— Праведное?! — не сдержал выкрик Амадиу и махнул рукой за спину, где еще дымились развалины. — Предать огню целую деревню это праведное дело?! Сколько человек ты убил сегодня? Тридцать? Пятьдесят? Сотню?
— Кретин! — рявкнул Лорр. — Как и все вы, — он обвел покрасневшими глазами окруживших его Мечей, — как и ваш лживый капитул, насквозь провонявший ересью и пороками! Вы — не воины, а трусы, ростовщики и пьяницы! Если плоть начинает гнить, ее необходимо резать. Если душу захватила ересь, то изгнать ее можно только через страдания. Ты знаешь, — он с ненавистью взглянул на девушку, отплевывая каждое слово, — что я нашел у этой твари?!
Достав из кармана какую-то вещицу, он кинул ее прямо под ноги Амадиу. Приглядевшись, тот разглядел небольшой самодельный амулет — два скрещенных меж собой деревянных полумесяца, украшенных несколькими веточками омелы.
— Это всего лишь безделушка, — покачал головой Амадиу, поднимая глаза на Одрика, — сделанная руками ребенка. Ты и впрямь уничтожил целое поселение из-за подобной ерунды?
— Ерунды? — поперхнулся Лорр. — Ерунды?! Это, — он ткнул узловатым пальцем в медальон, — не что иное, как плевок прямо в лица богов! Она еретичка, а то и чернокнижница! А вся деревня — вся! до последнего пастуха! — знала об этом и покрывала ее. И ты думаешь, хоть один из тех отбросов раскаялся в содеянном? Нет, даже под пытками все они…
И тут Амадиу вдруг кое-что понял. И мысль эта ударила его в голову, точно окованный железом обух. Великий магистр не пытается выкрутиться, дабы спасти собственную жизнь и не изображает умалишенного — он и впрямь верит в собственные слова. Он взаправду думает, что все это — сожженные дотла селения, мучения невинных и убийства младенцев, коим не свезло родиться с родимыми пятнами — он делает во имя богов. все это И тут Амадиу вдруг кое-что понял. И мысль эта ударила его в голову, точно окованный железом обух. Великий магистр не пытается выкрутиться, дабы спасти собственную жизнь и не изображает умалишенного — он и впрямь верит в собственные слова. Он взаправду думает, что все это — сожженные дотла селения, мучения невинных и убийства младенцев, коим не свезло родиться с родимыми пятнами — он делает во имя богов.
Вглядываясь в покрасневшее лицо бывшего друга, искаженное гримасой злобы, Тома не видел пред собой того, прежнего Одрика — мудрого и справедливого, что готов был отдать свой плащ безродному бродяге, замерзающему под дождем. Теперь перед Амадиу стоял совершенно другой человек — истинный безумец, чье стремление нести волю божью превратилось в одержимость. Амадиу не мог понять лишь одного — как именно это произошло? Когда был сделан тот шаг, что отделял Святого Меча от меча карателя?
До этого момента Амадиу до последнего надеялся достучаться до Одрика, уговорить его уладить дело миром, сдаться, но теперь понимал, что иного пути нет, ни для кого из них. Лишь один должен уйти из круга по собственной воле, тогда как второй останется на земле. Но все же — не столь от веры, сколь от отчаяния — Амадиу предпринял последнюю попытку:
— Все кончено, Одрик, — устало проговорил Тома. — Отпусти девушку, отдай мне меч — и я клянусь, что суд пройдет честно и орден вынесет справедливый приговор.
Великий магистр замолчал, меряя Амадиу пронзительным взглядом. В душе последнего всколыхнулась надежда — он уже подумал, что произошло чудо, и слова его возымели силу, как Одрик выхватил из рук стоящего рядом с ним воина факел и бросил в девушку.
Вой боли, казалось, вознесся до самих небес. Амадиу хотел, но не мог отвести взгляда от пламени, пожирающего несчастную, глядя, как ее молочная кожа покрывается огромными пузырями, а почерневшие прогалины на месте лопнувших глаз смотрят прямо на него, словно моля о помощи. Огонь еще лизал длинные волосы, когда, наконец, девушка издала последний хрип и обвисла на веревках.
— Я отпустил ее, — нарушил тишину хриплый голос Одрика, — отпустил в лучший мир, где ее грешная душа, быть может, найдет свое прощение. Ты ведь просил об этом, Тома?
Все до одного из отряда Амадиу устремили на него взгляды — одно слово и через мгновение великий магистр рухнет на землю с болтом в сердце, но нет. Этот удар должен быть нанесен только его рукой. Не произнеся ни слова, Амадиу достал меч и отстегнул ножны, скинув их на землю. В ответ Лорр тоже вытащил клинок — к слову, подаренный ему Нелем — и сделал шаг в сторону Амадиу. Цепь Мечей немного расступилась, освобождая место двум бывшим друзьям, которые теперь кружили друг напротив друга быстрыми шагами.
— Каким богам ты служишь, Тома? — процедил Одрик.
— Тем же, что когда то служил и ты, — ответил Амадиу. — И я не припомню, чтобы они говорили нам убивать невинных людей.
Не успел он закончить, как Одрик рванул вперед и рубанул снизу вверх, метя распороть Амадиу от паха до шеи, да с такой скоростью, что тот едва успел уйти от удара и кое-как отвести последующие. Да, хоть выглядел великий магистр и ужасно, но дрался не хуже прежнего — видимо, сил ему придавала переполняющая его злоба.
— Пускай сегодня я и отправлюсь к богам, но хотя бы заберу тебя с собой, — ухмыльнулся Одрик, видя, как Амадиу переводит дыхание. — Ты предлагал мне пройти ваш «суд». А готов ли ты к настоящему суду, Тома? Суду пред ликами богов? Но только обвинителем буду я.
Амадиу не ответил, до боли сжав зубы, и вновь поднял меч. Спустя несколько мгновений, когда лязг стали утих, они снова стали друг напротив друга. Из царапины на скуле Одрика сползла капля крови, но его сапог чуть не переломил Амадиу хребет — падая на землю, тот едва успел каким-то чудом отвести лезвие Лорра, метившее ему прямо в сердце.
— Это я учил тебя сражаться, Тома, — каркнул Одрик. Хоть он и пытался сделать вид, что ничуть не устал, но пряди на его висках намокли, а слова перемежались жадными вдохами. — Когда я впервые пролил кровь, ты еще лежал под сердцем у матери. Все твои трюки придумал я, думаешь, сможешь поразить меня хотя бы одним из них?
Великий магистр сплюнул на землю, перехватил меч и больше никто из них не произнес ни слова. Каждый из них знал, что Одрик прав — он был едва ли не самым искусным бойцом ордена и научил Амадиу не одному десятку финтов, но, как уже успел убедиться Тома, кое-что оставил при себе. От скорой смерти Амадиу спасала лишь разница в возрасте и собственная проворность, но, если с каждым замахом он чувствовал, как рука его деревенеет, а мышцы сводит от усталости, то Лорр напротив, лишь больше распалялся, и атаки его становились все сильнее и яростнее.
Великий магистр вдруг оступился, раскрывшись для удара, но мысль о ловушке пришла в голову Тома лишь после того, как он поднял руку. С легкостью отпарировав взмах, Одрик вдруг закружился и через мгновение меч Амадиу упал в сторону. Послышалось несколько громких вздохов, лицо Лорра разрезала победоносная улыбка, но Амадиу сделал, возможно, единственное, что могло спасти его от гибели — схватившись двумя руками за лезвие клинка Одрика, он резко дернул на себя, чуть не вырвав у того оружие.
Но великий магистр успел опомниться и через мгновение его кулак прилетел Амадиу в подбородок — тот пошатнулся, но устоял, успев перехватить руку Одрика за мгновение до того, как он нанесет второй удар. Несколько мгновений они стояли, вцепившись друг в друга и пожирая соперника глазами — Амадиу чувствовал, как сталь уже вспорола перчатки и начала резать пальцы, пуская теплую вязкую кровь.
Он рванул Одрика на себя, резко откинул голову и через миг его лоб пришел точно в лицо великого магистра. Послышался хруст, из сломанного носа хлынула кровь и Амадиу, не мешкая, тотчас ударил еще и еще — хватка Одрика чуть ослабла, Амадиу высвободил руку и потянулся к ножнам с кинжалом, что висели у того на поясе.
Несколько мгновений Одрик еще держал меч, с ненавистью глядя в глаза бывшему другу, словно не понимая, что уже мертв. Но вот взгляд его начал затухать, пальцы ослабли, а ноги подкосились. Выронив меч, великий магистр упал на колени и взглянул на рукоять собственного ножа, торчащую у него под ребрами. Он криво ухмыльнулся и попытался вытереть кровь, ручейком стекающую изо рта на подбородок.
— Ты… всего лишь…. — пробормотал он, откашливаясь на землю алыми каплями, — глу… глупец. Мы… будем… гореть… вместе, предатель. Ты…
Остаток фразы застыл у него в горле, превратившись в хрипящий свист и Одрик Лорр, бывший великий магистр ордена Святых Мечей, рухнул на землю, глядя в небеса остекленевшими глазами. Послышалось несколько восторженных криков — самый ярый из них принадлежал Клоду — но Амадиу не слышал ничего, кроме последних слов Одрика и не видел никого, кроме бледного лица его друга, которого он только что убил собственными руками.
— Магистр, — на плечо ему легла чья-то ладонь. — Что нам делать с остальными?
Амадиу обвел взглядом людей Лорра, побросавших оружие и переводящие испуганные взгляды то на Тома, то на тело своего лидера. Думается, смерть последнего выбила из них последние остатки духа — и теперь выглядели они скорее жалко, напоминая осиротевших птенцов, что жались друг к другу у хладного тела матери. Но вот только эти же птенцы не так давно жгли, резали и кололи. Первым желанием Амадиу было отдать всего один приказ, чтобы каждый из убийц поплатился за свои злодеяния прямо на месте… но нет.
— Закуйте в цепи и найдите в деревне пару повозок, — ответил Амадиу, поднимая с земли ножны. — Передохнем до утра, предадим земле мертвых и направимся в Алый Оплот. Их судьбу будет решать капитул, а не мы.
— Не думаю, что эти выродки нас бы пожалели, — проворчал кто-то.
— Мы — не они, — отрезал Амадиу и пошел прочь, оставляя за спиной и Мечей, и Одрика.
Клод было увязался за ним, но вскоре отстал, без слов поняв, что магистру необходимо побыть одному. Отойдя как можно дальше и выйдя в колосящееся поле, Амадиу рухнул прямо на землю, обхватив голову руками, и задался в беззвучных рыданиях. Так паршиво он не чувствовал себя с тех пор, как в последний раз поцеловал холодный лоб отца, перед тем как его опустили в земь. Всего один удар — жестокий, но необходимый — в сердце друга перечеркнул жизнь на до, и после. Да, он не мог поступить иначе — но что с того? Легче ему от этого не стало. Амадиу долго сидел на холодной земле и лишь только к вечеру сумел подняться на ноги, разомнуть затекшие конечности и поковылять к своему отряду.