — выход из состояния относительного гомеостаза, характерного для большинства национальных государств, которые могут существовать на «низком уровне энергии» столетиями.
В таком прочтении исторического материала судьбы Британской, Римской, Византийской или Российской империй можно рассматривать в рамках единого подхода — который, в том числе, позволяет достаточно уверенно предсказывать будущие события. Ведь блеск, очарование, фатум и злой рок имперского цикла определяется отнюдь не нашими идеологическими, политическими или историческими предпочтениями, но зависит от глубоких, фундаментальных факторов, пренебрежение которыми обычно и приводит империи к разрушительным кризисам и к бесславному краху.
Конечно, в истории империй есть и немало примеров «чудесного» спасения. Например, Византийская империя смогла буквально «возродиться из пепла» после разгрома её крестоносцами в 1204 году — и просуществовать ещё добрых два с половиной века. Упомянутая культурная экспансия тогда спасла Византию, которая пережила вторжение крестоносцев, «проживя в подполье» в виде Никейской империи. Никея во многом опиралась на народы и территории, ставшие дружественными Византии после распространения «греческой» веры — и именно этот факт дал ей нужное количество ресурсов для борьбы за сердце утерянной Византии — блистательный Константинополь.
Неоднократно «пересобирался» заново исторический Китай, для которого проклятие имперского цикла стало буквально исторической «Санта-Барбарой» во множестве серий. Повторяющийся цикл прихода очередных варваров, завоевания ими Китая, укоренения в нём и запуска следующего имперского цикла стал возможен за счёт географической изоляции Китая при уникальном богатстве его собственной территории — прежде всего, климатическими и человеческими ресурсами. Рецепт «разумной автаркии», эффективной ассимиляции пришельцев и опоры на собственные силы применялся Китаем последовательно со времён создания Великой китайской стены — и позволил если не управлять имперским циклом, то хотя бы перезапускать его заново каждый раз в максимально подходящем для Китая направлении.
Наконец, есть и собственный исторический опыт России, которая пережила в историческое время минимум три радикальные пересборки: после татаро-монгольского нашествия, в Смутное время начала XVII века и во время двух революций и Гражданской войны в 1917–1921 годов.
Превращение феодальной, раздробленной Руси в централизованное Московское государство, затем его превращение в Российскую империю и, наконец, трансформация этой империи в «красный проект» СССР — неоценимый исторический имперский опыт, который надо не охаивать как некую «историческую трагедию», но воспринимать как ценнейший исторический опыт, накопленный нашими предками.
К сожалению, трансформация СССР, которую затеяла советская элита в момент «перестройки», явно была направлена против логики имперского цикла. Вместо поиска новых ресурсов для развития, вместо пересборки империи на новых принципах, во главу угла была изначально поставлена провальная концепция «маленькой, удобной России», которая якобы должна была стать лишь самым восточным европейским национальным государством (ну — или самым западным азиатским).
Однако такой подход по умолчанию был и остается ущербным. Имперский цикл можно лишь перезапустить — «спокойно» выйти из него можно лишь с громадными территориальными, инфраструктурными и людскими потерями. Первый удар, который получил русский имперский проект в 1991 году, отнюдь не был последним — видно, что внешние силы стараются максимально усугубить нынешнее, весьма неустойчивое положение современной России, чтобы добиться фактического раздела «русского наследства». В отличии от современной Великобритании, которая за счёт утраты своих колоний и геополитического веса стала удобным партнёром как для США, так и для новой европейской империи, Евросоюза, у России такого исторического шанса нет.
«Партнёром» США или ЕС может стать только полностью зависимая от них территория, наглядным примером чего является современная Украина. Нынешняя Россия для этой роли слабо подходит — для такого «партнёрского» статуса надо отказаться от ядерного оружия, современной промышленности и собственной политической позиции. Кроме того, неизбежным вариантом такого сценария является и утрата единства России — в этом случае «партнёры» (а точнее — колонизаторы) постараются создать на территории страны всякие управляемые «Казакии», «Сиберии» и «Ингерманландии», чтобы исключить любую возможность русского исторического реванша.
Однако у России есть и позитивный сценарий. Современной Российской Федерации в наследство от СССР и Российской Империи, как ни парадоксально, достались лучшие земли. Не в плане климата или доступности тёплых морей — но с точки зрения сохранения имперского проекта. У России, в отличии от нынешнего Соединённого Королевства, на сохранившейся территории достаточно собственных ресурсов, по-прежнему проживает большая часть бывшего населения империи (при этом — максимально лояльного любому новому имперскому проекту), а протяжённость и негостеприимность территории создаёт неудобство не только для самих русских, но и для любой внешней силы, которая постарается расчленить или взять под контроль такую громадную страну. Если Китай защищали пустыни и горы, то современную Россию защищают расстояния внутри её самой.
Кроме того, сфера русского влияния, как и сфера влияния Византии в период Никейской империи, никуда не делась, что наглядно показали (и показывают) события на Донбассе и в Крыму.
Всё это значит, что у современной России есть шанс на перезапуск нового имперского проекта. И такой шанс ни в коем случае нельзя упускать.