. Я решился заговорить с ней лишь спустя три дня — король! боится простой крестьянки! — и, признаюсь, произнес я такую нелепицу, что готов был тотчас вскочить на коня и не глядя умчаться на край земли. Однако она лишь рассмеялась, запрокинув голову — и смех этот был отнюдь не тот, что обычно сопровождал громкий конфуз, а скорее ласковая усмешка над дружеской шуткой. И с тех пор я пропал. Не менее месяца я гостил в монастыре, хоть рука моя почти и зажила — я специально придумывал фантомные боли и мнимые симптомы, дабы хотя бы еще день провести в компании Надайны, прогуливаясь с ней под зелеными кронами или же просто наблюдая, как она сидит прямо на траве, вышивая и напевая какую-то песню. Встречи наши были редкостью, но ждал я их точно дитя ярмарку — а в одну ночь ее рука вдругслучайно коснулась моей… когда мы, наконец, устали, мне надоело носить маску, и я как на духу раскрыл ей свое истинное имя.
Признаться, долго она не могла мне поверить, а после попыталась сбежать в ночь, точно боясь, что сделала что-то не так — прямо в исподнем, не накинув даже блузу. Но я сумел поймать ее у двери, закрыть собой и собрать губами все слезы, прыснувшие из ее глубоких глаз — не то от радости, не то от удивления… Но, в конце концов, мне пришлось покинуть монастырь. Конечно же, Надайна осталась при нем; как бы я мог привести во дворец безродную девушку — пускай и самую прекрасную на свете! — и объявить ее своей суженой? Мы оба это понимали — и старательно опускали это разговор весь тот срок, что провели вместе. И уже когда монастырь остался далеко позади, я оглянулся — и увидал маленькую фигурку, которая на прощание взмахнула своим бирюзовым платком. Тот день был последний, когда я видел Надайну, но долго, долго я еще думал — что же я за король, если не могу быть с той, которую люблю?..Признаться, долго она не могла мне поверить, а после попыталась сбежать в ночь, точно боясь, что сделала что-то не так — прямо в исподнем, не накинув даже блузу. Но я сумел поймать ее у двери, закрыть собой и собрать губами все слезы, прыснувшие из ее глубоких глаз — не то от радости, не то от удивления… Но, в конце концов, мне пришлось покинуть монастырь. Конечно же, Надайна осталась при нем; как бы я мог привести во дворец безродную девушку — пускай и самую прекрасную на свете! — и объявить ее своей суженой? Мы оба это понимали — и старательно опускали это разговор весь тот срок, что провели вместе. И уже когда монастырь остался далеко позади, я оглянулся — и увидал маленькую фигурку, которая на прощание взмахнула своим бирюзовым платком. Тот день был последний, когда я видел Надайну, но долго, долго я еще думал — что же я за король, если не могу быть с той, которую люблю?..
Года проходили один за другим — я вновь погрузился в дворцовые дела и даже понемногу начал почувствовать вкус жизни, точно поцелуй одной девушки стал чудотворным бальзамом, который смог залечить не закрывающуюся годами рану. Но вот как-то ночью один из моих верных принес весть, что у меня, оказывается, уже одиннадцатый год как растет сын, названный Этьеном. Сын! Наследник! Я не знаю, почему Надайна скрывала нашего ребенка; пошли она хоть весточку, одно лишь ее слово — и я бы повелел забрать их обоих во дворец, а коли была нужда, перевез бы его к ним. Я уже было бросился в дорогу, дабы увидеть и обнять того, в чьих жилах течет кровь Фабио, но и без того натянутые отношения с Визрийской империей лопнули, точно леска, и на очередном совете мы приняли тяжелое, но единственно верное решение — война. Года проходили один за другим — я вновь погрузился в дворцовые дела и даже понемногу начал почувствовать вкус жизни, точно поцелуй одной девушки стал чудотворным бальзамом, который смог залечить не закрывающуюся годами рану. Но вот как-то ночью один из моих верных принес весть, что у меня, оказывается, уже одиннадцатый год как растет сын, названный Этьеном. Сын! Наследник! Я не знаю, почему Надайна скрывала нашего ребенка; пошли она хоть весточку, одно лишь ее слово — и я бы повелел забрать их обоих во дворец, а коли была нужда, перевез бы его к ним. Я уже было бросился в дорогу, дабы увидеть и обнять того, в чьих жилах течет кровь Фабио, но и без того натянутые отношения с Визрийской империей лопнули, точно леска, и на очередном совете мы приняли тяжелое, но единственно верное решение — война.
Я думал отыскать своего отпрыска после победы — вначале мне еще казалось, что еще до Проводов мы успеем сокрушить недругов и вернуться домой с гордо поднятыми знаменами, но теперь даже и не знаю, соблаговолит ли мне судьба; однако Этьен — единственный, кто должен унаследовать престол. Я думал отыскать своего отпрыска после победы — вначале мне еще казалось, что еще до Проводов мы успеем сокрушить недругов и вернуться домой с гордо поднятыми знаменами, но теперь даже и не знаю, соблаговолит ли мне судьба; однако Этьен — единственный, кто должен унаследовать престол.
Это — последнее мое письмо. Всего их девять, и отложив перо, я немедля лично отдам каждое из них в руки тем, кому доверяю более всего на свете: герцогу Нелю Тома, маршалу Дидьену Ру и семерым моим верным — Жану, Астору, Корину, Раймунду, Люсиану, Ноэлю и Пирру. Дадут Боги, и хоть кто-то из нас вернется живым и сделает то, что должно — найдет мальчика и отдаст ему то, что принадлежит ему по праву. А именно — корону. Это — последнее мое письмо. Всего их девять, и отложив перо, я немедля лично отдам каждое из них в руки тем, кому доверяю более всего на свете: герцогу Нелю Тома, маршалу Дидьену Ру и семерым моим верным — Жану, Астору, Корину, Раймунду, Люсиану, Ноэлю и Пирру. Дадут Боги, и хоть кто-то из нас вернется живым и сделает то, что должно — найдет мальчика и отдаст ему то, что принадлежит ему по праву. А именно — корону.
Лоренс IIФабио, сын Лоренса I Фабио, законный король Фридании от Анталии до Северного Брилля. Лоренс IIФабио, сын Лоренса I Фабио, законный король Фридании от Анталии до Северного Брилля.