Крах плана «Барбаросса». Том II — страница 122 из 129


Т а б л и ц а 32

Танковые силы отдельных танковых дивизий, подчиненных группе армий «Центр», 22 июня – 10 сентября 1941 г.




Источник: Jentz T.L. (ed.). Panzertruppen: The Complete Guide to the Creation & Combat Employment of Germany’s Tank Force, 1933–1942. V. 1. P. 206, 210; Anlagen zum Kriegstagebuch Nr. 3, 3. Panzer-Divisionbefehle vom 15 сентября 1941 bis 29.12.41 // Ia 3. Panzer-Division 000285, NAM (National Archives Microfilm), series T-315, Roll 116; Anlageband Nr. 8 zum K.T.B. Pz A.O.K. 2 – vom 22.V.41 bis 31.1.42 // PzAOK 2, 734843, NAM T-313, Roll 103; Gefechts und Verpfl. Stärken. LVII Pz A. K, 22.6.1941–2.1.1942 // Ia LVII Pz.A.K. 666, Nam T-314, roll 1474; Kriegstagebuch Nr. 3 der 7. Panzer-Division (Führungsabteilung) einsatz Sowjetrussland.


Из таблицы 32 ясно видно, насколько быстрыми темпами снижалась боеспособность танковых сил группы армий «Центр» за трехмесячный период, причем в нескольких аспектах. Во-первых, в целом боеспособность танковых сил группы армий резко снизилась (с 2075 боеготовых танков 22 июня до 746 боеготовых танков в период с 25 августа по 9 сентября, то есть больше чем на 64 %). Во-вторых, самое серьезное снижение боеспособности наблюдалось в самых мобильных боевых соединениях группы армий, в частности в XXIV и XXXXVII моторизованных корпусах 2-й танковой группы. Например, боеспособность 3-й и 4-й танковых дивизий XXIV моторизованного корпуса снизилась с 441 танка 22 июня до 129 боеготовых танков 26 июля и до 137 боеготовых танков к 4 сентября, то есть почти на 70 %. Аналогично: соединения, наступавшие в авангарде XXIV моторизованного корпуса – 3-я танковая дивизия Моделя, имевшая на 22 июня 229 танков, на 26 июля имела 85 боеготовых машин, а на 4 сентября – всего 54, то есть боеспособность снизилась почти на 78 %. Серьезный урон был нанесен и боеспособности XXXXVII моторизованного корпуса 2-й танковой группы, участвовавшего в ожесточенных боях западнее Брянска и Трубчевска. Если на 22 июня 1941 г. соединение располагало 445 танками, то на 4 сентября – 70 боеготовыми танками, налицо падение боеспособности почти на 85 %.

Хотя 3-я танковая группа понесла куда меньше потерь в ходе боевых действий на левом фланге армейской группы, ее боеспособность также снизилась – с 989 танков на 22 июня до 399 танков на конец августа и начало сентября: снижение боеспособности приблизительно на 60 %. Хотя 19-я и 20-я танковые дивизии группы Штумме одержали важные победы в районе Великих Лук и Торопца в августе, все-таки это не могло не отразиться на боеспособности соединений – она снизилась с 479 машин на 22 июня до 190 машин на 25 августа; здесь также произошло снижение боеспособности почти на 60 %, однако на начало сентября можно говорить о некотором ее повышении.

Конечно, великолепно отлаженная у немцев технологическая цепочка ремонта поврежденных в боях машин позволяла большинству перечисленных дивизий лишь непродолжительное время оставаться в условиях столь резко снизившейся боеспособности. Например, 7-я танковая дивизия XXXIX моторизованного корпуса, располагавшая 278 танками на 22 июня, к 21 июля имела всего 118 боеготовых машин, а к 17 августа – примерно 110, то есть лишилась около 80 танков в ходе боев вдоль реки Вопь 20–21 августа, однако уже к 6 сентября смогла бросить в бой 130 боеготовых машин.

Как бы то ни было, танковые силы группы армий «Центр» вышли из Смоленского сражения с 40 % прежней боеспособности в сравнении с 22 июня. В результате, несмотря на широкие возможности системы ремонта бронетехники в немецкой армии, даже после переподчинения группе армий «Центр» 4-й танковой группы, группа армий приступила к выполнению операции «Тайфун», то есть перешла в наступление на Москву 31 сентября и 1 октября, располагая силами примерно в тысячу танков[20], иными словами, менее половины танков, которые имела на день начала операции «Барбаросса»11. Однако следует внести уточнение – ровно половину этих танков составляли машины типа Pz I и II, а также иногда не имевшие вооружения командирские танки.

Солдаты и командиры

Исследование продолжительных сражений в районе Смоленска не может считаться полным без более близкого рассмотрения фигуры немецкого солдата и красноармейца, а также их командиров.

Хотя данная тема играет отнюдь не главную роль, она сама по себе достойна отдельного исследования, ибо именно солдаты противоборствующих сторон, как по отдельности, так и все вместе, определяли ход и исход сражений. И еще потому, что, как следует из данной книги, очень многим из этих солдат пришлось заплатить жизнью за победу или же за поражение.

Летом 1941 г. немецкий солдат, будь то мотопехотинец, танкист, сапер или просто пехотинец, в подавляющем большинстве случаев являлся солдатом кадровым. Соответствующим образом обученный, этот солдат, как на индивидуальном уровне, так и в составе подразделения и части – роты, батальона и полка, он нередко представлял собой тип ветерана – участника Польской (а также Норвежской и Балканской) или Французской кампаний, что не могло не вызывать в нем чувства гордости победителя. В свою очередь, именно эта гордость победителя вселяла в него несокрушимую веру в победу германского оружия, заставляя весьма критически относиться к боевым – зачастую и человеческим – качествам своего противника – русского солдата. Если германский солдат был вполне убежденным нацистом, то и в бою действовал соответственно – его отличала национальная спесь и жестокость в отношении противника. Но, как выразился один ветеран-немец, если война на Западе или в Северной Африке была просто «спортом», то на Востоке она была другой. И на самом деле идеологический, а чаще народный характер этой войны на Восточном фронте в ходе боевых действий все более и более приобретал черты истинного «конфликта культур» (Kulturkampf).

Поскольку большинство немецких солдат тех или иных подразделения, части или соединения происходили из какой-то одной земли Германии (Баварии, Швабии, Вюртемберга, Силезии и т. д.), это неизбежно накладывало отпечаток и на поведение солдат, вселяя в них корпоративный дух.

Однако все эти, несомненно, сильные качества немецкого солдата все же имели и отрицательные стороны. Дело в том, что все усвоенное им в период обучения готовило его к победе, и только победе. Но на войне, как известно, случаются и поражения. Так вот, эти же самые черты вселяли в солдата дух фатализма, если он терпел поражение. Хотя боевой дух немецкого солдата в ходе осуществления операции «Барбаросса» оставался на высоте, в то лето 1941 г. в душу многих служащих вермахта стали закрадываться сомнения, в особенности когда сражения в районе Смоленска развивались совсем не по германскому сценарию. Разумеется, здесь свою роль сыграла и жара, и дорожная пыль, и первые за всю войну колоссальные потери, нанесенные вермахту этими «недоразвитыми» русскими. И как результат – отрезвление. Однако вопрос о том, когда именно рухнул боевой дух германского солдата, требует дальнейшего кропотливого исследования. И все же доказанный факт, что к декабрю 1941 г. очень многие в вермахте спрашивали себя: «До какой степени ожесточенные бои конца лета 1941 г. повлияли на боевой дух германских войск?»

Если большинство немецких солдат в июле – августе 1941 г. были отлично обученными профессионалами, то многие, если не большинство, красноармейцев таковыми не являлись. Печально, но факт, что большая часть обученных солдат Красной армии и, в частности, воевавших в составе Западного фронта (или попало в плен), пало в боях с частями группы армий «Центр» уже в первые две недели войны. В особенности это касается приграничных сражений в Белоруссии (22 июня – 9 июля), где было потеряно почти полмиллиона солдат и офицеров Красной армии, согласно официальной российской статистике, около 420 тысяч. И это из первоначальной численности 627 300 человек. Согласно подсчетам немцев, Красная армия потеряла еще больше – около 600 тысяч человек. Хотя сторонний наблюдатель, несомненно, поразился сокрушительному разгрому, которому подверглись три советские армии и шесть механизированных корпусов на этом направлении, к категории невосполнимых потерь относилась, разумеется, не техника, а людские потери. Именно они и прозвучали траурным маршем для Западного фронта – среди убитых, раненых или пропавших без вести были именно обученные солдаты и офицеры, часть из которых проходила службу в Красной армии еще в довоенные годы.

А 450 тысяч человек, составившие 19, 20, 21 и 22-ю армии Западного фронта, плюс 60 тысяч человек 16-й армии, встретивших противника, – силы группы армий «Центр», когда те вышли к Западной Двине и Днепру, представляли собой некий конгломерат хорошо обученных кадровых солдат и плохо или вовсе не обученных призывников, то есть новобранцев. Хотя нет никаких подтвержденных документально исследований о том, сколько приходилось на каждую из упомянутых категорий, логично предположить, что кадровые солдаты и офицеры составляли явное меньшинство. Ситуация с этими 200–240 тысячами человек, составившими 28, 29 и 30-ю армии, а также с примерно 230 тысяч человек пополнения, которое Западный фронт получил в июле и августе, была еще хуже. Эти силы в значительной степени состояли из необученных и необстрелянных резервистов с редкими вкраплениями кадровых солдат и офицеров. Новые соединения формировались и комплектовались личным составом впопыхах, например стрелковые дивизии с порядковыми номерами начиная от 200. В этих соединениях не хватало буквально всего – артиллерийских орудий, транспортных средств и других вооружений и техники12. В результате, когда НКО сформировал эти армии в июле 1941 г., в качестве старших командных кадров им были приданы офицеры НКВД и пограничники, и делалось это для поддержания дисциплины в рядах на скорую руку сколоченных дивизий.

Самым очевидным следствием недостаточной боевой подготовки было явное неумение многих солдат выполнить даже элементарные из поставленных боевых задач, полнейшая тактическая безграмотность даже на уровне командиров среднего звена; ни личный, ни командный состав понятия не имел о таких вещах, как органи