Петух нехотя оставил початки и бросился следом за своим другом.
Дервиш-Али и в самом деле был теперь в большом почете. Не имея других сведений, согратлинцы были вынуждены слушать юродивого, у которого всегда было что рассказать.
– Они на наших полезли, а Муса-Гаджи как даст им! А Чупалав как добавит!.. – расписывал Дервиш-Али, будто видел все это воочию.
Люди давно привыкли к его фантазиям, но в душе всем хотелось, чтобы так оно и было, как рассказывал Дервиш-Али. И они с удовольствием его слушали. Взрослые, конечно же, не верили и только улыбались, а детвора верила во все, что говорил Дервиш-Али. Даже в то, что от одного удара сабли Чупалава лишалось голов по десятку каджаров, а каждая стрела Мусы-Гаджи разила сразу пятерых.
Вот и на этот раз люди сходились на годекан послушать новости, которые принес Дервиш-Али.
– Самого Ибрагим-хана наши убили, а кызылбашей его обратили в пыль! – радостно сообщил Дервиш-Али.
– Не может быть, – усомнились аксакалы.
– Самого брата шаха Надира убили?
– Его самого, пса шелудивого! – убеждал Дервиш-Али. – Не верите?
– Верим, верим, Дервиш-Али.
– Но кто тебе все это рассказал?
– Как это кто? Сам Муса-Гаджи!
– Муса? – встрепенулась мать джигита, которая тоже приходила послушать Дервиша-Али и сидела с женщинами на крыше соседнего дома. – Где ты его видел?
– Скоро сами увидите, – пообещал Дервиш-Али. – Да вон он едет!
Все обернулись к дороге, поднимавшейся к аулу, и действительно увидели всадника.
– Вай, сынок мой! – всплеснула руками мать Мусы-Гаджи и заторопилась ему навстречу.
Она встретила сына у края аула. Тот спрыгнул с лошади и обнял свою мать.
– Здравствуй, мама, – взволнованно говорил Муса-Гаджи. – Здорова ли ты? А как дома дела? Как в ауле?
– Слава Аллаху, все хорошо, – отвечала мать, утирая выступившие слезы. – А ты не ранен, не болен?..
– Нет, мама.
Немного успокоившись, мать гордо взяла коня под уздцы и повела его через село. А люди уже спешили навстречу, радуясь благополучному возвращению Мусы-Гаджи.
На годекане его ждали аксакалы во главе с кади Пир-Мухаммадом.
– Салам алейкум, почтенные! – приветствовал их Муса-Гаджи.
– Ва алейкум салам, – ответил Пир-Мухаммад.
Муса-Гаджи учтиво пожал руки аксакалам, которые были рады его прибытию.
– Что ж, садись с нами, расскажи, что случилось в Джаре, – пригласил Пир-Мухаммад.
– Да-да, расскажи, – наперебой заговорили аксакалы.
– А то до нас долетали какие-то хабары…
– Как дым от огня…
– А как на самом деле было?
– Вы и в самом деле победили?
Дождавшись, пока аксакалы усядутся на свои почетные места, Муса-Гаджи вернулся к своему коню и начал развязывать горло седельной сумки.
Аксакалы ожидали увидеть что угодно, но не то, что достал из сумки Муса-Гаджи. Он бросил перед ними сложенный несколько раз кусок материи.
– Что это? – спросил Пир-Мухаммад.
Но он уже догадывался, что привез Муса-Гаджи. Аксакалы развернули ткань своими палками, и перед ними предстало продырявленное в нескольких местах знамя с изображением льва с мечом в лучах восходящего солнца.
– Это знамя Ибрагим-хана, да отправится душа его в ад, – сказал Муса-Гаджи.
– Как вам удалось их победить? – спросил Пир-Мухаммад, продолжая разглядывать важный трофей.
– Ибрагим-хана погубила самонадеянность, – ответил Муса-Гаджи. – Мы заманили его в ущелье, а он решил, что мы испугались его большого войска, и вошел в ущелье, как в свой гарем.
– Что же было дальше? – спросил Пир-Мухаммад.
– Сначала джарцы подстрелили хана, потом его приближенных, а затем мы напали на кызылбашей, как волки на зайцев.
По годекану и всему майдану пронесся одобрительный гул.
– Ну вот! – радовался Дервиш-Али. – Что я вам говорил?!
Петух его пару раз клюнул знамя, но, не найдя ничего интересного, царапнул когтями по львиной морде и отправился обхаживать кур, копошившихся у края годекана.
Аксакалы задавали Мусе-Гаджи все новые вопросы, и ему пришлось рассказывать в подробностях, что и как было в Джаре. О своих делах он старался говорить вскользь, только чтобы не нарушать канву событий. Но о посещении ставки Ибрагим-хана и о том, что он там увидел, ему рассказать пришлось. Это было важно.
Вдруг он увидел отца Чупалава, который тоже внимательно его слушал. Тогда Муса-Гаджи стал рассказывать о своем друге и его богатырских подвигах. И лицо старого Сагитава посветлело, когда он услышал, как мужественно дрался с захватчиками его сын, узнал, что Чупалав вернулся живым, хотя и не решился показаться ему на глаза.
Но чем дольше рассказывал Муса-Гаджи, тем больше его охватывало беспокойство. Он то и дело оглядывался на собравшихся вокруг людей и не находил среди них Фирузы. Зато он заметил ее отца Мухаммада-Гази. В глазах его застыл мучительный вопрос, на который Муса-Гаджи не мог ответить. И вопрос этот был ответом на то, что больше всего хотел узнать Муса-Гаджи: Фирузы в Согратле не было.
Оставив людей обсуждать услышанное, Муса-Гаджи подошел к Мухаммаду-Гази. Тот уже оправился от боевых ран, но боль от потери жены и дочери терзала его сердце.
– Ты не нашел ее, – произнес Мухаммад-Гази, стараясь не смотреть Мусе-Гаджи в глаза.
– Значит, она не вернулась? – с горечью спросил Муса-Гаджи.
Мухаммад-Гази лишь покачал головой.
– Она вернется, – сказал Муса-Гаджи.
– Как, если ее убили персы? – воскликнул несчастный отец.
– Она жива, – убеждал Муса-Гаджи. – Я нашел вот это.
И он показал Мухаммаду-Гази ее кольцо. Тот осторожно взял колечко, вгляделся в него и приложил к своему лицу, будто надеялся почувствовать тепло руки своей дочери.
– Это кольцо было на ее руке, – произнес Мухаммад-Гази, едва сдерживая навернувшиеся слезы. – Откуда оно у тебя?
– Я выяснил, что ее пленили, как многих других девушек. Но кому-то удалось бежать, – говорил Муса-Гаджи, стараясь успокоить своего учителя. – Я был в Ахтах, но там ничего о ней не знают. Я надеялся, что она сумела вернуться сюда.
– Неужели я никогда ее больше не увижу? – горестно сказал Мухаммад-Гази. – Мою добрую ласковую дочь…
– Я найду ее и привезу ее домой, – горячо пообещал Муса-Гаджи.
– Ты погубишь себя, Муса-Гаджи, – положил руку ему на плечо Мухаммад-Гази. – Лучше забудь о ней и найди себе другую невесту.
– Нет, – упрямо отвечал Муса-Гаджи. – Я найду Фирузу, другая мне не нужна.
Все это время неподалеку стояла жена Чупалава Аминат со своими детьми. Она ждала, пока мужчины закончат разговор, чтобы спросить то, что ее особенно волновало.
Когда повисла тяжелая пауза, Аминат несмело сказала:
– С приездом, Муса-Гаджи!
– Здравствуй, сестра, – оглянулся Муса-Гаджи, а затем пожал руки ее сыновьям. – Не слишком ли быстро они растут? Уже настоящие мужчины.
– Они еще маленькие, – заявил Пир, который был старшим.
– А где наш отец? – спросил Мухаммад.
– Он и вправду герой? – любопытствовал Сагит.
– Еще какой! – потрепал мальчишку по голове Муса-Гаджи. – И вы такими же будете.
– Он в Наказухе? – спросила Аминат, все еще не веря, что муж вернулся живой и невредимый.
– Я говорил ему, чтобы поехал со мной, – объяснял Муса-Гаджи. – Но ты же его знаешь… Он хочет поскорее достроить дом и сказал, чтобы вы приезжали. Он там без вас скучает.
– Поедем скорей, – теребил мать Сагит. – Наверное, он нам что-то привез!
– Дай Аллах, чтобы Фируза нашлась, – сказала Аминат, собираясь уходить.
– Передай Чупалаву мой салам, – сказал Мухаммад-Гази.
Глава 33
Когда улеглось волнение, вызванное приездом Мусы-Гаджи, Пир-Мухаммад пригласил аксакалов в свой дом. Туда же позвали и Мусу-Гаджи, в честь возвращения которого и победы над Ибрагим-ханом кади зарезал барана.
Но, не дождавшись, пока ужин будет готов, аксакалы начали расспрашивать Мусу-Гаджи о том, о чем не хотели спрашивать при всех. Какое оружие у каджарских отрядов? Какие ружья и пушки? Далеко ли бьют? Какие доспехи? Какие знамена? Какой в войске порядок и кто предводители? Каково жалование? Сколько и чего они едят?
Муса-Гаджи говорил все, что знал, а Мухаммад-Гази добавлял что-то от себя. Они рассказали о закованных в панцири воинах, об их щитах и шлемах. О том, что доспехи эти прочны, но тяжелы и от долгого пребывания в них у каджаров болят спины. О конях, которые тоже были облачены в особые латы. О лучниках, луки которых отделаны слоновой костью, выгибаются наружу, прежде чем надеть тетиву, и бьют далеко. О разных ружьях и всевозможных пушках – от почти ручных зарбазанов, которые еще назывались фальконетами, до огромных орудий, стреляющих мраморными ядрами. О том, что особые мастера возят на верблюдах запасы меди, и, если пушку нельзя втащить в гору, они нагружают медью своих воинов, а на горе устраивают плавильни и делают новые пушки. О знаменах – их имеет каждый отряд в тысячу человек, они различаются по цвету. О наемниках из покоренных краев, которые ненавидят Надира, но вынуждены служить в его армии.
Рассказывали и о хитростях каджаров, когда пехоту для быстроты перевозят кавалеристы, посадив по одному позади себя. А противника первым делом стараются окружить, чтобы ударить в спину. А когда не могут одолеть, делают вид, что бегут от него, чтобы заманить в ловушку. Воинство шаха берет числом на равнине и не так сильно в горах. Затем Муса-Гаджи показал боевой персидский топор, украшенный золотыми узорами, и сказал, что и горцам не мешало бы обзавестись такими. Без них трудно будет сокрушить закованное в железо сильное и свирепое войско.
Тем временем принесли дымящийся хинкал и вареную баранину.
– Бисмилля… – начал трапезу Пир-Мухаммад, подавая пример остальным. Все дружно принялись за еду.
Дождавшись, пока гости отведают угощения, Пир-Мухаммад задал главный вопрос:
– Скажи-ка нам, Муса-Гаджи, придет на нас Надир-шах или нет?
– Теперь он не остановится, – отвечал Муса-Гаджи. – Шах понял, что, пока в горах есть свободные общества, покоя ему не будет.