Что случилось? Матиас кинул взгляд сквозь открытые ставни, через которые веяло первой осенней прохладой — солнце уже поднялось и светило ему прямо в глаза, но он с трудом мог припомнить, как отошел ко сну. Быть может, на пиру он излишне налегал на крепкое вино? Ворочая слегка мутным разумом, Матиас по кусочкам попытался собрать вчерашний вечер. Вот пирующая знать, Сириль со своей излюбленной охотой, Бруно Герен разгоряченный выпивкой клявшийся привезти голову мятежника, разговор с Беатрис и… Вмиг вернувшиеся воспоминания кинули Моро в холодный пот. Скрип двери. Стражник. Кинжал. Откинув одеяло и приподняв рубаху, он увидел, что живот его пересекает длинный розовый шрам, напоминающий извивающегося червя.
От двери раздался тихий вскрик — пожилая служанка всплеснула руками и выбежала в коридор. Не успело пройти и несколько мгновений, как в королевские покои ворвались не меньше двух дюжин человек: капитан дворцовой стражи, возглавляющий десяток вооруженных до зубов мужей, грозно стреляющих во всех прочих глазами, придворный лекарь вместе с подручными цирюльниками, целая вереница слуг и Сириль Русси собственной персоной, скромно жавшийся позади всей этой толпы. Окружив кровать, они тут же создали такой галдеж, что у Моро невольно заложило уши, и закружилась голова.
— Ваше величество! Это просто чудо, что вы очнулись! — один из прислужников воздел два пальца ввысь, а после приложил их к губам. — Мы молились днем и ночью, чтобы…
— … прочесали всю округу, — бубнил капитан, хмуря густые брови, — и удвоили охрану. Будьте уверены — ни одна мошка…
— … вам необходим покой, мой король, — старик-лекарь едва ли не надрывал голос, чтобы перекрыть всех остальных. — Вы еще слишком…
Матиасу пришлось приложить немало усилий, дабы, наконец, прервать их болтовню. Попросив воды, он с жадностью припал губами к чаше — боги, казалось, он никогда не пил ничего вкуснее. Облизнув губы, Моро вновь откинулся на подушки.
— Сколько времени прошло с Проводов?
— Почти три дня, ваше величество… — ответил лекарь присев на край кровати. Взяв в руки запястье Моро, он принялся внимательно изучать затянувшиеся порезы. — Вам несказанно повезло — еще с ноготь и лезвие достало бы до сердца. К счастью госпожа Беатрис едва покинула замок — мы тотчас послали за ней, и, вернувшись, она сумела излечить рану, но, судя по всему, оружие было отравлено…
— А то и проклято, — опасливо произнес молодой слуга и сплюнул через плечо.
— … ведь вы так и не пришли в себя, а я еле-еле мог услышать ваше дыхание. Мы перепробовали все — кровопускание, пиявки, обереги, мази, настойки и припарки… Если бы не господин Аль-Хайи… арраканец, — добавил лекарь в ответ на недоуменный взгляд Моро, — боюсь, сейчас бы мы оплакивали ваше омытое тело. Узнав о случившемся, господин Аль-Хайи предложил помощь, заявив о своих незаурядных познаниях в медицине. Немного подумав, я обратился к господину Сирилю…
— Признаюсь, поначалу лишь одна мысль допустить иноземца к вашей светлейшей персоне показалась мне кощунственной, — ввязался в беседу Русси, выглядывая из-за плеча капитана. — Но когда мы окончательно потеряли надежду, скрепя сердце я согласился на его предложение, и — о чудо! — уже к концу второй ночи дыхание ваше стало ровным, а …
Они все говорили и говорили, рассказывая Матиасу о том, как рвали на себе волосы от горя, молились и просили богов забрать их вместо короля, то перебивая друг друга то напротив — подхватывая чужие мысли, точно свои собственные. Моро молча внимал их речам, переводя взгляд с одного лица на другое и задаваясь лишь одним вопросом — кто? Есть ли в этой комнате тот, кто в мыслях желает его смерти, но устами клянется в верности? Он и не сомневался, что кто-то при дворе замыслил измену — хоть глава дворцовой стражи и был рубакой, простым как медяк, но дело свое знал хорошо да и у Реджиса всюду были глаза и уши; скорее всего, у убийцы был помощник — а то и не один — который помог ему подобраться к Моро так близко.
И плевать, кто нанес удар, главное — найти того, кто навел его руку. Матиас пытался зацепиться хоть за что-нибудь — косой взгляд, излишне сладкий голос, мимолетная тень недовольства на лице — то, что укажет ему на предателя, но тщетно; казалось, все, кто стоял у его кровати, были чисты, как утренняя роса. Решив, что не стоит ломать голову самому, когда можно посоветоваться с профессионалом в подобных делах, Матиас уже было повелел послать за Пти, но решил оставить это на после, вдруг ощутив себя так, словно его выкрутили наизнанку, а потом расправили снова. Моро повелел оставить его одного и наконец, когда за последним гостем захлопнулась дверь, он прикрыл глаза, наслаждаясь наступившей тишиной.
Матиас уже было задремал, как низменные чувства взяли вверх над усталостью. Откинув мысль вызвать слуг — боясь, что вместе с ними в спальню проскользнет очередной словоблудливый доброхот — он кое-как сумел достать из-под кровати ночной горшок и, устроившись на краешке кровати, поддался природной натуре. Раздался тихий стук — Моро уже открыл рот, дабы указать гостю на неудобность его визита, но увидав сквозь щель лицо Реджиса с облегчением выдохнул и пригласил того войти. Проскользнув внутрь Пти учтиво отвернулся, подождав пока его величество закончит и только после того как убедился, что Матиас вновь одернул белье, присел на табурет подле кровати.
— Кто? — произнес Матиас, зная, что собеседник поймет его без лишних на то слов.
Матиас привык видеть Реджиса Пти в двух обличиях: на публике он был мелким дворянином — сыном полунищего барона, с жалким клочком земли, на котором не рос даже сорняк — столь учтивым и покорным, что подобная вежливость скорее походила на подобострастие. Казалось, будто он сам не верил своему счастью оказаться среди сильных мира сего и старательно пытался оправдать данное ему положение. Но перед некоторыми людьми Реджис моментально скидывал маску льстеца, превращаясь в совершенно другого человека — холодного и расчетливого дельца, взращивающего вместо винограда слухи и вдумчиво пожинающего урожай сплетен; талантливого кукловода, столь тонко дергающего за нитки, что люди зачастую и не понимали, как ловко ими пользуются.
Но сейчас глава фриданской разведки выглядел так, точно сам намедни чуть не отдал богам душу — губы его были искусаны едва ли не до крови, мешки под глазами явствовали из недостатка сна, а с лица не сходило такое кислое выражение, словно он жевал лимоны.
— Не имею ни малейшего представления, — прямо ответил Реджис. — Но одно я могу сказать точно — убийца действовал не в одиночку. Кто-то провел его в замок и вывел после того, как дело было сделано.
— Слуги? Стражники? Придворные?
— И этого я тоже не знаю, — нехотя выдавил Пти, после несколько мгновений молчания, будто не желая укоренять собственное поражение. — Может быть и да. А может быть, и нет. Но первые вне подозрений, это я вам гарантирую.
— Ты уверен? — поморщился Матиас. В свое время он прочитал немало летописей и исторических хроник, поэтому прекрасно знал о том, что к большей части — если не ко всем — покушениям на властных лиц прикладывает руку кто-то, вхожий в их окружение. Флоренса Храброго отравил младший брат, Горси Мерра удушила во сне собственная жена по наущению любовника — Рика Быстрого, знаменитого фехтовальщика и одного из первых клинков двора, кой, правда, недолго пережил соперника и даже Амарэйнт Молчащую погубила ее же воспитанница, пускай и ненамеренно.
— Уверены лишь боги, — буркнул Реджис. — Но каждая пара глаз во дворце следит за двумя другими — от писарей до чистильщиков нужников. Вряд ли ваши недруги смогли заручиться поддержкой всех и вся и подкупить всю обслугу разом — кто-то бы что-то да заметил. Но пускай убийца улизнул, кое-что после себя он все же оставил.
Достав из-за пояса какую-то вещь, завернутую в платок, он протянул ее Матиасу — тот сразу же узнал кинжал и не без сомнения взял его из рук Пти. Признаться, держать оружие, которое едва не лишило тебя жизни — довольно странное чувство… Но Моро не мог не отметить мастерство оружейника, чьими руками был выполнен стилет: костяную рукоять украшали вырезанные фигурки обнаженных людей, держащихся за руки, и какие-то непонятные письмена; а на изогнутом лезвии вдоль дола распускались замысловатые узоры. Заметив на кончике засохшую каплю крови, Матиас чуть вздрогнул.
— Свечник нашел его на верхней площадке восточной башни, — Реджис сплел пальцы и сложил их на подбородок, задумчиво глядя на лезвие. — Там же была и веревка с железным крюком — что-то наподобие небольшого якоря, которым убийца зацепился за окно и спустился вниз. На земле же мы обнаружили следы копыт — видимо, лошадь подвел тот, кто и впустил негодяя. Он тщательно выверил время — как раз между всеми разводами, когда расчет восточной башни отбыл, но новых стражей еще не было.
— Необычный нож. Никогда не видел ничего подобного, — произнес Матиас, отдавая оружие обратно Реджису.
— Да, клинок явно не фриданский — видите эти линии? Подобную сталь куют на Зафибаре. Дорогая игрушка и весьма редкая.
— Итак, за слуг ты, предположим, ручаешься. Но что как насчет придворных?
— А вот здесь я не был бы столь уверен, — спрятав стилет за пазуху, Пти потер подбородок. — Но у меня есть подозрения, что к покушению мог быть причастен один из гостей, что прибыл на праздник. На вашем месте я бы сослался на плохое самочувствие и воздержался на время от лишних встреч. К тому же…
— Прошу прощения, мой король, — в дверях показался стражник, переминающийся с ноги на ногу. — Но господин Абдум Альха… Али…в общем, арраканец просит вас увидеть.
— … итак, ваша светлость, — Реджис вскочил на ноги, снова накидывая личину простого сенешаля, — вино пребудет не более чем к концу месяца. Вынужден вас оставить — хоть после пира и прошло три дня, но замок еще перевернут с ног на голову.
Отпустив Реджиса, Матиас велел пустить к себе арраканца. Спустя некоторое время он уже стоял напротив — высокий, худощавый, с янтарной кожей. Чуть вытянутый подбородок удлиняла острая бородка, в черных волосах успела осесть первая проседь, но осанка была юношеская, а в глаза мелькали живые огоньки. Сделав глубокий поклон, он произнес: