— Вы нарушаете прямой приказ великого магистра… — попытался было возразить Коул, но сидящий по правую руку от старика полный мужчина, чьи бока с трудом скрывали даже широкие одежды, в негодовании затряс всеми подбородками.
— Ваш «великий магистр» здесь никто! Ведь верно? — он оглядел прочих членов совета, которые дружно закивали, точно их головы были на ниточках. — Может быть, когда-то ордену и позволялось совать нос во все щели и вмешиваться в чужие дела, но времена изменились. Так что, господин «как вас там», идите отсюда по-хорошему, а указы великого магистра можете использовать в нужнике, где им самое место!
— Интересное предложение, — Амадиу выступил вперед, вызвав изрядное замешательство у бургомистров и слуг, средь которых тут же волной пронесся перешепот; Коул же, отдав короткое приветствие, отступил на несколько шагов. — Это официальный ответ магистрата или ваше личное мнение? В первом случае я бы посоветовал использовать чуть более деликатные выражения — право, вы все же представитель власти, а не уличный горлопан, хорохорящийся перед дружками. Ну а во втором, думаю, вам тоже следует слегка придержать язык — времена, конечно, уже не те, но вот споры зачастую решаются по старинке.
Великий магистр словно невзначай провел ладонью по ножнам — толстяк изрядно замешался, покраснел и уткнулся глазами в кубок, стоявший подле него; прочие бюргеры тоже промолчали, обмениваясь косыми взглядами, но вот старик, судя по всему, сломал немало копий на словесных поприщах, так что его сложно было смутить одной язвительной подколкой. Сплетя желтоватые кисти на набалдашнике посоха, он положил сверху острый подбородок и чуть выпятил нижнюю губу:
— Великий магистр ордена Святых Мечей Амадиу Тома собственной персоной, как я полагаю?
— Именно он, — Амадиу дотронулся рукой до шляпы. — Вы знаете и мое имя, и мой титул, но, увы, не могу сказать то же самое.
— Перед вами, между прочим, сам Сисар Клебер, прямой родственник герцога Эрбера Отеса по линии его тетки, так что советую вам… — пылко заговорил самый молодой член совета — парень не старше двадцати, что для пущей важности намеренно искажал голос, пытаясь сделать его как можно более грубым, но Сисар осадил его взмахом руки.
— Полно, Госс. Язык мой пока еще при мне и представиться я могу сам, — юнец надулся и заерзал на стуле, не сводя с великого магистра возмущенного взгляда.
— Не вижу среди присутствующих господина Авара, — произнес Амадиу, кинув взгляд на пустующее место. — Разве мэр как глава городского совета не должен присутствовать при его собрании?
Невысокий мужчина с козлиной бородкой, сидевший по левую руку от Сисара, взглянул на старика в немом вопросе и поднял тонкие брови, походившие на нарисованные чернилами черточки — в ответ тот еле заметно кивнул, прикрыв глаза.
— На днях господин Авар попросил совет освободить его от титула мэра, — произнес мужчина, пред тем прочистив горло, — в силу пошатнувшегося здоровья. Ныне обязанности главы городского совета до ближайшего голосования взял на себя господин Клебер, как его первый помощник и близкий друг.
«Кто из них двоих был в сохе, а кто собирал урожай, догадаться несложно, — подумал Амадиу. — Весьма хитро — тащить уголь из очага чужими руками, дабы не подставляться под удар. Клянусь богами, что на следующем собрании магистрат выберет мэром какого-нибудь нового болвана, который будет послушно выполнять то, что ему нашептывает Сисар — и даже делая это еще усерднее, зная, что случилось с его предшественником. Не удивлюсь, если Авар сейчас находится на полпути в какой-нибудь глухой монастырь, а то и вовсе кормит рыб с камнем на шее». Размышления его прервал толстяк, видимо, набравшийся храбрости вместе с вином.
— А может быть великий магистр окажется столь любезен — раз уж почтил нас своим присутствием — и расскажет о том, что случилось на ярмарке по случаю Проводов? По городу до сих пор ползут самые разные слухи: кто-то рассказывает об обычной пьяной поножовщине, кто-то — о переодетых под артистов мятежниках, пытавшихся устроить переворот. Но вот один из моих слуг краем уха слыхал какие-то совершенно невероятные истории — о неведомых чудовищах со щупальцами, торчащими из пасти и оживших мертвецах, не падающих даже от удара в сердца. Господин Тома, в ту ночь вы тоже были на площади — я думаю люди, вершащие судьбу города, имеют право знать правду, разве не так?
Члены совета одобрительно загудели и устремили свои взгляды на великого магистра, и даже Мечи вместе со слугами навострили уши. Лишь лицо Сисара, испещренное морщинами, точно запеченное яблоко, не выражало ничего, кроме скуки, словно бы все эти разговоры уже успели ему порядком надоесть.
Великий магистр на миг замешкался, раздумывая — стоит ли сообщать магистрату о том, что он узнал от Нарсиса? Нет, лучше повременить. Пока что у него не было ни единого доказательства его слов; а думается, рассказ какого-то старика, дожившего свой век в монастыре для умалишенных, вряд ли заставит хоть одного из бургомистров принять его сторону. Скорее всего, Тома просто высмеют и сочтут лжецом, сумасшедшим или же и вовсе нарекут заговорщиком, стремящимся посеять смуту.
— Пока я не могу с точностью судить о причине тех событий, кои мне довелось застать, — аккуратно начал Амадиу, тщательно подбирая каждое слово. — Но могу вас уверить — в Мьезе произошло нечто поистине серьезное. При этом требующее куда большего внимания, чем уличная драка или даже Черный Принц, — при упоминании этого имени некоторые советники скуксились, словно укусили лимон. — Я владею сведениями, что в замке, где пропал герцог Отес, происходили, скажем, так, весьма странные дела…
— Вы о горячечной лихорадке, подкосившей пару-тройку человек несколько десятков лет тому назад? — фыркнул юнец, на несколько мгновений заговорив своим обычным голосом. — Право, великий магистр, не уподобляйтесь кабацким сказочникам, которые до сих пор травят страшилки на потеху зевак. Бедолаги просто переели гнилого зерна, только и всего.
— А мне вот мой отец рассказывал, что дело там было отнюдь не в хлебе, — задумчиво произнес один из советников, пожилой, но крепкий мужчина, до того хранивший молчание. — У замка того дурная слава давно уж тянется — будто сама смерть вокруг него так и вьется. Золотарь один там как-то глаза себе выколол, да со стены шагнул. Один гостивший граф ночью детишек своих же удушил собственными руками, а потом горло себе перерезал — вскоре же и сам хозяин пропал без вести. Видят боги, прокляты развалины — папенька мой говорил, что когда в последний туда строители прибыли, не прошло и месяца, как один из них сошел с ума и поубивал ночью всех прочих прямо в постелях. Долото им в головы вколачивал, точно гвозди, и черепа молотом крушил. И души всех тех несчастных, сгинувших в замке, до сих пор неприкаянные бродят — иногда по ночам можно даже их плач услышать, особенно когда туман стоит…
— Бросьте. В этот вздор верят лишь дети, которых пичкают байками их мамаши, дабы чада не лазили, куда не попадя, — на этот раз в роли скептика выступил толстяк, осушивший уже третий бокал и залившись неровным наигранным смехом, который, впрочем, не получил поддержки и тут же стих.
— В каждой сказке есть доля истины, — заметил Сисар и обратился к Амадиу. — Как бы то ни было, что бы ни произошло в том замке на деле, но записи говорят именно о бесовском огне. Как я слышал, хворь эта лишает не только здоровья, но и разума, превращая людей в диких зверей. А вы, стало быть, считаете, что очаг болезни до сих пор кроется на самом острове? И то, что произошло на ярмарке, имеет к этому непосредственное отношение?
— Возможно, — после недолгих колебаний ответил великий магистр, по сути, не слишком отходя от истины. — Так что в наших общих интересах не допустить вспышки эпидемии. Мне нужны люди и лодки, дабы отправиться на остров и все выяснить — до этого же момента ни одна нога не должна ступить на…
— Вы опоздали, — вмешался в разговор брат Коул. — Сегодня утром в Мьезу прибыл чужак — некий арраканец в сопровождении королевской гвардии. Не прошел и полдень, как они отправились в замок — я пытался их остановить, но…
— Что?! — не сдержавшись, выкрикнул Амадиу и, вцепившись руками в стол, перегнулся к старику. — Вы потеряли последние остатки разума?! Или десятка покойников вам оказалось недостаточно?! Я требую выдать мне людей и лодки! Немедленно! Это приказ!
Юнец рявкнул что-то про недопустимость подобного тона; его перебил Коул, которого поддержали Корин и Батист, в помощь же брату по собраниям выступил толстяк, вереща так, словно кто-то прижег ему пятки раскаленной кочергой и вот в зале вспыхнула яростная свара. Мечи уже начали разминать кулаки, а слуги достали дубины, как Сисар три раза опустил посох на каменный пол. Едва эхо от ударов стихло, наступившую тишину разрезал скрипучий голос старика:
— Даже наш гость приметил, что мы — городской совет, а не базарные бабы, делящие места на рынке. Прошу об этом помнить, — он стрельнул глазами в бургомистров, которые заметно смутились, а потом перевел взгляд на Амадиу. — Понимаю ваши опасения и ни в коей мере не хочу ставить под сомнения ваши слова, но арраканец прибыл сюда с бумагой, подписанной рукой самого его величества Матиаса Моро. Хочу напомнить, что воля короля все еще имеет куда больший вес, чем чьи-либо подозрения — пускай они и принадлежат столь уважаемому человеку, как вы — и перечить ей значит нанести прямое оскорбление короне. Никто из нас не сомневается в подлинной искренности ваших намерений, — он обвел рукой сидящих за столом, — но, увы, мы вряд ли сможем пойти вам навстречу.
Хоть тон старика был дружелюбен и участлив, но глаза блестели сталью. Слова его походили на шипы, вымазанные медом — в них не было ни тени оскорбления, но при этом каждый в этом зале понимал, что Сисар не намерен так просто уступить хоть толику власти кому бы то ни было, пускай даже и великому магистру. Амадиу ненароком припомнил времена, когда один вид алого плаща мог заставить трепетать даже самых властных и строптивых аристократов… и тут ему в голову пришла неожиданная мысль.