А накануне и вовсе — с десяток вооруженных воинов, что патрулировали окрестности, пропали без вести и лишь к ночи в лагерь явились пара взмыленных до пены лошадей с рваными ранами на боках, настолько ужасными, что животных милосердно добили; так что приказом Раймунда охрана вокруг лагеря была удвоена, а выходить за его пределы и вовсе запрещалось под страхом розг и палок.
Тот несчастный, которого Этьен вместе с Катрин выловили в реке, так и не пришел в себя — мальчик наведывал беднягу каждый день, но на все вопросы лекари и цирюльники лишь разводили руками, однако Этьен, все же не терял надежды; да и что ему оставалось? Ни с Лягвой, ни с другими людьми из отряда Северина Этьен больше не сталкивался — те редко покидали свой шатер, а он старался обходить его стороной. Пару раз он натыкался на самого Броди — то около конюшен, то у таинственного шатра — но тот не одаривал мальчика даже взглядом, так что вскоре Этьен и вовсе перестал беспокоиться на этот счет.
Этьен едва спрятал меч обратно в ножны, как к нему подбежал запыхавшийся мужчина и велел, не медля, направиться в шатер Раймунда. Не успел Этьен спросить, отчего такая спешка, как тот уже бросился к проходящему мимо Мечу, лишь бросив за спину, что дело первостепенной важности. Добравшись до шатра, Этьен еле-еле смог протиснуться на свое обычное место — странное дело, он не мог припомнить на сегодня каких-либо важных встреч или советов, но, тем не менее, внутри было полным-полно народу.
Помимо доверенного совета Раймунда — Дидьена, который не отрывался от кубка и магистра Гаспарда вместе с герцогом Лефевром, что вели меж собой тихий разговор — за столом находился молчаливый визриец, оставшийся в лагере за посла. Кутаясь в плащ, он внимательно стрелял во все стороны быстрыми черными глазами, походившими на маслины. Сидевший прямо напротив Ру нарочито громко рассказывал всем вокруг о том, сколько имперцев он убил собственными руками — правда, не похоже, чтобы делегат был хоть капельку смущен. Помимо в них в шатре были наиболее прославленные рыцари с оруженосцами и слугами, несколько крупных купцов, люди ордена, а также члены знатных семей или их представители — словом каждый, чье слово имело хоть какой-либо вес.
Конечно же, за столом уместились лишь четверо доверенных Черного Принца — так как самого Раймунда не было видно — пока остальные теснились, как могли; и если аристократы в большинстве своем сидели на табуретах или скамьях, что захватили их слуги, то прочие мужественно переминались с ноги на ногу, а то и вовсе расселись прямо на земле, подложив себе седло или свернутый плащ. Похоже, многие тоже не понимали, зачем они тут собрались, так как то из одного угла, то из другого Этьен слыхал самые разные предположения: от заключения мира с нынешним королем до напротив — решающего наступления; и если в первом у собравшихся были большие сомнения — «Да Моро скорее столицу лично спалит, чем на уступки пойдет… упрямый старый козел» — то вот второго некоторые ждали с воинственным нетерпением, точно готовые прямо сейчас рвануть в атаку с мечом наперевес.
Но вот сквозь полог быстрым шагом вошел Раймунд, встреченный приветствиями и вопросами; кто-то пытался докричаться до него через гомон, некоторые начали протискиваться прямо сквозь толпу, желая побеседовать с Черным Принцем лично, а так как жаждущих было немало и манеры их зачастую оставляли желать лучшего, вскоре в шатре едва не вспыхнуло несколько потасовок, которые, однако, быстро погасли, не успев перерасти в настоящую свару. Наконец, заняв свое место — не без помощи нескольких крепких воинов, растолкавших особо нетерпеливых локтями — Раймунд огляделся и, видимо убедившись, что все в сборе, поднял руку, призывая к тишине; спустя немалое время, когда последние шепотки стихли, он произнес:
— Приветствую всех, кто принял мое приглашение. Наверняка вы задаетесь вопросом, отчего я собрал вас в столь поздний час, но уверяю, что на то есть веские причины. Сегодня я получил важную весть — в ночь на Проводы было совершено покушение на Матиаса Моро. Он…
Не успел Раймунд закончить, как его слова потонули во всеобщем гуле, а шатер тут же стал напоминать встревоженный улей. Люди орали, свистели, возбужденно перешептывались друг с другом, пытались докричаться до тех, кто стоял позади, гремели кружками или ножнами, а чей-то басистый голос завел залихватскую песню. Поначалу Этьена тоже захватило всеобщее ликование, и голос его влился в оглушающий рев, но спустя миг он уже устыдился собственных мыслей и умолк. Конечно, Моро был врагом его господина, а значит и его тоже, но радоваться чужой смерти… Было в этом что-то неправильное. Но вот прочие думали совершенно иначе, так что даже Раймунду пришлось изрядно потрудиться, дабы установить тишину.
— Праздновать победу еще рано. Матиас выжил, — послышалось несколько раздосадованных стонов, — хоть и был серьезно ранен.
Этьен, отчего-то почувствовавший облегчение от того, что король остался жив, через миг ощутил еще больший стыд. Любой славный воин будет рад гибели врага, но разве он взыграет от того, что супостат выжил? Не помнится, чтобы те герои, о которых он читал, занимались подобными думами — «…хороший недруг — тот, что мертв! Голов насобираю клев…».
— Плевать! — рявкнул Ру, едва ли не пробив кулачищем стол. — Трон под стариком давно стоит на трех ножках, а мы выпнем его оттуда одним ударом. Народ за нас, половина знати тоже, а оставшиеся богатеи перебегут под наши знамена, едва увидят их под столицей. Дворянские неженки что крысы, амбар им нужен пока там есть что жрать.
— Я не был бы столь поспешен, — возразил Лефевр, пропустив мимо ушей оскорбление Дидьена, которым тот явно метил в сторону герцога. — Нашими силами — а напомню, что опытных воинов у нас все еще меньше, чем крестьян с копьями — мы разве что можем разбить несколько отрядов или взять штурмом какой-нибудь небольшой город, но идти на столицу без поддержки визрийцев? Самоубийство.
— Согласен, — после некоторого раздумья кивнул Раймунд под недовольное ворчание маршала. — Спешить не стоит, но и промедление тоже опасно. Я думаю, Моро захочет нанести ответный удар, так что мы должны быть готовы его выдержать. На стороне короны совершенно точно выступит герцог Отес — а о богатстве его семьи, думаю, пояснять не нужно. Дадим ему хотя бы один лишний день — и он скупит столько мечей, что попросту задавит нас числом.
— Один мой воин стоит десятерых наемников, — фыркнул кряжистый рыцарь с огромным шрамом во все лицо.
— А если их будет одиннадцать? — возразил пожилой мужчина с длинными седыми усами. — И не стоит забывать о других семьях — многие из них будут выжидать до последнего, дабы поддержать победителя. Надеюсь, Гарсот на нашей стороне? При всем уважении, без нее у нас мало шансов.
— Насчет госпожи Гарсот я бы беспокоился в последнюю очередь, — произнес Раймунд и обратился к кому-то в дальнем углу. — Роланд, как скоро герцогиня почтит нас своим присутствием?
Из-за спин прочих вперед выступил широкоплечий высокий мужчина с короткими волосами цвета молодой коры; лицо его — правильное, с грубым подбородком и легкой щетиной — покрывал легкий загар, а одет он был в потрепанный гамбезон, что явно побывал не в одном сражении и длинный до земли плащ с серебряной застежкой в виде ракушки.
— По моим сведениям госпожа Гарсот уже в пути. Она, скажем так, завершила все свои дела и вскоре пребудет, дабы познакомиться с вами лично и закрепить союз, принеся клятву верности.
«Небось, соскучилась уж без ездока кобылка», — пробормотал себе под нос какой-то низкорослый тучный барон. Этьен не понял шутки, но отчего-то она вызвала несколько громких смешков и пару возмущенных шиков; но Роланд, казалось, не обратил ни малейшего внимания на его слова и тут же отступил назад в тень.
— Рад это слышать, — кивнул Раймунд и обратился к Гаспарду. — Магистр? Мы можем рассчитывать на поддержку ордена?
Взгляды присутствующих устремились на последнего — все, даже Этьен, который мало что понимал в полководческом деле, понимали, что Святые Мечи могут склонить чашу весов в обе стороны; Гаспард же некоторое время молчал, покусывая губу, но, в конце концов, ответил:
— Скажу честно — не думаю, что капитул ордена примет однозначное решение. В наших рядах служат люди как лояльные короне, так и поддерживающих вашу персону. Мы потеряли множество братьев на войне, и вторая может обернуться для нас крахом. Но на самом деле многое зависит от Амадиу — голос великого магистра стоит многого, а если учесть, что Арлет Гарсот его невестка… Во всяком случае, скажу так — худшее, на что вы можете рассчитывать, так это то, что мы просто отойдем в сторону.
— Ваш ответ ясен и вполне понятен, — ответил Раймунд. — Надеюсь, что вскоре я смогу переговорить с господином Тома с глазу на глаз. Что же прочие? Кто еще хочет высказаться?
Желающих оказалось множество и в итоге бурные обсуждения прошли почти до полуночи. Некоторые рассуждали, сколько пехоты, лучников и всадников они могут прислать под знамена Раймунда; те, кто не имел возможности помочь сталью, на пальцах подсчитывали свои запасы серебра и золота, либо же обещали оказать помощь припасами. Многие аристократы клялись склонить на сторону Раймунда последователей Моро, имея средь них родственников и знакомых, кто-то в предвкушении скорой победы начал выторговывать себе титулы, земли и замки и тут же обменивать их меж друг другом. Споры были горячи, слуги сбивались с ног, меняя бочонки с вином, так что к тому времени, как совет начал расходиться, голова Этьена кружилась, а ноги точно налились свинцом.
Но едва последний рыцарь скрылся за пологом, как Раймунд, не взяв ни мгновения передышки, начал вести переговоры с имперским послом. Раймунд желал получить поддержку немедля — не ранее того, как он присягнет императору, отвечал визриец. Чем дольше они будут тянуть пса за хвост, тем больше они потеряют людей, понимает ли он это, имперский недомерок? — это в разговор ввязался Дидьен — звучит вполне благоразумно, но император ясно дал знать, какова его воля. Быть может, господин сомневается в честности наших слов? Мы не безродны