— Не знаю я никакого Дуана. Отсюда и до Верхних Колокольцев теперь Джерард Бобровый главный, так что платите или валите нахрен отседа!
С этими словами голова исчезла обратно, а Северин, громко и со вкусом выругавшись, вернулся к прочим и приказал вывернуть карманы. Даже Этьен добавил несколько монеток, которые по совету Госса всегда носил в башмаке под пяткой — не то, чтобы он так сильно хотел помочь своим похитителям, но боялся, что они могут его обыскать и найти футляр с посланием — но все равно у них едва-едва набралось чуть меньше половины требуемой суммы.
— А может в объезд? — предложил Кол, но Северин лишь сплюнул на землю.
— Пока будем объезжать реку, она уже замерзнуть успеет. Придется искать брод.
— Слушайте, а я, кажется, знаю… — начал было один из людей Северина, и, подойдя поближе к башне, сложил руки у рта и крикнул.
— Эй, как там тебя! Кажи сюда!
Наверху вновь появилась лохматая голова.
— Чего тебе?
— А Бобровый твой часом не вот такого роста, — мужчина указал ребром ладони себе по плечо, — сивый, хромает на левую руку и постоянно «Графиню и рыбака» под нос мурлыкает?
— Он самый, — шмыгнул носом страж. — А ты чего, знаешь Джерарда?
— Мы с ним около Риана лет пять назад вместе торгашню чистили, а потом дней десять от графьев местных по лесам улепетывали. Проводи меня к нему, и он нас пропустит.
После короткого раздумья, мужчина вновь исчез. Через некоторое время сверху раздалось:
— Ладно, он в крепости засел в нескольких лигах отседа. Мои парни вас проводят — тебя и главного вашего. Остальные тут ждать останутся.
— Я возьму мальчишку, — крикнул Северин, но мужчина замотал башкой.
— Нет, только двое. Или торчите тут.
Забравшись на лошадь, Северин наказал не спускать глаз с Этьена и вскоре они со знакомым Джерарда исчезли за воротами. Оставшиеся же напоили коней и направились в ближайший тенек, дабы не торчать на солнце, что, несмотря на осенние деньки, пекло еще довольно сильно.
— Иди-ка лошадь мою почисть, сопляк, — зевнул Лягва, и кинул Этьену щетку. — Хоть какая-то с тебя польза будет.
— Ага, и мою заодно, — добавил Бурый.
— Тогда уж и по моей пройдись.
— И по моей…
Этьен кинул на бородавчатую лысину Лягвы красноречивый взгляд, искренне желая, чтоб на нее рухнуло ближайшее дерево, но все же поднял щетку и направился к щиплющим траву лошадям. Пока прочие валялись на земле, играя в карты и перекидываясь ленивыми репликами, Кол, согнувшись, словно рыболовный крючок, внимательно рассматривал растущие под ногами травы, изредка срывая и пряча в мелкую сумочку то один пучок, то другой. Вдруг из кармана его выскользнул кошель — кожаный, обшитый бархатом и серебряной нитью — но мужчина даже и не заметил потери, начав пробираться сквозь густые кусты.
В голове Этьена тут же возник безумный план — чуть сбавив шаг, он поравнялся с мошной и будто бы ненароком уронил щетку рядом с ней. Нагнувшись, он сунул кошель за пазуху, случайно звякнув монетами — мальчик спешно огляделся, но судя по всему, никто ничего и не заметил. Прохаживаясь щеткой по крупу лошади Лягвы, Этьен мимоходом подсунул кошель прямо в объемистую суму, а следом развязал подпругу, пытаясь управиться как можно быстрее, дабы его возню не заметил кто-нибудь из людей Северина. Следом Этьен перешел к следующей лошади — и вот, утирая пот со лба, он принялся чесать гриву своей серой кобылки, ожидая удобного момента.
Руки его дрожали, в живот точно засунули кусок льда, и Этьен, не прекращая ни на миг, неистово молился богам, дабы идея его сработала. Ждать ему пришлось недолго — едва Кол закончил собирать свои травы, он похлопал у себя по карманам и, вглядываясь в землю, принялся кружить вокруг их импровизированного лагеря.
— Хорош мелькать, — буркнул один из воинов. — У меня башка уже кружится.
— Вы мой кошель не видали? — Кол остановился и почесал затылок. — Как спать ложился, он вроде при мне был, а сейчас нету.
— Я видел, как вот этот его стащил, пока ты спал, — ввязался в разговор Этьен и ткнул пальцем в Лягву, который чуть ли не взвился в воздух от возмущения.
— Чего?! Слышишь ты, паршивец, не смей на меня… — начал было верещать он, но Кол прервал его взмахом руки и, подойдя поближе, присел перед мальчиком на корточки, внимательно глядя ему прямо в глаза.
— Ты уверен? И куда же он его дел, паренек?
— Спрятал к себе в сумку, — Этьен сделал самое честное лицо, на которое был способен и мотнул головой в сторону лошади Лягвы. — Это ночью было, незадолго до рассвета. Я проснулся, так как в кусты решил сходить, вот и застукал его за воровством.
— Ну, я тебя взгрею, враль ты малолетний, — прошипел Лягва, делая шаг в сторону Этьена.
— От него вранья я еще не слышал, а вот ты постоянно нарываешься, — перебил его Кол, поднимаясь на ноги. — Если парень обманывает, я сам ему наподдаю. А если нет…
Подойдя к коню Лягвы, Кол запустил руку в суму, шаря внутри ладонью. Через мгновение он замер, а обернувшись, поднял ввысь свой кошель, на показ всем, меряя Лягву долгим тяжелым взглядом. В ответ тот лишь выпучил глаза и разинул рот:
— Это откуда он там взялся? Да сопляк наверняка сам его стырил и…
Но не успел он закончить свое в принципе правдивое предположение, как в лицо ему прилетела мошна, а через мгновение он уже кубарем полетел на землю вместе с Колом. Того попытался оттащить Бурый, на которого кинулся широкоплечий бородач с тремя пальцами на левой руке, потом в драку ввязался еще один — и вскоре на поляне началась шумная ожесточенная свалка, сопровождаемая глухими ударами, криками и бранью. Этого-то и ждал Этьен — бросив щетку, он одним прыжком взвился в седло и через мгновение уже несся во весь опор, оставляя позади и реку, и подлесок с его похитителями.
Сзади раздался свист, ругань и вопли: «Лови его!», «Сбежал!», «Северин с нас шкуру спустит!», — оглянувшись, Этьен увидал, как Бурый вместе с седлом рухнул наземь, Кол поднялся с земли, тыча в след мальчика пальцем, а Лягва пытался в спешке завязать подпругу, пока скула его медленно наливалась синим цветом. В лицо Этьену до слез из глаз бил ветер, сердце казалось, вот-вот выскочит наружу, но в голове билась лишь одна мысль — у него получилось! Он свободен! Свободен!
Едва поляна превратилась в точку, Этьен перешел с галопа на трусцу и пустил коня на восток, дабы схитрить и запутать преследователей — естественно они решат, будто он поехал прямиком в лагерь Раймунда, так что, доехав до какого-то ручья, он переправился на другую сторону, и поехал обратно — дабы пропустить погоню вперед — а потом сова направил коня на север.
Практически к вечеру он, усталый и вымотанный, но донельзя счастливый, заприметил вдалеке дым и, подъехав поближе, увидал довольно большой постоялый двор о двух этажах. Отдав лошадь конюшему — пареньку, что был еще младше Этьена — он кинул ему последнюю монетку и юркнул вовнутрь. Широкий зал с низким потолком был почти полон — прямо у входа сидел пузатый монах с выбритым затылком, который с аппетитом поглощал лепешки, макая их в мед; чуть поодаль от него сидело несколько немолодых мужчин, обсуждающих цены на шелка; у самой печи уткнувшись лбом в стол храпел тощий старик, а меж столами сновало несколько собак, подъедающих упавшие на пол объедки. От запаха сдобного хлеба и звука скворчащего мяса, истекающего жиром на вертелах, рот Этьена наполнился слюной, но он пытался не обращать внимания на голод — все равно у него не хватило бы и на черствую краюху, так что он попросту присел за самый дальний стол, надеясь, что сможет чуть подремать и согреться, пока его не выгонят.
Окидывая взглядом помещение, Этьен вдруг заприметил Посвященную — он сразу же узнал жрицу по выбившемуся из-под одежды серебряному медальону — молодую девушку с длинной черной косой, которая сидела за столом рядом с мрачным парнем с обрубком вместо уха, что-то тихо ему рассказывая; когда его спутница умолкла, тот лишь пожал плечами и припал к кружке, но через миг вдруг замер и повернул голову к Этьену, точно почуяв на себе его взгляд; а тот лишь уткнул глаза в пол, делая вид, что ему как никогда интересно как выглядят его стертые башмаки.
Уютное тепло его разморило, низкий ровный гул, висевший под потолком, убаюкал, и он уже было придремал, как вдруг стукнула дверь — и с Этьена тут же слетели последние остатки сна, когда он увидал Лягву, Бурого и низкорослого мужчину со сбитым носом, которые, войдя в трактир, принялись озираться по сторонам, внимательно вглядываясь в лица.
Глава 21
Что-то идет не так. Состояние мое становится все тревожней, да и сны несут скорее усталость и тревогу, нежели покой. Но я как одержимый снова и снова застываю у зеркала, вглядываясь в темную поверхность и слушая его шепот; и пускай иногда я не вижу ничего — даже собственного отражения — но, тем не менее, не могу оторвать глаз, нередко засыпая прямо стоя на ногах. Что-то идет не так. Состояние мое становится все тревожней, да и сны несут скорее усталость и тревогу, нежели покой. Но я как одержимый снова и снова застываю у зеркала, вглядываясь в темную поверхность и слушая его шепот; и пускай иногда я не вижу ничего — даже собственного отражения — но, тем не менее, не могу оторвать глаз, нередко засыпая прямо стоя на ногах.
Сегодня погиб еще один рабочий и, похоже, для многих это стало последней каплей — еще несколько мужчин попросту сбежали, оставив даже инструменты, а среди прочих едва не вспыхнул бунт; они уже почти единогласно решили покинуть замок и уплыть назад в город, но мне кое-как удалось сдержать настроения недовольных, пообещав засыпать их всех золотом, если они останутся хотя бы до конца месяца. Но боюсь, мера эта окажет воздействие лишь на время. Сегодня погиб еще один рабочий и, похоже, для многих это стало последней каплей — еще несколько мужчин попросту сбежали, оставив даже инструменты, а среди прочих едва не вспыхнул бунт; они уже почти единогласно решили покинуть замок и уплыть назад в город, но мне кое-как удалось сдержать настроения недовольных, пообещав засыпать их всех золотом, если они останутся хотя бы до конца месяца