Край, куда не дойдёшь, не доедешь — страница 21 из 40

— Посмотрим, осмелитесь ли вы передать мои слова Элен!

— Элен? Ты, щенок, смеешь говорить об Элен?

Обираль ринулся на Гаспара, обрушил на него град затрещин, потом сбил с ног и принялся наносить удары башмаком по лицу, да так, что даже матрос не выдержал:

— Довольно!

— Довольно? Этого еще мало для таких шельмецов, которые хотят на чужом горбу въехать в рай.

Обираль походил на старого толстого сверчка, с той лишь разницей, что сверчки добродушны. Кровь залила лицо Гаспара, он уже не в состоянии был подняться, но продолжал говорить разбитыми губами:

— Посмотрим, осмелитесь ли вы сказать Элен, что она увидит свой край. Никогда у вас язык не повернется сказать ей такое. Потому что вы боитесь, что это случится. Передайте же ей, если вы не трус: Гаспар Фонтарель поклялся, что Элен увидит свой край.

С Жака Обираля вдруг разом слетел весь хмель. Плачевный вид распростертого на полу мальчика, едва скрытая угроза во взгляде и позе матроса, слова Гаспара — все это, вместе взятое, отрезвило его. Ярость Обираля улеглась так же внезапно, как вспыхнула. Разумеется, он не признал свою неправоту, но попытался сохранить лицо. Голос его стал ледяным.

— Ладно, я его проучил, и будет с него пока. Умойте этого юношу, — бросил он матросу. — Что до вас, молодой человек, я доставлю вам удовольствие и передам ваши слова Элен: я хочу остаться человеком чести до конца, а конец наступит, когда одна юная особа очень дорого заплатит за свою фантазию. Веревка, знаете ли, может лопнуть в любой момент — и...

Обираль засмеялся. Матрос помог Гаспару встать. Он отвел мальчика на камбуз, умыл его, не жалея воды, и дал выпить глоток рому.

— Сегодня вечером пойдешь со мной в носовую каюту, — сказал он. Я тебе расскажу про эти края.

Обираль на яхте не задержался: очевидно, он приезжал просто проверить, все ли в порядке, или что-то взять. Почти сразу же он сел в шлюпку и отправился в город. Весь остаток дня Гаспар провел, лежа в шезлонге на палубе. Матрос, который присутствовал при разыгравшейся сцене, и его товарищ взяли на себя смелость дать мальчику отдых. С восхищением и бесконечной грустью смотрел Гаспар на порт, на город и особенно на пляж и далекий дом, где, быть может, умирала сейчас Элен. Все застыло вокруг, словно угнетенное палящими лучами солнца. Глубокая синева вод тоже была неподвижна.

Вечером Гаспар поужинал вместе с матросами. Они говорили на странном наречии, мешая фламандские и французские слова.

— Трудиться надо, много трудиться, — говорил один.

— Я и хочу трудиться, — отвечал Гаспар.

— Много диковинок есть на свете, — добавлял другой, — надо только не терять надежды, и ты увидишь их.

— На то воля Всевышнего, — подхватывал первый.

Рассказы матросов затянулись до полуночи. Потом они уложили Гаспара спать в своей каюте.

Когда слушаешь рассказы, всегда хочется услышать еще и еще, и Гаспар все ждал самого главного рассказа, который придет к нему из города и из дома, где была Элен. И рассказ приходил —г урывками изо дня в день.

Два оставшихся на яхте матроса по очереди бывали на берегу. И тот, и другой непременно справлялись об Элен. Они подходили к дому и терпеливо ждали у решетки, когда выйдет слуга-китаец. Желтокожий человечек охотно отвечал на их вопросы и даже пускался подчас в такие подробности, что трудно было разобраться в его речах.

Поначалу китаец стенал, обхватив голову руками: Элен плохо, Элен умирает. Потом упоминал какую-то ничего не значащую деталь, которая будто бы давала надежду. Например, три бабочки сели на окно Элен. Или птица запела в ту минуту, когда доктор входил в комнату.

У Элен было сломано плечо. Врач опасался повреждений внутренних органов. Девочка совсем пала духом и просила только отвезти ее в Бельгию. Г-н Драпер обещал, но в таком состоянии ее нельзя было даже перенести на яхту. Обещания угнетали ее еще сильнее, ибо были пока невыполнимы.

Обираль рассказал г-ну Драперу о Гаспаре. Он сказал ему (хотя ничего не знал наверняка), что мальчик помогал Элен. Г-н Драпер велел секретарю убираться ко всем чертям. (“Ссора, господин, плохой знак”, — сказал китаец.) Обираль же привел как доказательство слова самого Гаспара.

— Он говорил: “Пусть господин Драпер сам спросит, — пересказывал речь Обираля китаец, — пусть господин Драпер вспомнит, что уже видел маленького негодяя раньше, пусть сдаст мальчишку в полицию”. А мальчик правда сказал: “Элен увидит свой родной край”? Как такое понять, господин? Плохой знак, плохой.

На другой день после этой ссоры г-н Драпер сам заговорил с Элен о Гаспаре. Если верить китайцу, он в точности передал ей слова мальчика, который поклялся, что Элен увидит свой край.

— И что же это такое значит? — вздыхал китаец. — Но я видел, господин, я видел глаза Элен. В ее глазах был свет.

Вот такие новости узнавал Гаспар. Конечно, китаец многое перевирал, а матросы, плохо понимавшие по-английски, — еще больше, но все же можно было догадаться об истинном положении дел, и эти рассказы то повергали мальчика в отчаяние, то вселяли в него искру надежды.

Всю неделю Гаспар работал не покладая рук. Он твердо решил, если г-н Драпер появится на яхте, попросить у него разрешения повидать Элен. И вот в субботу под вечер г-н Драпер поднялся на борт. Гаспар издалека услышал его моторную лодку. Он был в это время на камбузе. Вскоре за мальчиком пришел один из матросов. Г-н Драпер стоял на палубе, облокотись на перила.

— Гаспар Фонтарель — если это и вправду твое имя, — я хочу сообщить тебе, что Элен вне эпасности.

Глаза Гаспара наполнились слезами.

— Скажи, как ты с ней познакомился, если сидел все время взаперти в чулане? Кто ты вообще такой?

— Я работал в гостинице в Ломенвале.

— Понятно, — кивнул г-н Драпер. — И ты пустился вдогонку за Элен.

— Я вообще-то не хотел... — начал Гаспар.

Г-н Драпер пожал плечами:

— Ты еще ребенок и всерьез поверил, что Элен ищет свою семью и свой родной край и что ты можешь ей помочь. Выкинь это из головы. Элен — артистическая натура, у нее чересчур богатое воображение. Не знаю, с чего она взяла, что ее мать еще жива и что ее зовут Женни. Может быть, какая-нибудь интриганка ухитрилась подсунуть ей письмо, желая воспользоваться ее детской доверчивостью? Элен была очень больна, бредила, и трудно было что-нибудь понять. Боюсь, что и выздоровев она не захочет расстаться с этими фантазиями, от которых ей один только вред. Гаспар, ты мог бы мне помочь, именно ты, я ведь вижу, что она бесконечно доверяет тебе, уж не знаю почему.

— Я тоже не знаю почему, — сказал Гаспар.

— Ты мог бы мне помочь, — повторил г-н Драпер, — хотя мой секретарь уверяет, что ты просто негодяй и что Элен давала тебе деньги, чтобы ты помог ей бежать. Как бы то ни было, я могу дать тебе много больше, чем просто деньги, если ты выбросишь из головы этот вздор и поможешь мне.

— Мне не надо денег, — ответил Гаспар, — и ничего не надо.

— Зачем же ты пробрался тайком на нашу яхту? Разве не для того, чтобы помочь Элен бежать?

— Это вышло случайно, — признался мальчик.

Г-н Драпер думал об одном: вернуть здоровье Элен. Ради этого он не пожалел бы ничего на свете; быть может, общество Гаспар могло способствовать ее выздоровлению, и он, невзирая на советы Обира-

ля, решил позволить мальчику повидаться с ней. Но прежде он хотел внушить ему, что необходимо уберечь Элен от новых безрассудных попыток к бегству. Он был рад узнать, что Гаспар из хорошей семьи и приходится племянником Габриэль Берлико, хозяйке “Большого оленя”. Чтобы окончательно сделать Гаспара своим союзником, г-н Драпер даже рассказал ему, как случилось, что он удочерил Элен.

Это было во время войны, в ту пору, когда люди бежали от вражеского нашествия. Враг уже вышел к Маасу; г-н Драпер был тогда в Седане. Он ехал на своей машине через горную цепь, что тянется вдоль Арденнского канала, и остановился в затерянной среди гор деревушке спросить дорогу. Деревушка называлась Стонн и стояла на поросшем лесом холме. Г-н Драпер постучался в один дом. Ему открыла старая крестьянка; за ее спиной, в глубине большой кухни, он заметил кровать, на которой лежала какая-то женщина, а рядом — еще одну кровать, и в ней спящую светловолосую девочку лет пяти. Лицо девочки с первого взгляда покорило его. Он принялся расспрашивать хозяйку. Та отвечала:

— Сколько бед, сколько бед от войны! Эта несчастная при смерти. Она добрела сюда вчера ночью. Уложила я ее, а что делать? Еле жива была, не могла даже сказать, кто она и откуда. И девочка, что при ней, тоже очень больна. Доктор говорит, это тяжелая болезнь, нужно много лекарств и уход. Он в толк не мог взять, как это девочка еще шла. Наверное, мать несла ее на руках, она, бедняжка, совсем из сил выбилась. С границы шли, откуда же еще. А теперь и нас всех не сегодня-завтра вывезут отсюда в тыл. Доктор обещал прислать машину из больницы за девочкой. Ее зовут Элен, а больше я ничегошеньки не знаю.

Г-н Драпер шагнул в кухню. Склонившись над кроватью, он долго всматривался в бледное личико Элен. Потом сказал:

— Я могу взять девочку с собой. Сам отвезу ее в больницу. И ее мать тоже.

— Мать совсем плоха, вы не довезете ее живой, — вздохнула крестьянка.

— Вы не знаете, как ее зовут?

— У нее не было никаких бумаг. Только узелок, а в нем — немного белья для нее и для малышки, которую она называла Элен.

Г-н Драпер записал имя хозяйки и забрал девочку. Узелок тоже унес с собой. Добравшись до Реймса, он поселился с Элен в гостинице и пригласил к девочке самых лучших врачей. Ему сказали, что она поправится, но ей необходим постоянный уход и длительное лечение. Врачи рекомендовали также горный воздух. Г-н Драпер сделал все, чтобы восстановить здоровье Элен.

Старая крестьянка из Стонна настояла, чтобы он взял узелок, хотя г-н Драпер считал тогда, что это ни к чему. Но женщина сказала ему, что там есть книжка с картинками, которую девочка, наверное, любит, а также несколько безделушек и дешевых украшений. Когда, гораздо позже, г-н Драпер распаковал узелок, чтобы дать Элен книжку, он с удивлением обнаружил, что украшения — не подделка, хотя и не имеют большой ценности. Среди них был крестик, украшенный мелким жемчугом, и серебряный браслет.