Он уже успел заприметить следы гулей — разводы мерзкой слизи, причем довольно свежие, да едко пахнущие кучки какой-то непонятной субстанции, о значении которой Стефан догадывался, но всеми силами пытался не думать — однако до сих пор он не повстречал еще ни одной твари; и если честно, это беспокоило его все сильнее. Он то и дело вертел головой, ожидая, что чудища решили устроить на него ловушку — хоть и понимал, что их умишки вряд ли бы способны на подобную хитрость — и то и дело замирал на месте, затаив дыхание и вслушиваясь в темноту, но ответом для него были лишь стук редких капель, капающих с потолка.
Большинство проходов, представляющих собой неровные дырки, были для него слишком малы — и думать нечего пытаться через них пробраться, если, конечно, он не желает застрять; немного пораскинув мозгами, Стефан направился в левый проем, что был чуть шире и выше остальных и у входа в который весь пол был уляпан беловатой жижей. Уже ступая по коридору, Стефан вдруг подумал, что неплохо было бы как-то помечать его путь — а что если он заплутает? В такой-то темени это немудрено — но, увы, спохватился он уже слишком поздно, так что уповать оставалось лишь на собственную память, считая повороты и пытаясь запомнить особо приметные каменюки.
Уже почти обогнув широкий валун, Стефан вдруг замер как вкопанный, услышав откуда-то издали чьи-то визги и громкий лай; через несколько мгновений шум стих, но гулкое эхо еще долго звучало в темных коридорах. Быть может, друид-то оказался не так прост и исчез не просто так, решив отвлечь гулей на себя, потому-то Стефан и не встретил еще ни единой твари. Что ж, если его догадка верна, стоит поторопиться — вряд ли Тедельмид сумеет надолго держать образин на себе, а вернувшись, они явно будут неприятно удивлены непрошеным гостем.
Стефан уже почти прошел мимо неприметной ниши, что была от него по правую руку, как из нее ему в нос ударил резкий смрад, напоминающий одновременно запах сгнившей капусты и годами немытых подштанников. Протиснувшись сквозь нее и очутившись в продолговатой зале, Стефан победоносно ухмыльнулся — вот оно. Приплод гулей выглядел еще мерзче чем взрослые твари — яйца темно-зеленого цвета были размером с человечью голову сочились на пол мутной жижей и распухли так, что, казалось, вот-вот лопнут. Судя по всему, успел он вовремя — быть может, промедли он еще какое-то время и выводок чудищ пополнился бы на несколько дюжин отпрысков. Подойдя к ближайшей кладке, Стефана невольно передернуло — некоторые из яиц были чуть прозрачнее других, и сквозь шкуру можно было даже разглядеть почти сформировавшихся уродливых зародышей, так что он решил как можно быстрее закончить дело и выбраться наружу.
Однако он только-только успел достать из наплечной сумки первый кувшин с маслом, как раздался возмущенный клекот — и в тот же миг Стефан упал на пол, зная, что гули обычно метят прямо в голову. И оказался прав — жало просвистело в воздухе, уронив на землю несколько капель яда, но не успела тварь вновь замахнуться, как заверещала и забила лапами, проткнутая насквозь. Стефан, подняв меч и быстро огляделся — но, как ни странно, гуль был один одинешенек. Что ж, ему же лучше — не мешкая, Стефан поднял сосуд, что ударившись о камень, каким-то чудом остался цел и принялся спешно сдабривать яйца маслом. Закончив, он достал и подпалил второй факел — не прошло и нескольких мгновений, как раздалось шипение лопающейся кожи и залу начал окутывать едкий дым и зловоние; глаза Стефана уже начали слезиться, сам он непроизвольно забился в приступе кашля, но все же не мог отказать себе в удовольствии еще немного понаблюдать за тем, как не проклюнувшиеся гули отправляются прямиком в бездну.
Выбравшись обратно в коридор, он двинулся обратным путем, и хоть настроение его было весьма приподнятым — дело оказалось столь плевым, что он и не рассчитывал — но вот что-то, да грызло его изнутри, точно он упустил из виду довольно важную вещь. И он никак не мог понять, что же он позабыл, и от этого волновался только сильнее, однако ответ пришел к нему сам собой. Коридор вдруг тряхнуло, словно от мощного удара и Стефан уже было подумал, что начался оползень, как из-за спины его раздался такой яростный рев, что на макушку ему рухнуло несколько камешков; и только сейчас до Стефана дошло, что он мог позабыть. Ведь если есть яйца, значит есть и тот, кто их отложил. И судя по шуму, этот «кто-то» был весьма огорчен тем, что некто уничтожил его потомство. Оглянувшись, он увидал, как темнота сзади затряслась, завыла, забила по стенам — и в тот же миг бросился наутек.
Лицо Стефана заливало горячим потом, бок кололо, а сердце, видимо, решило проверить, не получится ли ему выпрыгнуть наружу — но все приближающийся рокот мигом придавал ему сил передвигать ногами с какой-то небывалой скоростью. Стефан уже было с ужасом решил, что заблудился, когда, наконец, выскочил в знакомый зал; но не успел он с облегчением выдохнуть и двинуться в сторону выхода, как сзади раздался дикий грохот. Помимо своей воли оглянувшись, он почувствовал, как ворс на его загривке встал дыбом — ведь из прохода, откуда он вышел, на свет начал вылезать самый огромный гуль, коего он только видел.
Матка.
Тот путь, что он проходил ранее, Стефан преодолел за считанные мгновения и на свежий воздух выскочил буквально кубарем, то и дело падая и шипя сквозь зубы каждый раз, как ударялся ногой или боком об какой-нибудь камень, но судя по клекоту гули и не думали отпускать наглого человека, посмевшего вторгнуться в их обитель — и помимо королевы гулей за ним вдогонку мчался, наверное, весь выводок этих тварей, так что Стефану ничего не оставалось кроме как броситься наутек не разбирая дороги.
Если поначалу он еще надеялся оторваться от тварей своим ходом, то с каждым мгновением надежды его улетучивались прочь; однако как ни удивительно, но казалось, что все вокруг спешило оказать ему помощь и напротив, задержать преследователей. Деревья будто сами убирали ветви, смыкая побеги, едва он оставлял их позади, колючие густые кусты расступались, освобождая дорогу, а корни уползали под землю, дабы он случайно не растянулся на земле. Но, увы, даже подобные чудеса если и остановили гулей, то лишь на время; выскочив перед крутым холмом, Стефан полез ввысь, чувствуя, как бок его пронзает копьем и думая, что еще миг и рухнет без сознания. Из чащи позади него послышался громкий треск — и вот из-за деревьев начали показываться силуэты мерзких тварей, ринувшихся прямо на него. Стефан уже было попрощался с жизнью, и поднял меч, надеясь забрать с собой хотя бы пару отродий, как из леса вслед за чудовищами выскочили серые тени — и вот ближайшего гуля смел огромный волчара, через мгновение отправивший образину в бездну, ему на помощь пришло еще несколько волков и вот уже между зверьми и чудовищами началась яростная битва, а с деревьев слетали просто тучи птиц — носясь над разгоревшейся схваткой они наполняли воздух громким гомоном, отвлекая тварей или же даже пытаясь клюнуть их в башку.
Стефан не успел и понять, что происходит, как откуда-то сверху раздался зычный громкий голос, легко перекрывший весь остальной шум:
— ПРОЧЬ ОТРОДЬЯ ТЬМЫ! ПРОЧЬ! ЗДЕСЬ ПРАВЯТ СТАРЫЕ БОГИ, И ЛЕС ПРИНАДЛЕЖИТ ИМ, А НЕ ВАМ!
Стефан поднял голову и увидел Тедельмида, стоявшего на вершине холма — но то был не ворчащий под нос дружелюбный старик, что суетился вокруг нежданных гостей, нет. Словно сам дух леса явился дать бой тем, кто посмел осквернить его владения: друид будто прибавил в росте, борода и волосы его развевались на ветру, глаза горели воинственными огнями, а голос, коему вторил бахающий в небесах гром, грохотал сотнями барабанов.
Тедельмид перехватил посох двумя руками и начал нараспев произносить длинные тягучие слова; он воздел его ввысь — и следующая молния ударила прямо в круглый камень. Старик покачнулся — было видно, как трудно ему приходится удерживать в руках посох, рвущийся из стороны в сторону от столь яростной небесной мощи — но все же выстоял. Друид выкинул руки в сторону нескольких гулей, что почти добрались до Стефана — тот еле успел прикрыть глаза рукавом от сияния разрезавших воздух разрядов, вмиг поджаривших тварей. Не успела развеяться вонь горелой плоти и затихнуть предсмертные визги, как друид вновь поднял посох — и еще несколько гулей превратились в дымящиеся останки, а на оставшихся бестий с пущей яростью накинулись волки, разрывая когтями хитиновые панцири и рвя клыками плоть.
Но главная схватка еще и не начиналась — вслед за сородичами из леса показалась матка гулей; однако не успела она броситься на выручку своему отродью, как путь ей с глухим ворчанием перегородил Крепыш. На некоторое время медведь и тварь застыли друг напротив друга, точно две статуи — без сомнения, каждый из них был достойным соперником другому и никто не спешил начинать бой первым, ведь один удачный удар мог стать последним.
Первым не выдержало чудовище — издав громкий клекот, матка прыгнула на медведя, метя смертоносным жалом прямо в ему морду. Поймав тварь в воздухе, медведь швырнул ее на землю, и тотчас когтистая лапа с хрустом проломила панцирь, орошая землю ярко-зеленой кровью. Но зверь и сам пропустил несколько ударов — взревев от боли, он бросился на противника, дабы завершить начатое, но тварь успела отпрыгнуть в сторону, поднырнуть под огромную лапу и через мгновение уже сидела на спине медведя, хлеща жалом его шкуру.
Наконец, медведь сумел скинуть матку наземь — наградив ее парой крепких ударов — и отшатнулся в сторону, точно переводя дыхание, пока на то есть возможность. Чудище выглядело весьма плачевно — то тут, то там проломленный панцирь сочился слизью и кровью, одна лапа была надломана, но и Крепышу досталось что надо — его чуть шатало то ли от ран, то ли от яда, а спина и морда была испещрена порезами.
Увидев эту картину, Тедельмид опять поднял посох, выкрикивая слова заклинания — молния вновь ударила в камень, но… Громкий хлопок, треск — и посох разлетелся на куски, а старик отлетел на добрый десяток шагов, затихнув на земле. Матка словно почуяла, что Крепыш неожиданно лишился своего главного союзника и, не мешкая, бросилась в атаку. Глядя на медведя, что вяло отмахивался лапами, с каждым мигом пропуская все больше ударов, Стефан понял, что медлить больше нельзя.