Именно генерал Жилинский принял от лица Российской империи обязательство перед французами о сосредоточении против Германии 800 тыс. чел., и начале наступления в Восточную Пруссию на 15-й день мобилизации, то есть в то время, как армии Северо-Западного фронта в действительности будут иметь в своем составе лишь первый эшелон сосредоточения, не укомплектовав полностью своих рядов, обозов и тылов (на 15-й день войны русские закончили сосредоточение только трети своих войск, предназначенных для действующей армии). Даже на 40-й день со дня объявления мобилизации русские не могли иметь на германской границе и 600 тыс. штыков и сабель.
15-й день по объявлении мобилизации был принят в качестве рубежного в связи с тем, что именно в этот день превосходство в силах по окончании сосредоточения на Западе переходило к Германии и ее союзникам. Данное преимущество поддерживалось вплоть до 48-го дня, после чего перевес вновь переходил к Антанте в связи с прибытием из глубины Российской империи резервных войск. В этом промежутке времени граф Шлиффен рассчитывал вывести из войны Францию и приступить к переброскам немецких армий на Восток. Так что именно поэтому русские и должны были, по мысли французского союзника, перейти в наступление не позднее 15-го дня. Здесь нельзя забывать, что, согласно планированию 1912 г. – наиболее проработанному перед первыми выстрелами в 1914 г., сосредоточение армий русского Северо-Западного фронта должно было закончиться только на 20-й день мобилизации. Разница между двумя планами – в 5 дней.
Столь необдуманные и невыполнимые декларации лишь вводили в заблуждение, как себя самого, так и союзников. Как показано выше, в 1912 г. французы отказались от плана стратегической обороны от Антверпена до Вердена, выдвинутого В.-К. Мишелем в противовес «Плану Шлиффена», под давлением определенных политических кругов и части генералитета (Жоффр, Фош и др.). Возможно, что столь радикальные перемены в оперативно-стратегическом планировании первого периода войны в какой-то степени подстегивались и вот этим самым заведомо невыполнимым для русских обстоятельством. Действительно, если на 15-й день в Германию хлынет 800-тысячная армада с Востока, то немцы будут вынуждены немедленно остановить наступление на Западе. Принятый французами план встречного сражения на границе с самого начала войны едва-едва не привел к катастрофе и разгрому французских вооруженных сил уже в августе 1914 г.
Повторимся, что на изменение планирования влияла масса самых различных факторов, но наверняка французский Генеральный штаб имел в виду и русские заверения 1912 г. Организуя встречное наступление через Вогезы в центр германского сосредоточения, французы отнимали у своего русского союзника несколько лишних дней на завершение сосредоточения вдоль русско-германской границы. Но при этом французы настойчиво требовали русского вторжения в Германию на 15-й день мобилизации. Эти самые лишние дни, в течение которых французы должны были бы вести стратегическую оборону вдоль всей франко-германской и франко-бельгийской границы, чрезвычайно способствовали бы усилению русской мощи, получавшей дополнительное время при развертывании.
Ближайшие помощники Я.Г. Жилинского также неплохо знали театр предстоящих военных действий. Начальник штаба фронта В.А. Орановский перед войной в течение года был начальником штаба Варшавского военного округа. Командующий 1-й армией П.К. Ренненкампф перед войной являлся командующим войсками Виленского военного округа, начальник штаба 1-й армии Г.Г. Милеант был начальником штаба этого округа. Командующий 2-й армией А.В. Самсонов в 1905–1907 гг. занимал должность начальника штаба Варшавского военного округа, начальник штаба 2-й армии П.И. Постовский в 1908–1913 гг. являлся генерал-квартирмейстером Варшавского военного округа. Интересно, что адъютантом оперативного отделения штаба 1-й армии являлся С.С. Каменев – будущий советский главнокомандующий периода Гражданской войны.
Вторжение в германские пределы тщательно готовилось русским военным ведомством, так как по своей сути Восточная Пруссия являлась заблаговременно подготовленной базой предстоящих операций германских войск на Востоке. Поэтому, с одной стороны, русские так упорно пытались пробиться в нее, и, с другой стороны, немцы так упорно и последовательно обороняли ее от вторжения. Вдобавок русское командование стремилось овладеть Восточной Пруссией еще и потому, чтобы укрепиться вдоль всей линии Вислы, на случай, если Франция все-таки потерпит поражение и Париж падет.
Восточная Пруссия являлась и сильным стратегическим козырем. С одной стороны, восточнопрусский плацдарм позволял немцам наступать в русскую Прибалтику, то есть на петроградском (столичном) направлении. С другой стороны, в случае успеха и сосредоточения необходимой по мощи группировки германские армии имели возможность ударить из Восточной Пруссии в тыл всей русской группировке, расположенной в Польше, в направлении на Седлец – важнейший железнодорожный узел «за спиной» всего русского Передового театра. Именно этот вариант и фигурировал в качестве основного на предвоенных договоренностях между немцами и австрийцами.
Уже в 1909 г. начальник германского Генерального штаба Х. Мольтке-Младший дал австрийцам обещание, что австрийское наступление в Россию будет незамедлительно поддержано немецкой восточнопрусской группировкой. Это обещание было буквальным образом «вырвано» у немцев их австрийскими союзниками: несмотря на то, что немцы и не собирались идти на поводу у австрийцев, данное обстоятельство приходилось «иметь в уме». Таким образом, эта уступка со стороны немцев наносила еще один удар по «Плану Шлиффена», который предусматривал активную оборону в Восточной Пруссии, вплоть до отхода за Вислу, пока главные немецкие силы громят Францию. Признание наступления в качестве помощи своему союзнику в августе 1914 г. станет лишним доводом для переброски двух корпусов на Восток, что роковым образом ослабит правое германское крыло в канун битвы на Марне.
В свою очередь, начальник австрийского Генерального штаба Ф. Конрад фон Гётцендорф полагал, что решительное наступление австрийцев с начала военных действий вынудит русских ослабить давление на Восточную Пруссию, пока основная германская масса рвется к Парижу на Западном фронте. Такой подход являлся обязательством австро-венгров в ведении коалиционной войны против держав Антанты. Соответственно, после необходимой перегруппировки немцы должны были уже в свою очередь оказать австрийцам помощь ударом на Седлец, дабы вынудить русских перебросить свои резервы на северный фас Восточного фронта. А при надлежащем успехе маневр на Седлец становился началом разгрома главных сил русских в Польше.
Тщательная разработка «Плана Шлиффена» привела к тому важнейшему обстоятельству, что после объявления мобилизации войну уже практически невозможно было остановить. Слишком многое выстраивалось на 2-недельной разнице между ударами на Западном и Восточном фронтах. На практике получилось, что «важным последствием скрупулезной подробности разработки в 1893–1914 гг. плана германского наступления был тот факт, что однажды запущенный механизм невозможно было остановить. Все должно было работать с точностью часового механизма. Любое вмешательство извне неминуемо приводило к сбою и в итоге парализовывало предусмотренное планом отлаженное перемещение людей и материалов. Таким образом… никто, включая кайзера, после принятия решения о начале военных действий не мог изменить план»[53]. Недаром колебания императора Вильгельма II, выразившиеся в переписке последних предвоенных дней с российским императором Николаем II, были немедленно разрушены Х. Мольтке-Младшим, пояснившим, что любое нарушение «Плана Шлиффена» приведет к неминуемому проигрышу войны, и раз уж мобилизация объявлена, то следует идти до конца.
Развертывание германских сил в Восточной Пруссии завершилось 29 июля, в то время как в России 27-го числа только-только приступили к оперативным перевозкам войск. Спокойствие на государственной границе нарушалось лишь заблаговременно сосредоточенной в приграничных районах русской кавалерией, тщетно пытавшейся пробиться вперед для нанесения удара по противнику в период его сосредоточения. Поэтому немцы могли достаточно спокойно подготовиться к отражению русского наступления, организовать взаимодействие войсковых единиц и, что особенно важно, наладить работу службы тыла. Именно скорость германской мобилизации и сосредоточения не позволила русской стратегической коннице совершить глубокий набег на неприятельскую территорию.
Замышляемое как операция армий фронта, русское вторжение в Восточную Пруссию протекало без непосредственного взаимодействия русских армий друг с другом. Замысел немцев по разделению действий русских армий посредством оборонительного барьера в районе Мазурских озер блестяще оправдал себя. Поэтому, как считает военный историк А.А. Строков, наступление русских армий на различных направлениях в итоге обозначило вторжение русских в Восточную Пруссию не как фронтовую операцию, в которой армии связаны общностью цели и взаимной поддержкой, а как две разрозненных армейских операции[54].
Тем не менее при организации наступательной операции подразумевалось, что взаимосвязь армий будет обеспечена через тылы: с восточной стороны Летценского укрепленного района, где немцы держали под своим контролем узкие междуозерные дефиле. Так, 28 июля начальник штаба Верховного главнокомандующего (наштаверх) Н.Н. Янушкевич напоминал главнокомандующему армиями Северо-Западного фронта (главкосевзапу) Я.Г. Жилинскому о необходимости соединения русских армий: «Между 1-й и 2-й армиями должна быть установлена тесная связь путем выставления против фронта Мазурских озер достаточно прочного заслона»[55].
Предполагалось, что соединение русских армий, преследующих якобы непременно бегущего противника, не за горами, а наличие конных масс на флангах наступавших армий должно было упрочить это взаимодействие. Согласно подсчетам стратегов Ставки Верховного главнокомандован