[71].
Понеся значительные потери в офицерском и солдатском составе (48 офицеров, 329 солдат и 369 лошадей), Хан Нахичеванский решил дать своим войскам отдохнуть весь следующий день, как раз тогда, когда основные силы 1-й армии участвовали в Гумбинненском сражении. Уже вечером Хан знал, что участвовать в общем бою с противником на следующий день он не собирается. В качестве причины для оправдания бездействия выдвигалась нехватка артиллерийских снарядов.
В результате открытый правый фланг 1-й армии оказался без прикрытия, что едва-едва не позволило немцам вырвать победу в сражении под Гумбинненом. Участник войны справедливо пишет: «В то время как 20-й корпус вел неравный бой с немцами, а конница их производила панику в тылу русских, конная группа Хана Нахичеванского спокойно оставалась в бездействии и устраивала “дневку”… Выполнение поставленных коннице задач было явно преступным. Нельзя было, на месте командующего конной группой, не понимать необходимости действий на тыл противника, с тем, чтобы своими разрушениями в тылу немцев поставить их в тяжелое положение. Ведь действия 80 эскадронов с 42 орудиями в тылу противника, в связи с операциями своей армии с фронта, могли бы повлечь разгром немцев на всем операционном направлении»[72].
Одна даже только угроза со стороны русской кавалерии вполне могла ослабить германский удар по правому флангу 1-й русской армии. Вспомним, что по итогам Бородинского сражения 1812 г. русский главнокомандующий М.И. Кутузов остался весьма недоволен действиями конницы М.И. Платова и Ф.А. Уварова, не решившихся ударить французам в тыл. Однако нависание русской конной массы над французским левым флангом в Бородинском сражении явилось одной из причин того, что Наполеон не решился бросить в бой свою гвардию и тем самым одержать полную победу.
Спустя сто лет русские кавалерийские начальники не просто не решаются атаковать противника, чтобы оказать помощь своей пехоте, но вообще остаются вне сражения, в котором русские понесут потери в 17 тыс. чел. Это при том, что 4 кавалерийские дивизии в бою у Каушена потеряли не более 500 чел. Таким образом, уже в первом же сражении русские кавалеристы убедились, что даже не перволинейные германские пехотные части будут являться серьезным противником и при превосходстве русских в числе и маневре. Б.М. Шапошников, сравнивая действия русской кавалерии на Северо-Западном и Юго-Западном фронтах, пишет: «Удар русской конницы по чувствительному месту австрийских армий или энергично веденное преследование давали всегда богатые результаты в трофеях среди сравнительно быстро поддающейся разложению австрийской пехоты, к тому же зачастую оставляемой без поддержки артиллерией, уходившей всегда заблаговременно в тыл. Но, даже вынужденная к отступлению, немецкая пехота никогда не приходила в расстройство, не давая здесь русской коннице пожать плоды победы»[73].
Вдобавок ко всему, конница Хана не сумела переправиться через Инстер вслед за отступившими немцами. Такой маневр (переправа через Инстер) давал русским кавалеристам возможность выйти в тыл главной германской группировки, к этому времени уже разворачивавшейся против 1-й русской армии. Таким образом, германская 2-я ландверная бригада, противостоявшая коннице Хана Нахичеванского, сумела не только надежно прикрыть правый фланг и тыл своей армии, но и притянуть к себе всю массу русской кавалерии. Этим немцы не дали русской коннице возможности участвовать в сражении главных сил, состоявшемся на следующий день. И более того – вечером кавалеристы немного отошли назад и открыли противнику дорогу для охвата правого фланга 1-й русской армии.
В этот же день 6 августа британский морской министр У. Черчилль в телеграмме спрашивал у русской Ставки, сможет ли русская сторона организовать десант на северном побережье Германии, с тем чтобы подготовить наступление на Берлин. То есть русские уже двигались по Восточной Пруссии, готовились к удару по австрийской Галиции, а союзники настаивали еще и на десантной операции – не подготовленной ни армией, ни флотом. Конечно, Черчиллю было отказано, но, вне сомнения, что этот запрос повлиял на образование под Варшавой отдельной армейской группы, развертываемой в 9-ю армию. Назначение 9-й и 10-й армий – «двигаться на Берлин по кратчайшему направлению»[74]. Исключение из состава 1-й армии гвардии, долженствовавшей отправиться в Варшаву, не позволит генералу Ренненкампфу в полной мере использовать успех под Гумбинненом 7 августа.
Согласно замыслу штаба фронта, как это видно из директивы командующего армиями Северо-Западного фронта Я.Г. Жилинского, части 1-й армии должны были двигаться к Кенигсбергу, чтобы отрезать 8-ю германскую армию от сильнейшей в Восточной Пруссии крепости. Тем самым русские должны были подвигнуть противника к отступлению на запад, где на германские коммуникации уже надвигалась 2-я армия А.В. Самсонова. Отсечение немцев от железнодорожных магистралей, ведших к крепости и за Вислу, должно было выбить из рук неприятеля этот важный козырь.
Теоретически замысел штаба фронта был неплохим: движение русских на Кенигсберг не просто не давало немцам возможности укрыться в крепости. Этим маневром германская 8-я армия отрезалась и от северной железной дороги, которая вела из Кенигсберга через Мариенбург за Вислу. Таким образом, перехватив пути на крепость Кенигсберг с запада, русские вынуждали неприятеля отступать по более южной железной дороге, которая проходила через Алленштейн – Остероде. Именно на этот рубеж и должны были выйти войска 2-й русской армии, после чего немцы теряли возможность отступления на запад, и, ввиду предполагавшегося неравенства в силах, уничтожались где-то немного западнее Мазурских озер или, в крайнем случае, на побережье Балтийского моря. Следовательно, задачи 1-й армии носили не только пассивные (сковывание противника в ожидании маневра 2-й армии), но и активные задачи (отталкивание противника в ловушку, задуманную еще на предвоенных планированиях). Такой план, безусловно, был хорош, если бы русским противостоял пассивный враг. К сожалению, германские войска на тот момент времени были лучшими в мире, а качество оперативно-тактической подготовки германского высшего командного состава пока еще оставалось непревзойденным.
Сражение под Гумбинненом замышлялось немцами как контрнаступление с последующим уничтожением русской 1-й армии еще до государственной границы. Как раз 7 августа, когда командарм-1 П.К. Ренненкампф предполагал дать войскам первый отдых, немцы решили нанести мощный контрудар всеми своими силами, дабы парировать охват своего левого фланга, неизбежно отбрасывавший 8-ю армию от Кенигсберга. Напомним, что первый бой отдельными корпусными группировками уже состоялся, а русские наступали все еще без тыловой организации. Да и выдвижение 2-й армии отставало от графиков, почему командарм-1 решился на отдых.
Сражение под Гумбиннен-Гольдапом (сражение шло сразу в районе двух городков), где немцы нанесли удар, отчасти стало неожиданным и для русского командования. Проще говоря, двигавшиеся друг навстречу другу противники натолкнулись друг на друга, на ходу развернулись и начали встречное сражение, в ходе которого к обеим сторонам постепенно подходили главные силы их армий. Поэтому армейского руководства в Гумбинненском сражении не было, так как и сам Ренненкампф прибыл на место только к концу боя: немцы ударили столь неожиданно уже на границе, что командарм-1, организовывавший тыл своей армии, не успел принять на себя руководство армией в сражении.
Скоротечность первого столкновения в приграничной полосе также отнюдь не способствовала организации боя со стороны армейского командования, причем это верно не только для русской стороны, но и для германской. Отсутствие четкого плана армейской операции в русских штабах имело следствием отсутствие целесообразной группировки сил и средств, потерю времени в подготовке и проведении маневра. Это обстоятельство (невозможность импровизации, ввиду ограниченности сил после провала предвоенного замысла Восточно-Прусской операции) сопутствовало командарму-1 в ходе всей операции. Поэтому Ренненкампф также потерпит через три недели после Гумбиннена конечное поражение и будет выбит из Восточной Пруссии.
Это – несмотря на хорошую подготовку своих частей: когда генерал Ренненкампф до 1913 г. сам еще командовал корпусом (3-й армейский корпус блестяще показал себя под Гумбинненом), он постоянно проводил тактические занятия войск в поле. О проводившейся Ренненкампфом подготовке войск к войне один из офицеров, служивший в 27-й пехотной дивизии, вспоминал следующим образом: «Ежегодно зимой в каждом полку 3-го армейского корпуса производилась боевая стрельба с маневрированием и с участием артиллерии и конницы, причем артиллерия стреляла через головы пехоты. Генерал Ренненкампф присутствовал на каждой стрельбе полков 27-й дивизии и требовал того же от всех начальствующих лиц, командиров полков и высших. Сам он следовал за наступавшими ротами… Один раз в месяц назначался двухсторонний маневр под руководством командира корпуса… назначенный маневр никогда не отменялся, несмотря ни на какую погоду»[75]. Потому странно прочесть в современной литературе, что П.К. Ренненкампф «в 1913–1914 гг. командовал войсками Виленского военного округа, одного из наиболее плохо подготовленных к войне, как и выяснилось впоследствии»[76].
В столкновении русских и германцев при Гумбиннене инициатива действий принадлежала последним: именно германцы спешили контрударом нанести 1-й русской армии поражение, дабы не допустить потери железнодорожной магистрали Алленштейн – Остероде, на которую должна была надвигаться 2-я русская армия. Немцы атаковали русских по всему фронту: левый фланг – 1-й армейский корпус Г. фон Франсуа, центр – 17-й армейский корпус А. фон Макензена, правый фланг – 1-й резервный корпус О. фон Белова (в районе Гольдапа). Соответственно, напротив германских частей встали русские корпуса – 20-й (В.В. Смирнов), 3-й (Н.А. Епанчин), 4-й (Э. Хан Султан Гирей Алиев) армейские корпуса – с севера на юг.